С укладкой перьев бриолином,
известный щёголь и пижон
Павлин Павлинович Павлинов
был громкой славой окружён.
Считал себя аристократом,
вращаться в мире звёзд привык.
И даже сквернословил матом
совсем не как простой кулик.
На плечи пёстрый плащ накинув,
расправив веером свой хвост,
Павлин Павлинович Павлинов
переходил горбатый мост.
Навстречу в сером армячишке,
крестьянских видимо кровей,
в котомке волоча харчишки,
брёл мелким шагом Соловей.
- Приветствую, Павлин Павлиныч!
Кумир угодливых зеркал
в ответ ему и взгляд не кинул,
как будто и не услыхал.
- Что ж клюв ты свой воротишь, птица?
А может на ухо ты туг?
- Не гоже мне с тобой дружиться.
Вести беседы недосуг.
Иду к Фазанихе княгине.
Споём романс дуэтом с ней.
- Не слышал я вокал павлиний.
Неужто моего сильней?
Подумаешь, пиджак атласный.
А на спор спеть со мной слабо?
Решайся – сразу станет ясно:
наряд важней иль мастерство.
И полились окрест рулады.
Но что за скрежет вторит им?
- Такого пенья нам не надо!
Павлина слушать не хотим! -
кричали праздные зеваки,
что кучей собрались вокруг.
- Приятней даже лай собаки
и мелодичней плач белуг.
- Народ, Павлиныч, шельму метит, -
пропел с улыбкой Соловей.
Всё было честно в тет-а-тете.
Ты говоришь, что я плебей,
но голос мой не фонограмма,
а твой надсадный скрип затух.
Ты ж, братец, на поверку самый
обычный крашеный петух.
Павлин, княгиню пожалей-ка.
Романс ваш будет – вой сирен.
А я отправлюсь к Канарейке.
Исполним оперу «Кармен».