Чуть вечерело. День в закатe
Тянул незримые огни.
А на скамейке, крайней в парке,
Сидит Она с письмом одним.
И теребит в руках бумагу,
Не в силах дрожь свою унять.
Ей бы в плечо кому поплакать,
О своей боли рассказать.
И был немым свидетель-вечер,
Все строки размывал в письме.
И только эхо с легким ветром
Ей вторило слова во тьме.
К ней подошел старик-калека
И с добротой ее спросил.
- Вы плачете? Вам плохо, детка?
Сел рядом с ней. Заговорил.
Он рассказал, что был Он молод,
Красив, беспечен и умен.
Не замечал Он ветра холод,
Когда мальчишкой был влюблен.
В глазах Его очнулись слезы,
Их Он прогнал рукой своей.
Он улыбнулся. Взгляд свой бросил
В игру теней от костылей.
Потом вздохнул и вновь продолжил.
Ей рассказал, как Он любил.
Потом война и как Он все же
Пытался выжить, что есть сил.
Он знал, что ждут Его и любят,
Как верят в то, что Он силен.
Что враг падет, врага прогонят,
А Он вернется к ней живой.
Потом был бой и ночь прозрачна
И в ней запомнил Он лишь стон.
В глазах огонь. Вокруг все мрачно.
Себе твердил, что это сон.
Как приговор: - Не плачь, солдатик.
- Пустяк. Ноги нет и руки?
- Зато живой лежишь в палате.
- Возьмешь на складе костыли.
Два мира в Нём. Мир до и после.
Два взгляда на лице одном.
В одном любовь и счастья слезы.
В другом калека с костылем.
Он рассказал, что жизнь пропала,
От слов, оброненных врачом.
Огня в Его глазах не стало
И Он лишь думал об одном.
Как написать Той, что упрямо
Его ждала и день, и ночь.
Та, что молитвы отсылала,
Гнала Его от смерти прочь.
«Зачем Он ей такой калека?»
Твердил все голос изнутри.
«Обуза и ярмо на веки» -
Как эхо вторили бинты.
Взял карандаш и лист бумаги
Не в силах слезы отогнать.
Два дня искал в себе отваги
Чтобы письмо свое начать.
Он написал Ей, что был ранен
В одном бою, но так, слегка.
Что в лазарете встретил Таню.
Влюбился Он в военврача.
Сыграли свадьбу Они с Таней.
Теперь Он муж, Она жена.
Сейчас одно Его желанье
С женою рядом быть всегда.
А Ей, что с верой, так упрямо
Его ждала и день, и ночь,
Желает счастья и стать мамой,
И снова обрести любовь.
Слова, написанные болью
Скрепил слезою Он в конце.
Он проиграл войну с собою
Не проиграл Он битв в войне.
Ушло письмо и лишь надежда,
Все тлела у Него в груди,
Что не дойдет письмо как прежде,
А затеряется в пути.
Шли дни и месяцы молчанья,
Смирился с участью своей.
Лишь в сердце боль – напоминанье,
Да тень скрипучих костылей.
Промозглым утром сон нещадно
Опять напомнил о себе:
Ее глаза и руки рядом,
Ее дыханье на щеке.
Слова: - «Нашла, тебя, любимый!»
Весь сон прогнали в пустоту.
А на губах одно лишь имя,
Что превратил в письме в мечту.
Дошло письмо до адресата,
Да только точка от слезы,
Все рассказала о солдате
И о Его большой любви.
Вздохнул старик и усмехнулся.
Он посмотрел куда-то вдаль.
Ее плеча рукой коснулся
Прогнав из глаз Её печаль.
Подняв свой взор и не стесняясь,
И положив письмо Она,
Вдруг зарыдала, задыхаясь,
Не в силах выдавить слова.
Но только нет в слезах той боли,
Что ей несли в письме слова.
Ведь вместо точки, против воли,
Стояла горькая слеза.
Все поняла и побежала,
Но посмотрев на старика,
Его Она не увидала -
Скамья с письмом была пуста.
Лишь только свет от звезд унылых,
Стал ярче света фонаря.
А на скамье протяжной тенью
Два костыля как два крыла.