Среди тысяч и тысяч раздавленных истин,
Каблуками тяжёлыми в грязь обращённых,
Между кубиков детских испачканных чёрных,
Глаз хрусталиков серых хрустящих бездонных,
Среди сотен и сотен погашенных жизней.
Ни себе и ни людям: ни пользы, ни прозы,
И не будут цвести для любви эти розы.
А любовь Тель-Авива такая, как Газы,
Но мы все убиваем в запале, в экстазе.
Для какой самой главной возвышенной цели
Мы с тобою, мой друг, в этот день постарели,
Поседели, устали вдоль лезвия стали?
Улыбаться и петь по-другому мы стали.
Мы восстали на Бога, как взрослые дети.
Не хотим мы пугаться безвременной смерти.
Над глубинами неба разверзлись вдруг дали.
Эти дети чужие родными нам стали.
Нас достали!