Рассказ. Ангольский синдром. Или золотая рыбка

Юрий Геннадьевич 2
Рассказ.

         «Ангольский «синдром». Или «золотая» рыбка».

Аннотация: Короткая, непредсказуемая, добрая история-вспышка про Анголу.


        Лето 87-го помню, как вчера.
        Были мы тогда на другой стороне Земли – в Анголе, когда-то стране рабов и рабовладельцев, а в то время уже свободной и социалистической, но голодающей. Ловили рыбу и кормили добрых, приветливых и даже восторженных своей революционной неизбежностью жителей страны, находившейся в ленивой, но при этом в смертельной рубке со своими же соседями по городам, деревням, домам и джунглям, точно такими же, как они сами, но повстанцами из УНИТА. Улов мы сдавали в разные порты – Луанду, Кабинду, Амбриш, Лобиту.
        В тот раз была Луанда.
       Не знаю почему, но ещё до того, как я в первый раз прогулялся по столице Анголы, покорившей меня своей южно-европейской красотой в экзотической интерпретации первооткрывателей типа Колумба и Бартоломеу Диаша, которую тогда нужно было ещё суметь разглядеть в полуразбитых, разграбленных особняках и гасиендах сбежавших колонистов-колонизаторов, в останках проспектов и клумб, зараставшую, наступавшей природой, восстановив в своём воображении былое величие, её название – Луанда, да и она сама, стали у меня ассоциироваться с Лаурой из «Маленьких трагедий» А.С.Пушкина. Может неславянское происхождение нашего великого русского классика повлияло на меня, может быть по тому, что они обе были обворожительны. Хотя у непушкинской, после выдворения португальских хозяев, вся красота была завуалирована неухожестью, нищетой и вынужденным терпением нового, непривычного ей уважительного отношения к себе её теперешнего ценителя и поклонника. А может быть и потому, что это был первый по-настоящему афро-африканский порт, в котором я побывал. Не знаю! До этого я был в Дакаре – крайне современном по тем временам и землям портограде; всё ж таки столица Сенегала это другое – арабо-африканский экзотизм. Но луандийский порт, разоткровенничавшись, прошептал мне: «Вот такой я – разный. Чёрный континент!»
        Ну, так вот.
        Завели концы и пришвартовались к бетонной стенке причала.
        Сразу же к нашему пароходу вереницей вразвалочку, прямо-таки морской походкой, поочерёдно подкатывают крытые грузовики, подрагивая и качая в дружеском страждущем нетерпеливом приветствии своими закабинными кибитками, привозя с собой взвихренные ими пылевые облака, постепенно растекающиеся поверх распластавшейся с утра жары. И, смешиваясь с ней, обволакивают знойным бусом и себя самих, и всё вокруг себя метров на пятьдесят-сто, перекрывая дыхало, выпрастывая на теле нескончаемые ручейки липкого неизбежного пота, вызывая, не спасающее глаза, рефлекторное защитное прищуривание с очередным пулемётным морганием. Глоток холодной воды усугубляет и обостряет реакцию организма, который, сопротивляясь водяной инъекции, отторгает её, выталкивая через кожу больше влаги, чем в него влили. От этого тело начинает воспринимать жару ещё острее. А мозг даёт издевательскую команду – «пей больше».
        Но местные опытные моряки, которых мы брали с собой на промысел – обычно трёх-четырёх матросов и моториста (для обучения работе на судах подобных нашему и навыкам промышленного рыболовства), на смеси ломанных португальского, английского и русского языков подсказали: «Агва… ноу… Чай… Ти… вери хот… Нао цукар…». И это действительно помогало. Поначалу, было непривычно. И рука с эмалированной кружкой всё время тянули весь организм к сатуратору – судовому аппарату с газированной водой. Но те, кто не хотел перманентно то мокнуть, то иссыхать, принимали такой совет и скоро приучались к горячему чаю. С тех пор дежурный чайник с заваренным эликсиром под всеми парами навершал раздаточную стойку в салоне судовой кают-компании.
        Небольшие причальные поржавевшие весы. Трюм нервно зевает, то показывая, то скрывая свои внутренние затаённые клады – ящики, до краёв заполненные сверкающей платиной и самоцветными камнями – отборной свежевыловленной рыбой, чуть прикрытой снежными полушалками, быстро сжимающимися под солнечной яростью, как шагреневая кожа, и небольшими кусками льда, стремительно дряхлеющими на свету.
        У нас на палубе наши матросы, на причале – аборигены. Два счетчика ящиков – с нашей стороны и с ангольской. Ящики, в каждом из которых рыбы килограммов по 25-30, по одному на уровень. Фиксация веса. Сдал! Сданное – в подошедший грузовик до полной загрузки оного. Принял! Подписи. И так раз 300-400 – десять тонн! – это вам не банка с килькой. Затоваренные один за другим рыбовозы отваливают, поднимая на прощанье клубы притараненной  ими ранее пыли, оставляя её остающимся, добавив к ней чёрные, непригодные для дыхания облака дизельного выхлопа, освобождая погрузочное место таким же, как сами бескультурным нечестивцам, которые и привезут с собой, и увезут в себе тоже и также, что и как все их собратья.
        На земле весь это процесс охраняли кубинские камрады, – они воевали в Анголе с теми повстанцами, – так как со всех сторон перегрузочно-пограничные весы атаковали красноглазые и неугомонные, словно зомби, голодные босоногие местные. Честно говоря, кубинцы нападавших не жаловали и в случае чего били тех и прикладами «калашей», и сапогами, не разбирая возраста, пола, частей тел и последствий.
       Я на вахте на капитанском мостике. Наблюдаю.
        И тут вижу, как одному из «пиратов» под сенью загружаемого рыбовоза удалось-таки подкрасться к мерилу и стащить из ящика небольшую рыбину. Сразу бежать с трофеем нельзя – кубинцы увидит, догонят и отвесят тумаков от души, чтобы и другим, как он неповадно было. Спрятать! Куда?! На этом бедолаге лишь туника до пупка да набедренная повязка, как у сумотори. Разница лишь в том, что у смельчака под этой ветошью только то, чем его одарили природа и родители. Делать нечего. Сунул он свою добычу под повязку и стоит, как ни в чём не бывало.
        Надо заметить, что мы ловили и сдавали рыбу ходками: семь дней на промысле в океане ловим и дальше на сутки в порт на сдачу. И опять, и снова, и т.д. Поднимали трал, сортировали улов в ящики, пересыпали льдом и снегом и в трюм.
        Я это к тому, что рыба хоть и не замороженная, а лишь охлаждённая, но около нуля градусов в ней было. И вот теперь этот «ноль» под набедренной обёрткой везунчика.
        Судно у нас небольшое и крыло капитанской рубки почти вровень с причалом, ну, может на метр с кепкой повыше. Рукой до стоящего на берегу не дотянуться, но при желании посредством черенка лопаты поздороваться можно. Так что, догадаться, какой «пожар наоборот», просто-таки криогенный процесс творится сейчас у этого африканца под повязкой, я смог по его лицу. Я чуть ли не физически прочувствовал на себе то, что теперь творится с ним. Мне прям до слёз стало жалко и себя, и его.
        Шаловливый блеск в глазах счастливца от нежданной радости от удачи, стал сходить на нет, вытесняемый и заменяемый всё ярче и ярче проявляемыми внешними физическими изменениями его мимики и всего судорожного чернокожего тела, явно покрасневшего и побелевшего изнутри, всё чаще и резче взбрыкивающего всеми конечностями и чреслами.  В течение нескольких минут всё это действо окончательно превратилось в самоговорящий танец – этакий симбиоз из наших лезгинки и казачка в интерпретации местного фольклориста, рассказывающем о вулкане, который вот-вот взорвётся и накроет ужасом извергнутого всё и всех в округе, ровно также, как Везувий накрыл Помпею со всеми её жителями две тысячи лет назад.
        – Беги, дурак, отморозишь…! – заорал я ему.
        Голова парня быстро сделала несколько оборотов, выбирая наименее опасное для побега направление. Танец «вулкана» подходил к своему апогею.
        – Бе-еги-и! – раструбом приложив ладони ко рту, крикнул я как можно громче.
        И парень рванул без оглядки, засверкав своими бело-розовыми пятками, да так, как подмигивает семафор на железнодорожном переезде своими предупреждающими огнями, только в несколько раз быстрее.
        Кубинцы-охранники не то, что растерялись, они не успели сделать буквально ничего, даже развести руками, чем дали беглецу значительную фору на старте.  Жестами я показал обделённым и обойдённым соглядатаям причину такого спринтерского забега. Кубинцы согнулись от хохота и… не стали догонять призёра – они просто не смогли распрямиться, чтобы сделать хоть что-нибудь, признав тем самым победу удачливого рыбного воришки.
        Так что к финишу тот счастливчик пришёл первым... с «золотым» трофеем.

Юрий А-Г©

#Камушкиракушки
#Юрий_А_Г©