Осенней осени кошмар, подкинь мне в топку тавтологии,
Где прячу в плед худые ноги я –– там продолжается угар.
Безумный бег бескрылых птиц –– подкинь в горнило мурмурации
Обиды, бредни и овации –– для сломанных нещадно пар
Забытых в кознях человечьих. Мы повторяем: «Время лечит»,
Но лекарь туп, жесток, убог, он увеличивает срок
И сам коэффициент страданья, мечту возьмите на прощанье
И молча наберите в шприц, тут падать ниц критически противно,
Здесь как издёвка золота над гривной даёт балет весь дум и глум,
В театре запрещённых дум играют гении, но их никто не смотрит,
Оххъ, как хотелось бы назло богемной кодле читать стихи всем тем, кого люблю.
Но я в отказе, как в отказе мир, листочки с рифмой, как немой факир
Выплёвываю в Вечности лицо и пусть то малое заподлицо мне будет нишей ––
Ведь я всё слышу, знаю, куда вернуть билет до Рая?
Чудовищными знаками на теле говорю. Я пью зарю, глотаю темень,
В задумке Бога я всего лишь кремень иль кремень. Зловеща тень.
А переливы слов в гранёном, во стакане, настолько ядовитей той воды во кране,
Что живёт на кухне. Читаю книгу Кюхли. Он хорош. В Европе правит вошь.
Ну, что ж, увидимся.