Заветное слово
1
Ура! У папы выходной! Он достаёт две свои удочки и одну, поменьше, берёт для меня.
– Дочь, идём рыбки к ужину наловим.
Я с восторгом и гордостью, держась за большую крепкую папину руку, шагаю по пыльной дороге босиком. Выходим на берег реки недалеко от села. Река шевелится, как живая – широкая, серая с зелёными островами по всему руслу.
– Эх! – восклицает папа. – Красота!
Я захожу в воду и разглядываю маленьких рыбёшек – мальков. У берега вода всегда теплее; папа говорил, что в тёплой воде рыбки растут быстрее. Много интересного рассказывал мне папа о реке.
– Смотри, дочь, вон на том острове растёт смородина, а на другом – малина. Напротив завода – остров, там всё заросло ежевикой. А в бору, куда надо плыть на моторной лодке, растут брусника, черника и грибы грузди.
Вот так и влюбилась я в свою реку, полюбила рыбачить и совсем не потому, что ловились на мою удочку пескарики и ерши, а оттого, что я была рядом с папой. С ним мне всегда было интересно. Бывало, поймаем рыбку, а она маленькая. Папа снимает её с крючка и бросает назад в воду: «Плыви, подрастай, на следующий год увидимся». А меня душат гордость и восторг: ведь это мой папа такой добрый!
Я росла, и наша рыбалка становилась серьёзней. Уже не на бережку, где дома были рядом, а подальше, за селом, я сама закидывала крючок, подсекала чебачков, окушков и ёршиков. Годам к восьми-девяти могла одна или с подружками (их у меня было три) побежать на речку и половить рыбу.
Однажды со мной произошёл удивительный случай. Мне так захотелось на обед ухи, а не постоянного кулеша, что я решила сходить на рыбалку одна. С вечера накопала червяков, сложила их в консервную банку, присыпала землёй и завязала в тряпочку. Рано утром, когда соседки выгоняли коров на пастбище, а пастух громко щёлкал кнутом, я тихонько встала, оделась, взяла папины удочки и, захватив кусок хлеба, улизнула на рыбалку.
На берегу реки, рядом с дебаркадером, с которого мы с девчонками часто кидали хлебушек рыбкам, сидел на корточках дедок с удочкой. Поздоровавшись с ним, я взбежала по трапу, пристроила свои удочки, кинула несколько хлебных корочек в воду и спряталась в тени, чтобы рыбки, приплыв, меня не увидели. Начался хороший клёв. Смелые рыбки толкались у самого причала, выхватывая друг у друга крошки. Поплавок то и дело нырял в воду, и вскоре на моём кукане уже набралось достаточно рыбы. Вдруг я увидела, что рыбки бросились в разные стороны. Чебачок, которого я хотела выхватить из воды, заметался на крючке, пытаясь уйти в глубину, и тут его схватила огромная щука! Я заорала изо всех сил: «Брысь! Брысь! Пошла!!!». Дедушка на берегу засмеялся: «Что, кошка рыбу ворует?». А я, плача, потому что не могу удержать папину удочку, закричала: «Щука! Это щука!»
Дед бросил на берег свою снасть и бегом ко мне. Перехватив из моих рук удочку, он стал бороться со щукой, приговаривая: «Ну, иди сюда, иди, красавица! Ишь, какая большая, сильная выросла! Ну-ну, не буянь, не буянь!» И то ли он её уговорил, то ли рыба устала, только она перестала биться, и дедуня, наконец, смог вытащить на берег этого «крокодила».
К щуке было страшно подойти: она била огромным хвостом по песку, извивалась и прыгала, разевая хищную пасть, показывая острые, загнутые внутрь, зубы. Такой большой – ростом с меня – рыбы я ещё никогда не видела! Её зеленоватая шкура была в мелких светлых пятнах, брюхо – грязно-белое, а выпученные глаза горели злобой.
Я посмотрела на это чудовище и говорю: «Забирайте её себе, мне не донести, тяжёлая очень». Дедок молча скрутил наши удочки, стукнул камнем щуку по голове и зацепил её под жабры на большой прут. Остальной улов мы собрали на куканы.
– Ты чья же будешь, рыбачка?
Я рассказала, где живу и чья дочь, как меня зовут, а он назвался дедом Иваном. Дед проводил меня домой, по-хозяйски у крана во дворе разделал щуку и, собираясь уходить, сказал: «Вот тебе и уха, и жареная рыбка». Тут подал голос заводской гудок – на обед. Дед Иван пошёл было к калитке, но я забежала перед ним, раскинув руки:
– А рыба же – пополам!
Он усмехнулся:
– Ишь ты какая…
Хлопнула калитка: мама с папой пришли на обед. Поздоровались, и дедушка (оказалось, что он хорошо знал родителей) рассказал, как мы рыбачили.
– Молодчина ваша Нинка! – сказал он под конец, положив руку мне на плечо. – Какого зверя ущучила!
Я почему-то застеснялась, вывернулась из-под дедовой руки и шмыгнула на веранду.
Потом папа на работе хвастал, как я щуку поймала, но никто ему не верил. Хвастать-то он хвастал, а удить рыбу без него запретил. Мне было очень обидно, но мама объяснила:
– Глупенькая! Такая здоровенная щука могла утащить в воду и тебя вместе с папиной удочкой!
2
Я часто просила папу взять меня с собой на рыбалку зимой, он отказывался. Но как-то вечером под Новый год, взяв какие-то верёвочки с крючками, позвал:
– Идём, рыбачка, со мной, перемёт поставим! Может, к празднику налимчика поймаем.
Я быстренько оделась: валенки, шубейка, шапка – всё под рукой, и бегом за папой. Он встал на лыжи, меня усадил на саночки, и мы покатили к реке.
Пришли к высокому обрывистому берегу. Папа походил по льду, выбрал место, очистил его немного от снега, стал бить пешнёй лунку. Долго долбил, лунка получилась большая. Он лопатой выгреб из неё лёд, насадил на крючки двух ершей, привязал свою снасть к длинной крепкой палке и резко воткнул её в дно реки. Прикрыл прорубь фанеркой – я в саночках на ней сидела. Сверху нагрёб снегу: «Чтобы лунка не замёрзла», и мы поехали домой. Я была очень разочарована. Какая же это рыбалка? Дома папа всё объяснил: «Рыба, может, и поймается за ночь. А мы с тобой утречком пойдём и снасть вытянем».
Ночью мне плохо спалось, снилось, что прорубь замёрзла, и мы не можем её найти. Утром папа позвал:
– Дочь, спишь, нет? Идём рыбку тянуть.
Добрались мы до проруби быстро. Лопатой откинув снег, папа пешнёй поддел фанерку, достал палку и потянул верёвку.
– Ой, доча, рыба есть и большая, – засуетился он.
Из проруби показалась огромная голова. «Налим, большой! Ура!» Вытащив рыбу на снег, папа кинул её рядом с санками. Рыба потрепыхалась, но скоро затихла. «Замёрзла. Ничего, дома оттает». Привязав эту громадину к санкам, мы поволокли добычу домой. Я разглядывала налима и спрашивала:
– Пап, а почему он такой большой, больше санок?
– Ему уже много лет, вот и вырос! И ты скоро вырастешь и уедешь от нас. С кем я рыбу ловить буду? – смеялся он.
Дома папа положил рыбину в огромное корыто, в которое мама плеснула воды. Как он и говорил, налим оттаял, а, ожив, стал прыгать, брызгая на нас водой. Мама, я и сестра, все промокшие, визжали и смеялись. Папа отправил нас на кухню – ждать.
На праздник вся родня ела налима, нахваливая и рыбу, и меня:
– Везучая у тебя Нинка! Как на рыбалку ни пойдёт, всё с уловом! Да и рыбища-то какая огромная! Не иначе, слово заветное знает!