Пролог.
Довольствовались люди малым
на протяжении веков:
еды и выпивки хватало,
одежды и жилья навалом,
баланс умов и дураков.
Всеобщим равенством согреты
живут счастливые, но вдруг
раскол случился на планете,
явилась жадность в лунном свете,
в обличье волосатых рук.
Кто пошустрей – полез в Большие,
чтобы над Малыми парить:
плебеев проверять на вшивость,
давить прохожих на машинах,
летать на уикенд в Париж.
И… понеслось! Олигархи’я,
придумав войны и covid,
жирует в собственной стихии
и, сколько не пишу стихи я,
лишь о своей рубашке бдит.
А маленькие, то бишь люди,
с оглядкою на тощий МРОТ,
гастрит приобретут в фастфуде,
да размечтаются о чуде –
вдруг в лотерею повезёт.
Две непохожих параллели,
без перекрёстков долгий путь –
монаший пост в убогой келье
и пир, где отдыхает нелюдь…
о равенстве, мой друг, забудь.
Большие без меня закажут
во славу избранных, банкет.
Я искренне, без всякой лажи,
пою о том, кто очень важен,
и чей мне нравится портрет.
Часть I. Ботаник.
С тех самых со времён, со школьных,
“ботаник” или просто слаб,
он обходил путём окольным
тех, кто дерётся “шибко больно”
и посещает boxing club.
В компании скучал, до жути,
вполне типичный интроверт;
не выносил скабрёзных шуток,
был помыслами чист, по сути,
вину предпочитал десерт.
Не грезилось и не мечталось
“возглавить, покорить, постичь”.
Себе планировалась малость
посредством книжки снять усталость,
на койке возлежа, как бич.
Привязанный верёвкой к дому
/типичный маменькин сынок/.
Моральным кодексом ведомый,
борец с Гоморрой и Содомом,
не злобный пёс, а так, щенок.
Он рос, но собственно мужчина
с трудом угадывался в нём:
считал карьеру не по чину,
не напрягался без причины,
был просто “образ за окном”.
И с женщинами /вот досада!/
не мог построить диалог;
не понимал, что всем им надо
тепла и любящего взгляда…
он дать им этого не мог.
***
Что нам с такого кадра – скука,
не записать его в друзья,
но брать убогих на поруки
не бог весть трудная наука…
таких и защищаю я.
Рабов давить – верхам за благо,
но прежде вынуть душу вон!
В его просительной бумаге
поставят росчерк: “Дать сутяге…
немного средств, для похорон”.
И так – везде, где человечек
рискнет головку приподнять:
врачебный график “чёт” и “нечет”
его лекарствами калечит
и гонит в хоспис, на кровать.
А голоса: “Слюнтяям место
не в наших доблестных рядах –
в них нет цинизма, желчи, мести,
гордыни, карьеризма, лести
и прочего… возьми их прах!”
Известно, чем мостят дорогу
из лучших побуждений… в ад
им прочат путь скорейший с богом,
но задержаться хоть немного
любой был откровенно рад.
Не всем командовать полками,
спать в Думе, бегать за “Реал…”
я никогда не брошу камень
в того, кто вкалывал веками,
но преференций не собрал.
Мал золотник, но из монеток
растёт валютная гора.
Отдельно как-то неприметен,
но берегут его, при этом –
песчинку барского добра.
Часть II. Мужик.
Чуть что “получишь мигом в бубен!”
Его промасленный кулак
считает аккуратно зубы,
а то и дать поможет “дуба”,
коль с аргументами никак.
Есть сила, а ума палата
в других, плешивых черепах.
Союз троих после зарплаты,
речь сдобрена ядреным матом,
уверенность в его словах.
Рабочий класс – краса и сила
страны, которой больше нет…
теперь трудягу опустили,
хотя и рвёт, как прежде, жилы,
но славы той потушен свет.
Профком не в том авторитете,
распущен навсегда партком,
а работяги, словно дети,
пьют под грибком, и воет ветер
о безобразии таком.
Домашний произвол в загоне –
юрист стал женам лучший друг;
чревато воевать с законом,
а то в столыпинском вагоне
поедешь за Полярный круг.
Из гегемона выпнут срочно
в сонм очень маленьких людей,
и как не пыжься сверхурочно,
кидай рацухи денно-нощно –
без ваших проживут идей.
***
Труд с мастерских, цехов и штолен
вдруг эмигрировал в смартфон:
сегодня блогер в интер-поле
с видосов получает долю
и тратит бабки на Афон.
Не модно шлифовать детали,
крутить баранку день-деньской;
что на-гора’ когда-то дали,
успешно правнуки про@рали...
им-то горбатиться, на кой?
Модель худая смотрит с глянца,
на пляжи Франции маня…
куда ж рабочему-за@ранцу
под южные протуберанцы,
им друга дружку не понять.
И тут не вырасти в большого,
не стать пупом родной Земли.
Уйдёт таким, каким пришёл он
из общества, весьма чужого…
его ты попусту не зли.
Часть III. Интеллигент.
Не дрался, не ругался матом,
отзащищался, м.н.с.,
всю заработанную плату
сдавал жене, чтил мамку с батей,
и целовал в приходе крест.
Знал чётко: в рамках неких правил
прожить на свете суждено;
царившие гнилые нравы
принять натуру не заставил,
ему другого не дано.
Чтил заповеди, до единой,
не шествовал по головам;
боль ближнего не мог отринуть
и не искал в себе причины
не верить искренним словам.
С таким набором редких качеств
путь не наверх, а только вглубь,
где за добро всегда отдача,
где в радость на страну ишачить
за деревянный русский рубь.
Что примечательно: без власти,
материальных благ, деньжищ,
не чувствовал себя балластом,
распахивал всю душу настежь,
а не сидел, как важный прыщ.
И всё же, мал… но в чьих масштабах?
Когда широкое “табло”
пытается унизить слабых,
паразитирует на бабах
и тащит в закрома “бабло” –
сей кадр ничтожен, мелок, жалок,
не теми и не тем богат,
но мнит себя царём безнала,
а чтоб всегда всего хватало,
обманом промышляет, гад.
На перекрёстке давит джипом
“интеллигента в “Жигулях”;
прикинется крутейшим VIP-ом,
пускает в кабинет со скрипом,
а сам в помаде и соплях.
***
Всех задавить! Железный принцип
распространяется на тех,
кто накачать решился бицепс,
вторгаясь во владенья принца,
где жалость вызывает смех.
Есть сила, значит ум не нужен.
Катать, коль мыть желанья нет,
и потому, их мозг так сужен,
что от напора вряд ли сдюжит
держащий свой нейтралитет.
И так везде – в быту, на службе,
на Старой площади, в ряду
Охотном, где не водят дружбу,
но тщательно справляют нужды
на нашу общую беду.
По ветру распылив потоки
отравленной враньём, мочи,
продолжат песни в караоке
о мире, грязном и жестоком,
но ты внизу о том молчи.
Есть человек – воспитан, честен,
болеющий за край родной,
но от интриг верховных бестий
сидит цыплёнком на насесте
в обнимку со своей бедой.
Как подрастёт – с лапшою сварят,
посетовав на худобу…
большие люди, словно баре,
недалеко ушли от тварей,
на счастье наложив табу.
Глава IV. Верующий.
Иным не требуются розги –
в священных книгах есть наказ,
как пудрить тёмным людям мо’зги,
как управлять легко и жёстко,
не больно спрашивая вас.
Расшиты золотом одежды,
к причалу яхту, к храму “Мерс”,
а прихожане все в надеждах,
что батюшка откроет вежды
и потеряет интерес
к мирским благам… послушна паства,
смиренно молится и ждёт,
что незаконное богатство –
недвижимость, машины, яства
получит трудовой народ.
Но спины согнуты в поклоне,
грехи отпущены верхам,
а негодяи в церкви лоне
гуляют, аки в арт-салоне…
здесь заправляет нынче хам.
Блажен, кто верует! Когда-то,
в других, заоблачных веках,
не будет нищенок в заплатах,
чиновников лишат зарплаты,
а казнокрадам – полный крах!
И кто играл, и кто не очень,
предстанут равенством сторон:
босс побратается с рабочим,
бомжиха дом прикупит в Сочи
и заживёт под сенью крон.
Пока же, запрягут в упряжку,
закусишь крепко удила
и, как бы ни казалось тяжко,
помчишь галопом по овражкам
в чём мать, беднягу, родила.
Эпилог.
Держать простых людей за быдло,
глотать, как щука пескарей,
а то давить их на повидло,
чтобы не слышно и не видно
их криков: “Помоги скорей!” –
таков неписанный-негласный
в гражданском обществе, закон:
освобождаясь от балласта,
всем недовольным “клеят ласты”,
пуская тушки на бекон.
Но, если челюсть держит хуки,
живот не рвётся от дерьма,
плетьми не отвисают руки,
язык членораздельно: “Суки!”
и не страшит тебя тюрьма –
тогда выходишь в клетку к тиграм
/на ринг, татами, в октагон/,
чтоб головы лернейской гидры
рубить, как будто в эти игры
с младенчества ты был влюблён.
09 ноября 2023 года,
Санкт – Петербург