В гости

               

     Мы идём в гости, ура!
Меня нарядили в белое, с крупными разноцветными горохами, платье, всё в оборках. Я бегала счастливо-восторженная под ногами мамы и папы, мешая им одеваться. Папа надел серые брюки неимоверной ширины (в одну брючину, наверное, могли бы поместится две-три девочки, таких, как я) и пиджак («бостоновый костюм», так говорила мама). А белая рубашка в чёрную полоску делала папу таким красивым, как наш сосед – директор сахзавода!
     Мама сделала себе новую причёску: ото лба подняла волосы высокой волной («чуб», как сказал папа), а сзади сколола их гребнем, распустив пушистые волны по плечам. На маме  белая шёлковая комбинация, а на кровати раскинуто платье из такой тонкой материи, что сквозь неё просвечивали мои руки (надо же было мне всё потрогать, проверить!). Осторожно, через голову, мама накинула на себя это чудо и стала царевной из сказки! Я впервые видела родителей такими нарядными.
     И вот мы идём... Идём по бескрайнему полю с голубыми колокольчиками, желтоглазыми ромашками, розовыми ёжиками клевера...  Поют птички, цвиркает кто-то невидимый под ногами. Папа то несёт меня, то опускает на траву, и я бегаю вокруг родительских ног, весело смеясь.
         Неожиданно задул холодный ветер. Папа снял пиджак, завернул меня в него и взял на руки. Начался дождь, сначала мелкий, весёлый, а потом так ливанул, что папина рубашка прилипла к его плечам и груди (это я видела сквозь щёлочку, что оставили мне для дыхания). Испугавшись, я прильнула к папе и увидела, что мама уже не прикрывает голову своим ридикюлем. А её платье, такое шикарное, зелёное, в крупных белых розах, облепило всю её фигуру. Я не помню, как долго мы шли под дождём. Наверное, заснула, убаюканная в папиных сильных руках.
     Проснулась я от громких голосов и смеха. Меня вынули из пиджака, закутали в шаль и усадили на тёплый камелёк. Я сидела на кухне и разглядывала коричневые и белые клетки и кисточки на шали. Вошла мама. Подняв глаза, я увидела, что её сказочной причёски больше нет, а голова замотана полотенцем. Я расплакалась: было горько, что мама уже не "царевна", а всегдашняя мамочка, которую я обычно видела после бани. Мама взяла меня на руки и, успокаивая, понесла в горницу. Все смеялись, когда я объяснила свои слёзы…
    
           Мне было два с половиной года. Вот и всё, больше в памяти ничего не осталось от этого дня. Уже взрослой я узнала, что ходили мы тогда из Быстрого Истока  в Паутово к папиной родне в гости