Я именем своим клянусь, то было диво,
Когда сошёл с ума адепт священного ума,
Его закрыла в веки боли и стараданий кутерьма,
Ведь с ним соприкоснулась та любовная тюрьма,
Что святым ликам строго-настрого была запрещена.
И то-то право, молвил бог,
Священным чуждо ведь сплетение дорог,
Души и сердца бой в руках друг друга,
То было им темно и чуждо.
Да что там говорить,
Им было думать этим прежде туго!
Но ведь любовь - метает страсть, видать..
Вам и самим мечталось полетать,
Но не даруют те оковы, закопанные поземь глубоко…
Их божествам расторгнуть не легко.
И что тут об Архонтах молвить?..
Но ведь привязанность, есть сила,
То рьяно посильнее чьих-то там мотивов.
Будь то желанья человека, бога, солнца,
Желание любить сильнее обернётся.
Благословение любить, аль быть любимым,
Даровано лишь людям, не богам.
И нам бы следовало пасть к ногам,
Тех кто нам сие право счастья дал,
Но тут же со священными героями развал,
Им права жить, страдать, любить, никто не даровал.
И это есть любовь, та настоящая любовь,
Где с двух сторон к друг другу, счастье, радость, слёзы, боль…
И воля бы его была,
он воплотился бы во сущность плоти со скелетом - человек.
Но ровное теченье по сосудам крови рек,
Им не понять, не процедить сим разумом во век!
Но пропустив через себя те грозы…
Он погубил в себе адепта суть,
Не прорастут теперь на теле мощи розы,
Ему, как людям будет страшен Божий суд.
Он выбрал человеком стать, он тоже,
Он согрешил, отверг он волю божью,
И реки его света - ныне вади,
Он падалью восстал, чего же ради?..
И подойдя к владычице его мечтаний,
Затмившей боль его воспоминаний,
Он лишь молчание в ответ в себя вобрал,
Он только этого не знал,
Его любили богом.
Отверженный собою сам…
Любовь здесь потерял, оставив жизнь отныне,
Ему не обрести любовь, не получить той силы,
Которая его благословила.
Иссякнув мольбы, божество во мраке,
Застыло в вечной детской драке,
Но не с судьбой.
С самим собой.