Случайно или по выбору Всевышнего я появилась на свет?
Почти два года пыталась заговорить и научилась. О, ещё как научилась! В шесть – читать, дальше - больше пересказывать прочитанное. Благо, что полки книжных магазинов ломились и ломятся не только от пошлых романчиков , но и от хороших изданий.
Может быть в том и было моё предназначение – передавать устно прочитанное , понятое мной. На свою голову я обучилась письму, вернее, поголовное среднее образование в стране дало такую возможность. И я возомнила – пора записать из того, что уйдёт безвозвратно вместе со мной. Обычное хобби пенсионера - страх перед беспамятностью. Ухватиться за прошлое , пока оно ещё теплится. Настоящее - всего миг, будущее – известно.
Почему бы не сохранить то, что накоплено? Рубль обронишь, а лучше найдёшь, нагнёшься и подберёшь , а тут целая жизнь! Жалко! Самое время из рассказчика превратиться , если не в писателя, то в записывающего. Нас называют графоманами. Не обижаюсь, слово хорошее – человек, любящий писать. Помнится, Л. Толстой сказал ( не мне конечно, не такая уж я древняя) , мол, писать надо тогда, когда до икоты хочется. Так вот у графомана в солнечном сплетении аж свербит , так хочется. Это в СССР и писателей, и даже некоторых графоманов содержало государство. А теперь сам себе господин, вольному – воля, если пенсия позволит, почему бы не издать?
Мне повезло, у меня есть спонсор. Мой единственный, неизменный поклонник, почитатель и читатель – это мой муж. А ещё есть надежда , что «Рукописи не горят!» , дошло же до нас кое-что из античности. А вдруг…, где-то лет через сто всплывёт.
Однако, великая сила - сомнения, а может быть скромность. С детских лет нам внушали: не выпячиваться, чем ты можешь удивить мир? Написано так много великого, вечного - в этом бы разобраться . Душевное смятение, неуверенность в себе дано от рождения или комплекс приобретённый, или же подспудное осознание бесталанности? Согласна, сапожник должен тачать сапоги … , а писателем надо родиться, не по мне это прокрустово ложе…
Да, непростительно долго я шла от переваривания в голове к изложению на бумаге, но решилась.
Моя профессия предполагала изучение новой техники связи. Схемы, электронное оборудование научили языку символов. Много лет я обходилась без витиеватых сложно - распространённых предложений. Профессия мужа – переезды на новое место службы, и как следствие, смена городов. Жить мне выпало во времена технического прогресса, время профессионалов. Изучать приходилось много, и это мне нравилось. Я изучала, набирала практический опыт, передавала свои знания, это доставляло мне и удовольствие и средства для существования. Моему поколению надеяться на наследство не приходилось. Как там у А.С. Пушкина: «Наследник всех своих родных…».
Раньше офицерам не оплачивали проезд самолётом. Переезжали с одного места службы на другое или ездили в отпуск чаще в поездах.
С Востока – на Запад , С Юга - на Север. Неделя в пути с детьми , с запасом еды, книг, с вязанием , с историями случайных попутчиков, которые много интересней иных романов. И я научилась слушать.
Говорят, Сократ запросил у нового ученика двойную цену за обучение риторики, когда ученик возмутился, Сократ ответил: «Тебя придётся сначала научить слушать, а потом говорить».
Уверилась, жизнь любого человека достойна стать рассказом , повестью или даже романом. Да,я научилась слушать. Слушать помогало вязание - в дорогу я всегда брала вязание и книгу, на случай молчаливого соседа. Правда , чужой опыт, как известно, ничему не учит , но даёт повод для размышления. Когда я осознала, что во мне историй собралось больше , чем жителей в коммунальной квартире, становиться писателем было уже поздно. Увы , дневников я не вела. Жаль пренебрегла опытом Льва Николаевича, Антона Павловича, Викентия Викентьевича и многих предусмотрительных писателей. Эх, знать бы всё наперёд!
90- е годы , я давно пенсионерка по возрасту, но ещё работаю. Так вышло , что во времена «прихватизации» предприятий и повального сокращения я не попала в чёрный список , не сократили.
2010 год мне уже 67 лет, пора стать пенсионером фактически и наконец расстаться с Северами. Рождённые на юге, лелеют мечту - вернуться в тёплые края , к морю. Увы, к этому времени наше родное Каспийское море оказалось за кордоном, за пограничными полосатыми столбами. Но, это уже другая история, история малых войн. Увы, бывает ли малое горе???
И всё же, мы с мужем обрели постоянное место жительство , как говорится, на югах.
Уютный городок на берегу Азовского моря. Не всем так везёт, если учесть более чем скромную пенсию – вознаграждение за 45 летний стаж на Северах.
Итак, уйма времени. и привычка всегда быть в работе.
Могла бы стать репетитором, но я не педагог, не художник, не музыкант, всего –то инженер связи. Дети, внуки застряли на Севере. .
Легко сказать, но одно дело «поговорить», и совсем иное записать.
«Сказанное, улетит как воробей, а написанное пером, не вырубишь топором». –мудро, как и почти всё, придуманное народом.
Итак, моё предисловие затянулось, но как открыть дверь, если ты не дошёл до порога? Я пытаюсь реабилитировать себя перед будущими читателями . Эко , куда вспорхнула мечта. Пусть не читателей, но один у меня уже есть – это мой муж. Есть и заказчик – моя внучка София, заявившая мне , что хочет знать свою родословную.
Увы, увы, мы в своё время мало интересовались «12 -ью коленами предков». Дворяне , купцы старались не упоминать о родословном древе, памятуя о 37- ых. А у нас, тех, кто из рабочих да крестьян древа этого и не было вовсе , а что было, спросить не у кого. Три поколения мужчин погибли в войнах. Женщины – безграмотные крестьянки, позже рабочие, несли всю тяжесть бытия на своих горбах. Буря времён снесла с корнями их «родословные древа».
Но , слава богу, мама прожила до восьмидесяти шести лет . И я решила отдать ей дань благодарности, свербели в душе - недосказанность, неистраченная нежность. Первый записанный рассказ был посвящён маме. Нет, не только первый, почти все рассказы – ей. Потом пошли стихи, показалось стихи писать легче, Коротко и ясно – простые стихи без выкрученных метафор и изысканных рифм. Но оказалось, что и поэтом, как и писателем стать нельзя. Надо им родиться. но труд сделал как известно человека и я зато овладела ремеслом рифмовки.Количество перешло в качество.
Благо у меня есть помощник- компьютер. Он , как и мой читатель муж, стерпит всё. Итак, это вместо предисловия. В школе нас учили, писать по плану. Хотя будь я министром образования, приказала бы писать сочинения как кто и что может, и хочет.
Всё исходит из детства
И вот я принялась писательствовать, написала множество рассказов, вернее не знаю что по жанру и забросила. Написала около 2000 стихов – вернее записала состояние души, размышления - думы…
Вчера напечатала крупным шрифтом: "Завтра возьмусь за прозу!!!"
Три восклицательных знака должны были укрепить намерение, не откладывать задуманное на следующее «завтра». Лист прикрепила скрепкой к картону и поставила у компьютера ( в дальнейшем - комп. И мы не лыком сшиты!)
Утром проснулась, как обычно рано, мельком взглянула в окно, если в доме напротив ещё нет света, значит нет пяти. Темно, злюсь, не хватало ещё вставать раньше петухов. И что не спится???
Уже много лет встать в пять, сварить кофе , бросить дольку лимона, туда же чуть корицы, можно растворимый порошок шиповника и… да чуть- чуть имбиря ( из-за пандемии), походить босой на цыпочках, потом на пятках - размять ноги - обычная утренняя процедура. Тяну минуты – в голове зудит мысль - займись же, наконец, прозой.
Сажусь к столу и…. сочиняется стишок. Вспоминаю который раз И. Бунина. За прозу – он удостоен был Нобелевской премии. Но когда , желая похвалить, ему говорили ,что его проза лучше стихов – значило нанести кровную обиду. Он любил свои стихи. Кстати, я тоже. Их я издала за счёт своей пенсии в подарок мужу.
Всё, ни слова о пенсионерах и о пенсионном законодательстве. Сегодня у меня есть намерение заняться художественной прозой, а никак не публицистикой.
Итак , выбор темы. И снова по привычке обращаюсь за помощью к лассикам. Самое выигрышное – начать с детства. Проснулся же Л.Н. Толстой знаменитым после выхода в свет трилогии. Промолчу, что раньше были «Севастопольские рассказы». Перечитала « Детство…». Ничего особенного, нормальное детство, ни голода, ни холода. Жаль без отца - матери рос, но зато тётка любила без памяти. Весёлая юность… ,но потом была война, не книжная, настоящая. К сожалению, каждому веку в подарок – война , а то и две. Скажите , какое поколение в мире избегло войн, войн – больших и малых? История не учит или человечество не обучаемо? А меня убеждают, что мозг страстно любит учиться.
Чему ?
Дорогой читатель, меня надо постоянно одёргивать, возвращать к теме, ибо уведу вглубь веков, а там мрак битв, увы!!!
А моя мама, пережила войну , дожила до в 86-ти лет, последние годы жила со мной. Отца не помню вообще. А у кого отец вернулся с фронта? По пальцам пересчитать. Не думаю , что Фрейд это обстоятельство назвал бы причиной особых комплексов у моего поколения. Обычное дело, все - на равных…
В нашем 30 - ти квартирном дворе вернулся с фронта отец Кольки Салмина, да и то хромой.
Выросла без отца и мать моя, и её мать, моя бабушка. Она молоденькой осталась без мужа - погиб на гражданской, воевал, кстати, за большевиков, горжусь! Кажется, и прадед погиб в японскую. Не слишком ли много войн? Увы, на наш век хватило. Так что, безотцовщина - нормально... Ужас, ужас - кощунствую …
Итак, села я у компьютера и думаю , вот великие написали тома, тома, тома…и всё это гусиным пером , да хоть и авторучкой – с ума сойти!
А у меня – к услугам комп., бей по клавишам , не то настукала , «кликнул» и стёрла, начинай сначала. Эх, хорошо бы иметь стенографистку, как у Достоевского, а лучше секретаря молоденького, кофе бы подавал в постель... Люблю Достоевского. Писал, спешил, повторялся. Ну, и что? Зато речь живая, как рассказывает!!! Его понять можно, пока великие писали, он восемь лет в острогах да в солдатах потерял. Потерял ли ??? Вот я ничего не потеряла, моя профессия дала мне самодостаточность, независимость, да и какой - никакой, достаток. Если б сбербанк не обобрал в 90-е, жила б себе на проценты и в ус не дула. Говорят, вернут, но мне не 17 лет , как в песне про Волгу…
Да, ходила узнавать про компенсацию в сбербанк, сказали , что вам уже всё вернул Горбачёв. Помню, было дело, накопили на машины, а на эту компенсацию купили пять килограммов колбасы.
Забудь уже о потерях, тут страну всю похоронили, а ты о своих рублях.
Теперь время скорое, писать надо быстро, кратко и главное, смешно или хотя бы с сарказмом. А ещё лучше про интим, а ещё лучше как доярка удачно вышла замуж за благородного миллиардера, честно заработавшего свои миллиарды с нуля.
Не потому ли так много развелось пишущих , а тут ещё я:
« Здравствуйте. Я ваша бабушка!» Почти как у Э. Лимонова «Здравствуйте, я Эдичка! Да, кстати, он приврал или запамятовал, что в горячем цеху подростком надел «рабочую кепочку». Ни при каких условиях до полного совершеннолетия на опасные работы в СССР подростки не допускались. Закон строго соблюдался. Свидетельствую.
Да , с прозой намучаешься, это тебе не стишок в три строфы. Сижу над прозой, а в голову лезет всякая чепуха, рождается четверостишье, разбухает в стихи, назойливо требует излиться в комп, грозится, что сбежит из памяти. По опыту знаю, будет потерянная строка свербеть и свербеть…пока не поймаешь за хвост и не запрёшь в Стихи. ру как в клеть.
Чёрт с ними , записываю, не бросаться же тем , что пришло неизвестно откуда и непонятно кем в дар.
Но… я же о детстве воспоминание вроде собиралась записать. Да, Л. Толстой для меня слишком велик - глыба , обойти его трудно, но и без него никак . Отвлеклась, перечитала его «Детство… Есть ещё А. Горький, у него детство было не сладкое. Дед его отправил «в люди». Вот изверг, так , мол, и так, ты Ляксей не медаль , чтоб у меня на шее висеть, иди-ка в люди. И он пошёл… так и ходил пока не стал знаменитым. А мне поздно набираться опыта.Эх, как коротка жизнь!
Мышление моё - ассоциативное, в связи с А. Горьким, вспомнилось , что и я какое-то время жила «в людях», а проще, часто гостила у тётки… Время было тяжёлое, послевоенное.
Не путайте Великую Отечественную с последующими братоубийственными гражданскими. и другими.
Жаль история то и дело наступает на острые грабли. Вроде бы у ней память должна быть железной. Почему же она с маниакальностью убийцы вновь и вновь возвращается на круги своя. На это я не смогла найти ответ, не дошла, не то что своим умом, но и в мудрых книгах никто не ответил. До сих пор читаю, ищу…
Итак, шёл мне седьмой год, значит был во дворе 1949. Бабушка, как говорила мама, возьми да помри, ужас, до 55-ти не дотянула.
Ослабела за военные годы. Она служила, как говорили раньше, уважая свой труд, в рабочей столовой посудомойкой, как ни как, а материальная помощь
семье. Неужели даже в столовой не нашлась еда? Размечталась , представляю как полуголодные нефтяники «вылизывали» тарелки, хоть не мой после них.
«Не выдержало сердце, лопнуло, - повторяла нам мама, - это тебе не шутка, две похоронки получили»
В это тяжёлое время для мамы ( не для меня), я подолгу жила у тёти. Видимо поэтому бабушку совсем не запомнила, только по словам старшей сестры знала, что бабушка меня нянчила , к детям была очень добра, даже свой кусок пайкового хлеба отдавала брату. Но об этом уже есть мой рассказ в моём самиздате « Возвращение к истокам».
И осталась мама – вдова беспомощная с четырьмя детьми на руках без образования, без специальности, без знания русского языка. До войны не работала. Тогда - то и закралась тётке , троюродной сестре моего погибшего отца, мысль : удочерить меня. У неё не могло быть своих детей. Стала она забирать меня в гости , а мне нашёптывала , что я ей как бы дочка, уже приучала к фамилии и даже приводила к школе, мол, вот где будешь учиться, соблазняла настоящим портфелем, книгами. ( у моей старшей, сестры портфель – сшитая из клеёнки мешочек) Соблазн великий!!!
И стала я к тёте постепенно привыкать. Жила она с мужем и с родителями , не в пример нам, сытно, в доме достаток, размеренная тишина.
Все в одной квартире: молодая тетя с мужем и старшие - тётины мать и отец.
Старших я называла бабушка и дедушка, молодых - тётя и дядя , конечно на татарском. В семье были домостроевские( как мне казалось) правила – обычаи.
Дедушка и дядя работали на огромном заводе « Бакинский рабочий» в кузнечном цехе. Тётя во время войны работала – на швейной фабрике, бабушка не работала. А позже и тётя уволилась.
В их доме был заведён строгий порядок. Рано утром мужчины уходили на работу, обедать приходили домой, отобедав, снова на завод - и до позднего вечера.
Тётя не садились к столу. Обслуживала. Тарелки с парящим супом подавала сначала отцу, потом мужу, дальше бабушке и в самом конце - мне . Я молча возмущалась. Дома мама сначала кормила меня, как младшую, кушала я медленно, без аппетита. Мама беспокоилась, что старшие всё съедят из общей огромной чашки ( или сковороды), пока я буду кочевряжиться. От первого я отказывалась, то лук плавает, то томата много , то цвет не тот , и мама отдельно от всех подкармливала меня омлетом, сладкой молочной кашей. Ещё я любила накрошить хлеб в чашку с простоквашей и ходить по квартире, смаковать и дразнить старших. ( У нас уже были с десяток кур и коза.)
В гостях, моё смутное недовольство, сменилось покорностью. Порядок стал привычным. В чужом доме шесть укоризненных ,как мне казалось, злых взглядов навсегда отбили охоту выделываться. Тётя лишь опускала глаза, не смея при всех потакать моим капризам.
К возвращению мужчин с работы на кирпичной газовой печке в большом казане грелась вода. Тётя разливала горячую воду в два таза и подавала сначала отцу, потом мужу . Мужчины опускали ноги в воду и млели. Опять внутри меня вскипал бунт. Сейчас-то я понимаю, что у них была тяжелейшая работа , да и смена многочасовая. А тогда в душе кипело негодование. Я жалела тётю, думала, что её держат в доме за рабыню.. О, я уже знала , кто такие рабы. Сестра читала вслух книгу «Хижина дяди Тома». я заливалась слезами.
В шесть лет я научилась читать, уже тогда без книги жизнь казалась скучной, уезжая из дома, прихватывала с собой книжки.
Но дома оставалась моя семья, общий, огромный двор, собака Тарзан, подружки и моя свобода.
Никому и в голову не приходило водить меня за ручку во дворе. Может только до четырёх – пяти лет за мной присматривала старшая сестра. Потом я была отдана на попечение брата. Он старше меня на семь лет, разница солидная. У него во дворе много друзей – подростков. Игры у пацанов шумные ,скандальные: то в альчики ( кости) на деньги, то - наперегонки на самодельных самокатах, то поход далеко на солёные озёра – купаться . Представьте, как злился брат, что я мешалась у него под ногами. Однажды мальчишки решили отучить меня бегать за ними хвостиком. Как-то на озере, брат не углядел, ребята меня утащили где глубже и бросили, вроде учат плавать.
Мне кажется, до сих пор слышу свой истошный крик . Подоспел брат на помощь. На берегу была драка, брат один - на троих. Так он и остался в глазах моих навсегда героем - защитником.
« Лёня всех победил», - хвасталась я перед мамой, показывая на синяк под Лёнькиным глазом. Разобравшись в чём дело, мать поддала брату вдобавок ремнём по мягкому месту.
Привыкшая к пацанам , я подходила к ним смело. как ровня. Иногда брат оставлял меня одну с ними. У него была и другая забота: натаскать из колодца в баньку воды к приходу матери с работы, накормить козу и кур, подмести двор… Да мало ли работы в большой семье?
Я стояла разинув рот , смотрела на 13 летних мальчишек снизу верх. Они, прятались «за ворота», то есть, уходили из общего двора, тайком курить.
Как-то Митька спросил заикаясь: ( его обзывали немтырь )
- Се- ме-чки хо-чешь?
- Хочу.
Митька полез в карман, вытащил бумажный кулёчек, отсыпал мне в ладонь… махорки.
Я ребёнок военных лет, семечки в глаза не видела. Не до семечек было, даже соль добывали на озёрах.
Не долго думая, пока не отняли, всю горсточку отправила в рот. Горькая, вонючая, коричневая жижа… Митька спохватился и пальцем полез вычищать мне рот, сбегал за водой велел полоскать и выплевывать. На этот раз до драки дело не дошло, но крепкий подзатыльник от брата пацан получил.
В знак примирения, Митька поделился с нами куском чёрного сакыза. Эта смолу - нефтепродукт жевали. «Долгоиграющий» сакыз отвлекал от чувства голода , а если доставали жмых, то это уже деликатес.
Хлеб, помазанный подсолнечным маслом и посыпанный солью – это лакомство. Так говорил брат. Естественно , что в 13 лет мальчишке есть хотелось всегда, я же не помню , чтоб меня мучил голод .
- У тебя желудок остался маленький, ты грудничком без молока выжила, - объясняла мой плохой аппетит мама.
Позже, когда наступили сытные времена, хлеб, повидло, сыр брынза, настоящее сливочное масло – стали рутинной, ежедневной едой.
У тёти развлечением были редкие походы в кино , а ещё - в баню.
Не помню, была ли суббота в то время выходным днём.
Мужчины вооружались веником , брали с собой оцинкованные тазы, кошёлки и шли в общественную баню.
Чуть задержавшись, за ними и мы. Я привыкшая, к своей собственной баньке дома , боялась полумрака, толпу голых тёток, грохота неисправных кранов. Гул – гам, пар от кипятка…
Надолго осталось чувство брезгливости - ступать по скользким плиткам, в потоках пенной воды. Но главный кошмар – стыд, появиться перед всеми голой.
Бабушка посмеивалась: «Кому надо на тебя да на меня смотреть, вон сколько молодых баб маются, не до нас им». я не понимала, почему бабушка говорит маются , вместо моются.
И в бане тётя была на правах падчерицы. Сначала она парила веником бабушку, терла её вехоткой. Потом купала меня и только в конце торопливо мылась сама. Бабушка, вальяжно, заняв чуть не всю лавку в предбаннике, расчёсывала тем временем мои волосы, плела косички. От неё веяло равнодушием, не исходила на меня нежность, не помню, чтоб когда-то приласкала, Она просто исполняла необходимую работу.
В банные дни к столу подавалась водка. Дед торжественно разливал по рюмкам , мужчины выпивали, не могу сказать, по две ли, три ли рюмки , женщины чуть –чуть пригубляли, мне наливали компот. К концу обеда, я замечала, дед допивал из тёткиных рюмочек. И я про себя определила его в пьянчужки.
Разомлев, дед ложился на кровать, сажал меня рядом, тётки рассаживались напротив на диване. Я торжественно раскрывала свою книжечку и читала вслух. Дед удивлялся моей начитанности, хвалил, изредка гладил по голове, уже почти засыпая. Тогда я решала , что дед и дядя не такие уж плохие люди. В шесть лет всё делилось на две категории: плохо , хорошо .
Иногда, мне казалось, они тоже моя семья.
В гостях было сытно, спокойно, но странно не запомнилась ни одна игрушка .
А там в Амироджанах ( так назывался посёлок, , где мы жили) были подружки, были сёстры и брат, и… мама. Но про игрушки расскажу подробней.
Большой бумажный мешок цветных лоскутков.( мама брала заказы на шитьё), вырезанные сестрой из картона куклы - на выбор , скроенные для них платья и шляпки, сумочки - радикульчики. Пацаны разбивали цветные бутылки и дарили мне стекляшки, приносили с пляжа гладкие белые камушки и ракушки. Подружки - три девочки, все старше меня, ко мне относились снисходительно, не обижали. Попробовали бы, за моей спиной стояли брат и сёстры. А вот между собой ссорились часто , потом мирились, как и положено соседям. Во время междоусобных войн я оставалась с Валей Потаповой, а Аська самая – старшая с другой Валей. Ссоры длились недолго. Мирились, отгораживали камушками на земле квадраты и украшали свои квартиры. Бери из дома напрокат всякий хлам – наслаждайся. Находившись вдоволь друг к другу в «гости», почти в сумерках расходились , спокойно оставляя свои домики на ночь. Никто не разорял наши гнёздышка, не зарился на наше богатство.
А у тети двор не замкнут стеной как наш, не закрыт огромными воротами. Двор - проходной. Тётя «выгуливала меня за ручку». Можно было играть классики или копаться в песочнице с малышами. Мне это было не интересно. Я скучала и уходила на лавочку, читать очередную книжечку. А тётя могла передохнуть, болтая с соседками. Время от времени похваливала меня, гордясь, перед полуграмотными женщинами.
И вот случилось то, ради чего я выуживаю из затхлой моей памяти эти подробности .
Дядя с получки расщедрился и принёс мне в подарок мячик.
Мячик был невиданной красоты. Не маленький и небольшой – удобный играть в считалки можно и в волейбол, и в круговую лапту. Красота, вокруг три цветных полоски, вдобавок мяч лежал в ажурной сеточке.
Недолго я наслаждалась подарком. Не могу сказать, куда и зачем, но однажды всем надо было отлучиться. Тётя, поручив меня соседней девушке, тоже ушла .
Я поколотила об асфальт мячик, попрыгала, поскакала, но одной неинтересно. Подошли подростки, попросили мяч, поиграть в волейбол. Моя опекунша разрешила и, наказав ребятам смотреть за мной, пошла к себе в дом. Поиграв, ребята сели поодаль на лавочку. Я забросила мячик через забор в свой палисадник, калитка была заперта на висячий замок. По привычке подошла к подросткам и пристроилась рядом , меня не прогнали, наоборот, разговаривали со мной, шутили.
Сколько прошло времени, кто знает , часов у меня, естественно, не было . Вернулись мои родственники. Тётя, не увидев опекуншу , заволновалась, поспешила ко мне. Ребята уже ушли. Мы подошли к калитке, вошли в палисадник … перед глазами и теперь чёткая картина: дорожка между деревьями ведёт к крыльцу, три ступеньки к входной двери. Позвякивая ключами, дед оборачивается ко мне:
- А где твой мячик?
Дворик небольшой, всё просматривается. Я бегу забрать мяч, его нет. Тётя ищет под деревьями, ворошит кустики, нет мяча. Я стою остолбенело, пытаюсь объяснить, что забросила его за оградку. Взрослые уже поняли , мяч стащил кто-то из подростков.
Так и было, один стащил, двое отвлекали меня шутками, разговорами, я слушала, раскрыв рот.
Тётя глубоко вздохнула, я опустила виновато голову. И тут дед произнёс:
«Эх, ты раззява!» - и всадил в мой лоб щелчок. Нет, не всадил, щелчок был лёгкий , дело не в боли.
Этот щелчок стал гвоздём, вбитым в мою душу на долгие годы. Он заколотил двери в моё сердце, и затеплившееся родственное чувство мгновенно не просто остыло, провалилось в вечную мерзлоту. На другой день я запросилась домой. Мечты тёти об удочерении разбились вдребезги.
Пишу и удивляюсь той « незнакомой» девочке. Уже стёрты в памяти многие более важные и более горькие события, потерялось единственное чёрно - белое фото,где я в тёмном платье , с застывшим взглядом, руки по швам.
И вот теперь, в старости, вспоминая детство, вдруг ясно и веско в мозгу проявилось это, ничего не значащее, событие. Надо же, будто впился в мозг, по сути безобидный, лёгкий щелчок. Почему именно он, мало ли было более крупных обид? Да мало ли мне перепадало впоследствии дома от мамы, от сестёр.
Или я родилась самолюбивой , строптивой, злопамятной? Почему эта обида вспыхнула, проявилась самой первой картинкой? Никогда не чувствовала себя, ущемлённой, обездоленной, наоборот, своё детство считала безоблачным.
Не этот ли щелчок- причина душевных смятений?
Нет, тут без Фрейда не обойтись. Невольно вздрогнешь и вздохнёшь, как хрупка детская психика! Всего-то мягкий щелчок!? Сколько вопросов, и ни одного ответа.
Да, кстати, я где-то читала, что задача писателя ставить вопросы , а отвечают пусть учёные - психологи. Мы как-то обходились без психоаналитиков. Теперь они всюду : семейные и школьные, пусть отвечают. А я написала, и словно сбросила этот пустяк с души.
Назавтра тётка повезла меня домой. Точно помню, я никому, никогда не рассказывала о щелчке. Инстинктивно чувствовала, говорить об этом не надо.
А потом и вовсе забылось. Позже, когда я уже училась, тётя забирала меня на каникулы. Водила в кино, покупала мороженное, дарила одежду, книги.
« Всё пройдёт и это тоже!» - не так ли написано на кольце царя Соломона?
Но , неисповедимы пути детского подсознания.
Странно от всей жизни остались только отдельные вспышки. Словно бы я проехала путь в поезде, глядя в окно. А поезд вдруг влетал в тоннель, а там мрак, пустота – чёрная дыра. Я пытаюсь медитировать, представлять себя пятилетней и старше , хочется составить цельную картину детства, увы…
Придётся нашивать на платье памяти заплатки отрывочных воспоминаний.
МАРМЕЛАД
Во время зимних каникул приехала тётя и увезла меня погостить.
Меня удивило грустное, постаревшее лицо бабушки, и дед был мрачнее обычного. Однако встретили они меня ласково. Тётя шепнула, что всё нормально, просто бабушке не здоровится. Также накрывались столы , вкусные кушанья, размеренная по часам жизнь. У бабушки было одно занятие. В неделю раз она ставила тесто и выпекала пирог с повидлом и булочки. Тесто было сдобное, из духовки шёл ароматный запах. Потом булочки долго остывали под белоснежным полотенцем. Ждать было невыносимо. Булочку надо было обязательно есть за столом и запивать чаем. Аппетит, конечно не пропадал, но настроение портилось.
А дома, я давно бы с горячей булочкой побежала во двор , наслаждалась на виду у подружек, они попросили бы дать откусить, я конечно разрешила бы, но только по чуть-чуть.
Так , возмущаясь в душе, я ждала бабушкиного разрешения взять булочку.
Булочки были с начинкой и их было много, бабушка пекла на всю неделю.
Уже чуть повзрослев, я заметила, что бабушка только по сану бабушка , но не по возрасту, но какая-то отречённая от жизни. Я удивлялась, что она никогда не вяжет, не шьёт, не вышивает, не читает книг и не поёт.
А моя мама никогда не сидела без рукоделья. Вся наша одежда – от неё.
Старших сестёр она приучала то к шитью, то к вязанию, правда, безрезультатно. Они иногда брались вышивать, но как только мама отлучалась, тут же рукоделие откладывалось. Сёстры с упоением читали очередной роман. Это очень беспокоило безграмотную маму. Она уверовала, что книги не прокормят.
Мама, успевала везде, работала посменно маслёнщицей, читай, уборщицей на компрессорной станции. Дома грохотала ножная швейная машинка «Зингер» до ночи , а когда мы спали , мама в тишине что-то вязала или для нас или на заказ.
Иногда, выбирала минутку и недолго читала одну единственную книгу на арабском языке Коран. Она знала только арабский алфавит, слова не все понимала, текст, за долгие годы чтения был почти выучен наизусть.
«Произношение вслух божественного текста нараспев, уже священнодействие».
По пятницам мама стелила на пол самодельный коврик и принималась за молитву.
«Аллах простит,- шептала она, - забрал кормильца, некогда вздохнуть, не то что пять раз в день молиться».
И снова принималась за нескончаемые дела, при этом не забывала тихонько напевать.
Откуда такая выносливость , по сравнению с ней я просто лентяйка. До сих пор удивляюсь, что многие, оставшиеся в живых блокадники и фронтовики , доживают девятый десяток. Наверно во время войны выжили только генетические долгожители.
А моя гостевая бабушка , как и положено мусульманке , если и не все пять раз, но часто становилась на молитву. Несколько раз в день она стелила на пол неприкосновенный молитвенный коврик. В это время в квартире должна была быть благоговейная тишина. Тётя ходила на цыпочках, боже упаси, что-то стукнет , звякнет, скрипнет… Я никогда не видела, чтоб молились наши мужчины. Они на работе в горячем кузнечном цехе за смену уставали видимо так сильно, что засыпали, как говорится, на ходу.
Что-то не так было в этом доме. На всём лежала замалчиваемая печаль. Ни песен, ни звонкого смеха, ни картины, ни фото на стенах. Всегда чем-то опечаленный бабушкин взгляд. Это тяготило меня, позже я узнала причину . Во время войны пропал её первенец, как многие подростки, сбежал на войну. С тех пор о нём не было известий . Семья искала его всё это время, но безрезультатно. Об этом в семье говорить не было принято.
В этот мой приезд, тётя из-под кровати вытащила ручную швейную машинку. Расстелила на столе большой кусок плотной, клетчатой ткани. Сняла с меня мерки, начала кроить.
- Ты умеешь шить как мама? - удивилась я.
- Конечно, я же работала на швейной фабрике?
- Почему сейчас не работаешь?
- Э э мне и дома хватает по горло работы.
- За эту работу тебе не дают деньги, а там бы давали.
- Деньги? – переспросила тихо тётя, - а, зачем мне деньги?
- А у мамы денег нет, попросишь что-нибудь, она говорит, что будет получка, тогда посмотрим.
- Да у вас четверо по лавкам, отца нет, откуда деньги взять? - Ладно, поговорили. Пальто тебе буду шить, а то всё за сестрой донашиваешь.
Я никогда не задумывалась, что донашиваю, наоборот, было лестно , что мне разрешили надевать Зинино пальто. А платье мне мама комбинировала из оставшихся кусков ткани заказчиков, или перешивала платье старшей сестры Раи. Что, что , а платья были красивые, и я воображала перед дворовыми девочками. Не у всех же мамы были портнихами.
Дома мы с Зиной любили наряжаться в кружевные накидки , в цветные тряпки, представлялись артистками, распускали косы , плясали и хохотали. Иногда в пылу , из-за грубого слова, могли вцепиться в волосы друг друга, через минуту всё забыть и снова смеяться без причины. Мама, чтоб утихомирить, вскрикивала пару раз:
- Вот уж пустосмешки, и над чем смеются? Успокойтесь , а то ночью не сможете уснуть.
А ещё дома был огромный старинный стол, покрытый клеёнкой , над ним висела на гвозде «позолоченная» старая рама с репродукцией «Девятый вал». Счастливые минуты отдыха - вечерний чай. Старшая сестра пекла оладушки , другая сестра заваривала чай, появлялась вазочка с конфетами, мамин неприкосновенный запас, на случай нежданных гостей , прибегал со двора брат. Начиналось чаепитие под мамины бесконечные рассказы , как она была молодой, как училась у жены муллы, как собирались зимой под присмотром старшей хозяйки, девушки с ручной работой, а парни стояли под окнами, пытались увидеть очередную гостью из соседнего села . Да, нравы были строгие в далёкой полузабытой татарской деревне, где-то на Волге, под Симбирском.
Мама так и не привыкла к новому названию города. Может быть, знала да забыла, что он давним-давно уже Ульяновск.( Да, кстати теперь кажется вернули дореволюционное название. Вот уж некуда девать деньги , лишь бы лишний раз оплевать наше прошлое.)
Эти мамины «сказки» слышали мы уже сотый раз, однако, под чай с конфетами слушали с уважением, а мама рассказывала с упоением. Она вспоминала что-то новое, заправляла притчами из сказаний, которые знала от своей бабушки.
В гостях, я скучала, и на этот раз, погостив три дня, запросилась домой.Тётя печально посмотрела на меня, вздохнула:
- Потерпи, я дошью тебе пальто и шапку, потом поедем. – А может быть будет сюрприз . Глаза тётины заискрились и быстро потухли. В такие минуты мне она казалось красивой, как моя старшая сестра, такие же тёмно-карие глаза , такие же тёмные длинные косы и ровный носик.
- Мама всегда поёт , когда шьёт, ты почему никогда не поёшь?
Мне показалось, что этот вопрос ей не понравился, она не ничего не ответила, промолчала. И мне снова стало неуютно.
Тётя не обманула. Вечером бабушка поставила тесто, с утра взялась печь. Было воскресенье . Все дома и все были необычно возбуждены. Без конца выглядывали во дворик. Дед вырядился и вышел в палисадник, сел на скамейку и закурил. Я не знала , что он курит, не видела курящим. Под вечер у калитки появился незнакомый молодой мужчина в красивой форме, теперь то я знаю, в лётной. Дед быстро пошёл навстречу, они обнялись . Гость только перешагнул порог, и от о его улыбки комната словно засветилась. Бабушка поспешила к нему, спотыкнулась, мужчина подхватил и прижал её к груди. Тётя припала к его плечу, поцеловала в щёку, постояв чуть , подошла ко мне, обняла и подвела к гостю:
- Поздоровайся, это мой младший брат Руслан, он приехал из Ленинграда .
Гость подхватил меня, приподнял:
- А, вот ты какая у нас, красавица!
И я тут же влюбилась в него . Полюбила всё и его лучезарную улыбку, и статную высокую фигуру, и красивую сверкающую молниями лётную куртку.
Наконец подошла очередь поздороваться с гостем и дяде .
Дядя пожал лётчику руку и слегка хлопнул по плечу:
- А ты сам-то каким красавцем стал, возмужал. Не узнал бы, если не форма.
Гость поднял свою большую дорожную сумку, передал дяде:
- Распоряжайтесь гостинцами.
Тётя уже бегала от печки к столу, готовилось угощение.
Дядя ухаживал за гостем , налил в рукомойник горячей воды, стоял рядом с полотенцем. Лётчик снял куртку, снял галстук и остался в форменной рубашке. Я не отрывала от него глаз, пока он аккуратно мыл руки мылом , потом лицо, накинул полотенце и мягко обмакнул щёки . Никогда не видела, чтоб так аккуратно без фырканий и брызг умывался мужчина. Гость повернулся ко мне , я опустила ресницы.
- Ну, что красавица, как дела? Учишься в школе или ещё в садике?
- Учусь, - обиделась я, всегда меня подводит моя худоба и маленький рост.
- И читать умеешь?
- Умею, - обрадовалась я вопросу.
- Отлично , значит от меня тебе подарок - красивая книга.
Я не успела поблагодарить, бабушка поманила сына к себе, и они ушли в её комнату.
К столу бабушка вышла заплаканная. Я вся съёжилась, внутри заныло, мне казалось, я причина недовольства. Теперь-то понимаю , дети часто винят себя, если в семье происходят ссоры или, если взрослые плачут.
Невольно признаешь, прав Фрейд, хотя над ним до сих пор и посмеиваются, и обвиняют в грешных мыслях.
Взрослым было не до меня. За столом оживился даже дядя, который обычно помалкивал, не перечил, будто был безучастным ко всему в доме.
Гость наш шутил ,рассказывал непонятные мне байки, бросал на меня лукавый взгляд, подмигивал:
- Ешь, ешь, а то так и останешься маленькой, замуж никто не возьмёт.
После этих слов, я окончательно сделала свой выбор:
Замуж пойду только за этого красивого лётчика и больше мне никто не нужен. Оставалось , только закончить школу.
Потом меня отправили спать, взрослые долго ещё разговаривали полушёпотом, бабушка то и дело всхлипывала. А меня окутали сладкие грёзы. Мне представлялось, как я неожиданно повзрослею, стану такой же как сестра Зина, светловолосой голубоглазой, распущу волосы. Мама сошьёт мне длинное платье, и я пойду замуж за этого весёлого лётчика..
Проснувшись утром, я на цыпочках вышла из своего закутка и увидела его , жених не исчез, вот он на месте, спал на раскладушке. На щеке его дрожал маленький солнечный зайчик. Я посмотрела в сторону окна и обомлела.
На широком подоконнике , на подносе стояли два куска( теперь могу назвать, в форме параллелепипеда) явно что-то съедобное, вкусное. Солнечные лучи пронизывали их насквозь, один переливался розово –красным, а другой сверкал янтарём.
Подошла тётя, сказала:
- Это мармелад , он сладкий , это брат привёз нам гостинец. Будет завтрак , будешь чай пить.
Я проглотила слюню. Да, здесь не поканючишь, не выпросишь , придётся терпеливо ждать, пока тётя накроет стол, все чинно рассядутся, съедят положенную кашу, бабушкины пирожки, И только потом сладкое к чаю.
После завтрака лётчик пошептался с тётей и весело объявил:
Ура, едем в город, на набережную гулять. - Ты была на набережной, нет? До сих пор не видела бульвар? А Девичью башню? Ай, ай, ай !
И мы поехали на электричке. Почти полчаса играли с лётчиком в дурака , он удивлялся, что я его обыгрываю. (У меня были хорошие учителя – дворовые пацаны) Потом мы гуляли вдоль набережной , гость рассказывал мне печальную легенду про Девичью башню ( кто прочитает все мои рассказы, узнает , о чём она).
Потом лётчик завёл нас в чайхану , как тётя не сопротивлялась, он уговорил. Женщины в Азербайджане не заходят в чайхану. Руслан настоял, нам принесли кутабы и чай в большом заварном чайнике. К чаю тётя достала из сумочки бутерброды, и… баночку с маленькими кубиками мармелада.
Лётчик, как и положено « жениху» отказался от своей дольки, отдал мне. Ах, сладкий вкус счастья, теперь навечно связан у меня со вкусом мармелада.
О, как много разного и важного выпало из моей памяти, я даже забыла как выглядела в те годы Бакинская набережная, но до сих пор ,как брошу взгляд на окно, а на подоконнике призрак: вижу длинный поднос и два больших куска светящихся, пронизанных солнцем мармелада.
ДОМА
Всё когда-то заканчивается. Гость наш погостил всего три дня, от него осталась у меня красивая книга про лётчиков. Я запросилась домой. Тётя нарядила меня в новое пальто и шапку, даже повязала красивый шёлковый шарфик под воротник. Прощаюсь с бабушкой, а взгляд мой невольно падает на подоконник .Мармелады на месте , но теперь прикрыты большой крышкой от коробки.
Тётя улыбается :
- Не переживай, я взяла булочки и мармелад , угостим твоих.
Мы выходим из дома и направляемся к пригородной станции. Станция называется «Разино» - это в память о бунтовщике Степане Разине – говорят, что он скрывался здесь, в горной пещере. Её открытый зев виден издалека и вызывает у меня страх. Я оглядываюсь, тётя берёт меня за руку, а вот и перрон. Мы сядем в электричку и скоро я буду далеко отсюда, у себя дома.
Моя мудрая мама, всё время чему-то нас учила. Но прежде, чем начать дело, было предисловие:
«Всё чему научитесь в молодости , когда-то пригодится в жизни».
Я знала, что после такого торжественного вступления, она начнёт меня учить вязать. Я учусь прилежно. У мамы был для меня припасен, как сейчас говорят, стимул: Я стараюсь, потому что она мне вяжет красивую кофточку из цветной пряжи. Позже я стала присматриваться к швейной машинке, училась кроить и шить, и мама стала доверять мне нашу «кормилицу». Так она называла швейную машинку. Параллельно я умудрялась читать. Читала урывками дома, спрятавшись за шторами на подоконнике, читала в школе , устроив книгу на коленях под партой. Потом читала, как и почти все пассажиры в пригородной электричке, в автобусах, везде , урвав хоть часок от дел. Потому закрепилась .привычка обращаться мысленно к классикам.
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» Л. Н. Толстой.
Я считала , что моя семья счастливая, казалось, счастливыми были и мои подружки две Вали. У одной был отец и , значит, материальный достаток. У неё мы вдоволь пили сладкий чай с магазинными сухарями, когда родителей не было дома. У Вали Потаповой я ночевала, когда её мама уходила на работу в ночную смену. Но об этом счастье я напишу позже.
Электричка останавливается, и мы с тётей выходим на перрон. Наша станция называется красиво: станция « Дворец».
Дальше мы идём по лабиринтам частных каменных домов с заборами из мелких камней. и вот наш общий огромный "русский двор" в глубине - калитка в наш палисадник.
С радостным визгом налетает на меня Тарзан , лезет мордой в лицо целоваться , я отгоняю , потому что в новом пальто. Тарзан обиженно отскакивает и снова визжа, подпрыгивает, кладёт свои лапы на мои плечи. На визг выскакивают из комнат, все кто есть дома. Сдержанно здороваются с тётей, обнимают, целуют меня, даже Лёнька дружелюбно слегка щёлкает по носу:
- А, приехала на мою голову, кончилась моя свобода.
Мама на работе, и первая мысль , надо спрятать для неё булочку кусочек мармелада , а то все съедят, глазом не моргнёшь.
Зина бежит ставить чайник на плиту , а старшая сестра Рая помогает тёте раздеться, провожает в залу. Зала это комната , где стоит буфет, круглый стол , покрытый кружевной скатертью и мамина кровать с никелированными шариками на высоких спинках. Кровать устлана гобеленовым покрывалом из-под него выглядывает белоснежный кружевной подзор. На кровати горкой подушки в накрахмаленных ажурных наволочках. На стене плюшевый коврик с рисунком - пара лебедей, синее озеро, голубое небо и кусты с розами.
Пока тётя, как и положено гостю, чинно расспрашивает о здоровье мамы, а потом о Раиной учёбе, я уже почти лопаюсь от нетерпения. Наконец Зина вносит на подносе заварной чайник , стаканы, ложечки и припрятанное на случай, варенье , чудом не съеденное Лёнькой. Тётя просит принести тарелки и начинает вынимать из кошёлки гостинцы.
От бабушки булочки и круглый пирог с повидлом. Потом на стол ложится невиданной формы баночка с летящей пчелой на наклейке -это мёд, потом появляется красивая коробочка - чай.
Это для мамы. - объясняет тётя, - брат привёз из Ленинграда .
- Неужели она забыла взять мармелад, - саднит у меня в солнечном сплетение , и о ,радость, тётя вытаскивает баночку, сквозь стекло светятся два чудесных куска розового и жёлтого мармелада.
Тётя аккуратно переворачивает банку и вытряхивает потихоньку яство на поднос.
Потом режет. на ровные дольки. Я не выдерживаю объясняю:
- Это мармелад , это гостинец, это тётин брат привёз, он лётчик , Я один кусочек для мамы спрячу, а ещё булочку одну.
Старшая сестра делает вид , что её ничем не удивишь, говорит, что уже ела мармелад, только маленький, как конфетки.
- А эти были огромные, в двух коробках , - и я расставляю растопыренные ладони.
Тётя выпивает торопливо чай, ничем не закусывая, встаёт . Мы тихо сидим в ожидании команды Раи.
- Ряхмят, (спасибо), я поеду уже, а то пока доеду стемнеет. Она всегда так спешит , когда привозит меня. Рая для приличия просит остаться, подождать маму. Но тётя , как мне кажется, наоборот довольна, что мамы нет дома. Я ещё не могла выстраивать причинно-следственные связи. В живот стекает ощущение холодка, но скоро исчезает.
Мы провожаем тётю «за ворота», дружно прощаемся и бежим назад начинать чаепитие. Лёнька всех обгоняет, но не тут-то было, Рая успевает на бегу перехватить его руку .
Мы переносим все гостинцы из залы в большую комнату, здесь стол накрыт клеёнкой, прожившей долгую жизнь и потому поблекшую и в чернильных пятнах. Рая нарезает пирог на кусочки. а половину откладывает в сторону, туда же идёт булочка и два кусочка мармелада. Это маме.
Начинается празднование моего возвращения. Поток Зининых вопросов, оханий, я взахлёб расхваливаю тётиного брата. При этом благоразумно умалчиваю, про свою влюблённость и про мои планы на будущее, связанные с этим неожиданно свалившимся женихом. Лёнька тянет руку за вторым куском, Рая хлопает его по руке:
- Ты своё слопал . оставь другим, видишь Зина рот разинула слушает , про пирожок забыла.
Какое счастье . придёт мама с работы, и я расскажу ещё раз и про лётчика, и про прогулку по набережной , покажу новую книгу и снова все будут слушать меня, и пить чай с маминым половинным пирогом, и радоваться моему счастью.
КРОВАТЬ
Внимательный читатель уже заметил, что нет в моих заметках встреч с известными людьми или образных описаний портретов героев записок, или хотя бы пейзажных зарисовок. Я отвечаю:
Какая разница, какая была погода, когда я ехала домой, и как выглядел наш старый виноградник, раскинувшийся крышей над палисадником, или какого цвета глаза моих сестёр, хотя, как ни странно у одной были жгуче карие , у другой голубые с зеленью, а у мамы –синие. Да, у татар обычно тёмные глаза , а не голубые. А у меня не поймёшь что – смесь всех цветов, и я завидовала сёстрам жгучей завистью. У них и рост выше, и носики выточенные , и косы длинней… Обычные комплексы подросткового возраста. Не расстраивайтесь, будут ещё и такие подробности. но это в других рассказах.
А пока я пытаюсь воссоздать чувства шестилетней девочки, не наделённой писательским талантом. К сожалению она не вела дневник, как например Ариадна Эфрон. Я перечитала недавно воспоминания о Марине Цветаевой. Снова и восхищалась, и наплакалась, и роптала. На кого… ? Кто это - злой рок или несовершенство систем или всего человечества? Неужели надо было пройти тысячам и тысячам круги ада, чтобы остаться в памяти поколений. Мне скажут, у них у всех была свобода выбора. Ой ли?
Вздыхаю и успокаиваюсь: «Слава Богу, та девочка , то есть я, не родилась гением, натерпелась бы горя».
А её, меня, кто бы научил вести дневники? Мама и слова такого не знала.
Да, я ли та, почти забытая, проживающая теперь вторую жизнь в моих воспоминаниях?
Я пытаюсь латать дыры в памяти. Странно, что сохранились не столько предметы , но те чувства. Именно они возвращаются то щекоткой в животе , то спазмами в горле, то короткими слезами…
Уже ночь, и мы укладываемся спать. У нас с Зиной на двоих одна кровать. Этой кровати давно уже нет, но вот же стоит пред глазами: огромная,( так мне казалось) деревянная , резная, древняя, но ещё крепкая. Кровать большая, иногда и троих умещала . Вместо матраса, на досках - толстое огромное, видавшей виды , одеяло, стёганное на бараньей шерсти. Укрываемся тоже шерстяным лоскутным одеялом, оно намного тоньше. В Баку нет минусовой температуры. Но в комнате огромные окна, а зимой дуют ветра, сквозняк гуляет по всей нашей галерее.
Я описываю нашу кровать, а сердце сжимается тоской, как по родному человеку.
Там в гостях у тёти я спала на отдельной подростковой кровати на мягкой постели, на белых простынях, как королева. Мягкая подушка, накрахмаленная наволочка, белоснежная пахучая простыня и тоскливое чувства отчуждённости, сиротства что ли?.
И вот наконец-то я на своей родной кровати. Я прижимаюсь вплотную к Зине.
Из меня выпирает недосказанность. Нет никакой возможности удержать в себе тайну.
Шёпотом в ушко, по секрету, сообщаю сестре, что влюбилась в лётчика , что когда вырасту выйду за него замуж. Сестра приподнимает голову, смотрит, уже почти спящими глазами, и изрекает:
- Пока ты вырастишь , он уже будет старый дедушка, зачем он тебе?
Нет , - убеждаю Зину, - я буду расти , а он не будет , потому что он уже вырос.
- Дура, шипит в моё ухо сестра , расти не будет, стареть будет. Весь седой, как бабай будет , зачем тебе старик?
Но в моей голове это не умещается.
- Такой молодой, красивый, стройный и… страшный бабай , как это?
- Не мешай спать,- шепчет сестра и… приподнимается на локоть. – Слушай, ты лучше отдай своего жениха Рае. Она окончит педучилище, а он лётное , вот и как раз можно жениться. А тебе всё равно мама не разрешит замуж выходить.
- А я ? Я уже влюбилась , а Рая его ещё не любит, - резонно отказываюсь .
- Балда, - убеждает Зина, - она ещё его не видела , а как только они увидятся и полюбятся. Рая сто раз красивее его.
Ты откуда знаешь, ты же его не видела?
- Зато я видела тётю, а он же её брат, значит такой же скучный.
Ты сама скучная, а он очень весёлый , а ещё, если хочешь знать, он уже меня целовал даже , вот , - выкладываю свой последний козырь.
- Подумаешь, ты ещё маленькая, все детей целуют, он уже про тебя забыл.
Всё –таки сестра Зина добрая, она всегда меня жалеет, поэтому, немного подумав добавляет:
Тебе ещё долго учиться надо, ты себе молодого найдёшь, в школе полно мальчишек, спи, - успокаивает меня моя рассудительная сестра, а ей уже 11 лет, и я привыкла ей доверять.
Но всё –таки, так обидно отдавать, только что приобретённого жениха. Начинаю представлять каким стариком станет лётчик через … короче , пока я окончу школу, потом ещё пять лет в институте, ужас. Сестра уже спит в доме тишина, в окнах мрак.
Я съёживаюсь под тёплым одеялом и засыпаю. Под утро приснился страшный сон: снилось , что лечу на самолёте, он поднялся очень высоко и вдруг резко падает вниз, такое я видела в кино. Мой жених-лётчик выглядывает из кабины, что-то кричит. У него искажённое страшное лицо покрытое , всклоченной, седой бородой. Сердце бешено колотится, я кричу, но не могу проснуться. Чувствую, что самолёт дрожит, и я тоже, наконец, открываю глаза , надо мной стоит мама и трясёт меня.
- Ты зачем кричишь? Сон плох? Зачем на сердце лежал? – на ломанном русском шепчет мама.
Она с нами всегда говорит только по-татарски. А тут перешла на русский, испугалась. - Вставай , иди, холодной вода мойся, чай пей.
Мама ставит чайник на плиту и вздохнув, продолжает уже на татарском.
- И… и и и, Аллам, это всё проклятая война, бедная девочка без молока росла…
« Утро вечера мудрее» . После страшного сна, я разлюбила самолёты и уже почти не люблю лётчика. Решительно сообщаю Зине , что отказываюсь от жениха в пользу старшей сестры. Как бы по доброте своей, но молчу, что от страха.
Мама зовёт к столу, к завтраку. Пахнет блинами. Кладём внутрь кусочек солёного сыра - брынзу, и запиваем сладким чаем. Рая загадочно перемигивается с Зиной ,мама недоумённо смотрит на сестёр, не понимая в чём дело. Я не догадываюсь, что моя любимая, верная Зина уже выдала секрет старшей сестре.
Но теперь у меня одно желание , побежать во двор к Тарзану, к подружкам, похвастать новым клетчатым пальто и угостить кусочком припрятанного для них , (выдержала, не съела) дольками мармелада. И я бегу, почти забыв про тётю и про жениха.
У Вали Потаповой
Я выбегаю во двор, за мной с визгом бежит Тарзан. Но наш пёс странный, он добегает только до калитки и не смеет выходить в общий двор. Не заманишь ничем. И хорошо, только мешать будет, но меня ждёт разочарование. Каникулы, а во дворе ни души. Январь, сыро, ветрено, пусто. Взрослые на работе, дети спрятались по домам. Двор огромный, тридцать с лишним квартир, но детей в семьях мало. Четыре года войны, дети не рождались. Мои три подружки - все старше меня, старших пацанов всего трое - ровесники брата, Кто был ещё старше ушли на фронт и не вернулись. Кто успел подрасти, учатся в военных училищах в других городах.
Ну, что ж я направляюсь к Вале Потаповой, благо заходить в любой дом можно без приглашения. Телефонов, чтоб предупредить нет ни у кого. На весь двор – один инженер –нефтяник. У него в квартире есть телефон . при крайней необходимости, от них звоним в скорую. Валя живёт напротив нас, подхожу дёргаю за ручку дверь. Звонков нет, двери не запираются. Вхожу в прихожую , прохожу в комнату. Валя дома одна. Старшая сестра куда-то ушла, мать на работе. Валя мне рада, рассматривает, хвалит пальто и шапку. Она не скрывает зависти. Валя простодушная, скромная девочка, учится неважно, читать не любит, но любит слушать мои рассказы, иногда я читаю ей вслух.
Я угощаю её мармеладом. И конечно же, рассказываю про лётчика. Валя задумывается, потом сообщает мне по секрету, что у её сестры Насти уже есть жених, и она опять пошла с ним шататься. Так говорит мать Вали, когда ругается с Настёнкой, говорит, что принесёт в подоле.
- Что принесёт? - спрашиваю я
- Что не надо, ты ещё маленькая, тебе нельзя знать. Лучше давай чай пить, пока сестра не явилась.
Я только что завтракала, но пить в гостях чай - это такое счастье, в прикуску с кусочком сахара , прихлёбывая из блюдечки.
Семья беднее моей, отец Вали тоже не вернулся с фронта. Мать работает с моей мамой, только в разных сменах.
«Мама шьёт людям , а тётя Катя шить не может, и машинки у неё нет, поэтому они беднее нас», - рассуждаю я.
Ещё им досталась неудачная квартира, без огородика, тётя Катя приехала из своей деревни позже нашей семьи. Нет виноградника, нет места, где можно держать кур – потому бедные, нет даже своей баньки и поэтому они приходят купаться в нашу.
Чего боялась Тётя Катя, то позже и случилось. Настёнка всё же забеременела, но парень оказался порядочным, женился и увёз её куда-то в далекий сибирский городок. Свадьбу не справляли , во дворе Настёнку обсудили и забыли. Валя осталась одна. И тётя Катя договорилась с моей мамой, чтоб я приходила ночевать , когда тётя Катя уходила в ночь. Валя боялась темноты, что-то у неё было со здоровьем.
Эти ночёвки остались в моей памяти, как счастливые вечера.
Наступал вечер, я шла к Вале со своим бутербродом, хлеб с сыром брынза или блинами. На ужин всегда тётя Катя оставляла две – три картошки. В блюдечко наливалось подсолнечное масло, чуть – посыпали солью. Мы макали горячую картошку в масло , заедали чёрным хлебом и запивали чаем. И теперь , если приболею , хочу только горячую картошку с подсолнечным маслом, так себя балую, и выздоравливаю.
До поздней ночи, не ложимся спать, болтаем В основном Валя ругала толстую Аську – «фулюханку», произносила Валя, я ей поддакивала. Или я рассказывала очередную прочитанную книгу. Валя почти не делала уроки, она всё равно ничего не запоминала. В те времена оставляли на второй год, и Валя сначала попала в мой класс, а потом отстала и от меня. Кое-как доучилась до седьмого класса, бросила школу. Кто-то из родных познакомил её с соседским парнем, вышла замуж в шестнадцать лет. Ушла к мужу в другой посёлок.
В то время мне уже 12 лет . Вторая Валя переехали в новый дом, у неё отец работал в управлении Азнефть, он получил новую квартиру в многоэтажном доме.
Аська была чуть старше Вали , и она вышла замуж за соседа азербайджанца, перешла жить к нему, в его дом за высокий каменный забор. Надела на голову калягай большой платок, прикрывавший лоб и нос, ещё больше потолстела, нарожала кучу детей.
Лишившись подруг, я сдружилась с дворовыми мальчишками. Они подросли вместе со мной. Их было трое, двое из них учились со мной в одном классе . Жили весело, дружно. Я одна, их трое. Катались на велике, на деревянных, самодельных самокатах, ходили на озеро купаться , летом вместе пасли коз. Уходили далеко в степь с запасом воды и еды. До их пор перед глазами огромное поле , заросшее красными маками, далеко на горизонте, обрамлённое холмами , за ними нефтепромысла с вышками - качалками . Через всё поле протекала канава. Стекала туда отработанная вода от нефтепромысла. Вода была мазутная, чтоб напоить коз надо, было уходить далеко к чистому ручью , впадающему в озеро.
При переходе через заболоченное место пацаны складывали руки стульчиком, я садилась, держалась за плечи, и они меня переносили через мазутные ручейки . Берегли мои ноги. В общем, со мной обращались как с принцессой. Родители не боялись отпускать нас далеко в степь, и мысли не было , что нас кто-то может там обидеть. Мне 12 лет , средней сестре 16 лет, старшей сестре 22года. Она уже окончила педучилище . У нас дома собираются Раины подруги: устраивались молодёжные вечера или слушали пластинки. Когда мама в ночную смену девушки наряжались и щли в кино.
Среди этих взрослых девушках я была, как рыба в воде. Особенно полюбилась мне Мила Быкова. Полная, невысокая, смешливая девушка, страдающая как и я из- за своего малого роста и «невзрачной» внешности. Родственная душа.
О, здесь я была в своей, как говорится, тарелке. Девушки были в «возрасте», страшно было остаться старой девой. Особенно страдала Мила. У Раи было много поклонников, но она слишком разборчивая. Она же получила образование, а женихи были с семилеткой, в общем не то, что надо,
А я как истинный профессионал раскладывала карты. Врала напропалую , что придёт в голову. В голову приходило, что именно сегодня явиться король бубновый и выпадает любовь. Рая смеялась, Валя искренне верила . В конце концов по вере и воздаётся, всё вышло, как я нагадала . Именно к Вале на танцах подошёл парень , и завязалась дружба, потом любовь, потом была свадьба.
Первая настоящая свадьба во дворе. Невеста в белом платье, с фатой на голове. Был выкуп и даже легковая машина для жениха с невестой Я конечно же была приглашена и впервые в жизни прокатилась в легковушке до ЗАГСа. Так настояла Валя, для удачи , ибо считала , что у меня лёгкая рука. Свидетели с родными и гостями дошли пешком , не далёкая дорога.
К моей печали, Мила уехала с мужем в какую-то деревню, а Раю отправили отрабатывать три года в азербайджанское село.
Мой брат Лёня и его друзья повзрослели, их забрали в армию . Были проводы , гулянье с гармошкой, фотографии на память.
Все парни приглашали меня на танцы. Ванька Булатов самый красивый из них, без стеснения подошёл к маме и сказал громко:
- «Берегите Риту, приеду из армии, женюсь»
- Изи отсюдова , чего болтаешь, она тебя пойдёт что ли?- безапелляционно отпарировала мама. Я посмеялась , Ваньку я и в уме не держала.
Да, он среди друзей брата был самый спокойный, добрый , ко мне относился ласково и угощал конфеткой, а не махоркой , как Митька.
Он благополучно отслужил и вернулся домой. Пришёл к нам , мне стукнуло пятнадцать. Ванька сидел в уголке и задумчиво смотрел на меня. Я болтала без умолку, что-то рассказывала, а на Ваньку и не смотрела. Никакие любовные чувства ещё не бороздили моё сердце.
Ванька неожиданно женился. Познакомился на танцах, переехал жить к невесте. Прожили несколько лет , детей не было. Потом он запил. Что с ним произошло в армии, не знаю, вскоре заболел и умер.
Много лет позже, я приехала в Баку в отпуск и случайно встретилась с Валей.
Навстречу нам с мужем шла чуть сгорбленная под тяжестью сумки женщина. Валя спокойно, серьёзно, не улыбнувшись посмотрела на нас. Что-то сверкнуло в её блёклый глазах на секунду и погасло. Мы поговорили. Она махнула рукой, мол, какая жизнь, о чём ты?
- Муж пьёт, детей двое. Замучилась в школу ходить. Чего учителя хотят от них? Не всем же инженерами быть.
Это камушек в мой огород. Я скромно промолчала. Поговорили, пригласила её в гости, дала адрес и разошлись. На душе остался осадок. Моя любимая подружка детства, моя защитница от коварной Аськи, добрая скромница Валя, так равнодушно встретила меня. Её понять , можно . Жизнь не удалась.
В таких случаях мама говорила :
«Бедному ветер всегда бьёт в лицо». «Богатство прилепляется к богатому».
Валя в гости не пришла. Позже государство стало выдавать квартиры, куда она переехала , не знаю. Больше мы не виделись.
Фируза
К моему стыду, сообщаю, мой дорогой читатель , я как самая бессовестная эгоистка , почти забыла о тёте и не скучала. Мне уже 14 лет и я могла бы сама приезжать к ним в гости , но я сдружилась с троюродной сестрой с Фирузой.
Фира, - представлялась она коротко и веско , пренебрегая распространённым в Баку именем - Фируза.
У моей мамы в Баку родных не было. Единственный её младший брат погиб 19 летним юношей на фронте. Были - со стороны моего отца. Во время войны выживали, кто как может. С некоторыми из них мама поддерживала отношения. В основном они обращались к маме , с заказами то сшить , то связать. В центре Баку почти у вокзала вдовствовала жена двоюродного брата моего отца, тётя Гуля. Её и взрослые и дети называли коротко – Гуля.
Мужа Гули не взяли на фронт из-за болезни. Служил милиционером, к сожалению вскоре умер. В доме четверо детей, тётя Гуля как и все наводнившие город в тридцатых годах из Поволжья , была совершенно неграмотная и плохо говорила на русском , но ещё хуже на азербайджанском. Я всегда удивлялась, почему приезжие не старались изучить язык коренного населения.
Тёти Гуле ничего не оставалось как выйти с кошелкой на « Кубинку», то есть на огромный городской рынок и связать свою карьеру с спекуляцией. Спекулянты неохотно принимали в свою среду, но Гулю приняли, ещё бы её знала вся рыночная милиция. Как ни как вдова умершего товарища.
Старшая дочь красавица Ряйся не соблазнилась карьерой на рынке, слишком уж донимали пылкие джигиты - хозяева рынка. Да, Райся действительно была красавица, вылитая кинозвезда. Она изредка на выходные приезжала к нам в гости, дружила с Зиной. Из их секретных разговоров я поняла, что быть красавицей, не очень-то хорошо, и … облегчённо вздохнула, оказалось не так уж плохо иметь нос с горбинкой и малый рост.
« Ты даже красивее артисток на фото, -простодушно сообщила я ей и показала набор фото наших советских кинозвёзд.
- Э, э, э… причём красота, - ревниво вставила мама, - вот если б счастье Аллах послал, вот что главное.
- А что такое счастье? - вскрикнули мы чуть ли не хором.
- Как что, не понятно что ль , чтоб муж был работящий, добрый, не ругал, не бил.
- Ты отстала от жизни , мамочка, - парировала Зина , это при царе мужья дрались , а сейчас Советская власть.
- Какая разница – какой флаг, лишь бы человек хороший был.
В памяти у неё крепко засело, как в её деревню врывались то белые, то красные. В первую очередь вывешивали свой флаг. Потом начинался грабёж или сбор (как не назови) провизии, фуража под дулом пистолета.
Гуля постаралась устроить старшую дочь ученицей на швейную фабрику.
На фабрике Райся не задержалась. Приехали заказчики из Узбекистана. Один из специалистов, причём татарин, сражённый наповал и красотой, и молодостью неделю знакомства предложил ей руку и сердце. Девушка согласилась , мечтая избавиться от стрёкота швейной машинки. Гуля не стала долго думать, через знакомых устроила скорую регистрацию брака и торжественно проводила дочь в неизвестность. Забегаю на много лет вперёд, брак оказался счастливым и на всю жизнь. Единственная радость многострадальной Гули , ибо с другими детьми судьба обошлась не так милосердно.
И вот в семье старшой стала Фируза. Она приехала к нам погостить на летние каникулы и сразу же мы стали закадычные подруги.
У неё было то, что не хватало мне - самоуверенность. Увидев моих дворовых друзей – мальчишек, заявила, что они мне не пара, что нечего с ними время терять.
Впервые я с ней оказалась в летнем саду на вечернем сеансе - запретная для меня зона. И ещё у неё было « много» денег.
Каюсь, было дело, я не всю мелочь отдавала маме после похода за продуктами и у меня накапливалось « богатство».
Фируза брезгливо окинула взглядом мой капитал :
- Оставь на пирожки в школьном буфете.
Она не только оплатила билеты, но и купила эскимо на палочке и не за 11 копеек, а большое - за 22.
- Откуда у тебя столько денег? – не удержавшись, спросила я
- Аллах даёт,- сумрачно усмехнулась Фируза.
- Как это? – Допытывалась я , испугавшись , что она взяла у матери без спроса.
- Ащи, успокойся , да , - я на рынке торгую, всё просто, мать мне велит товар продать например за 20 руб , а я продаю за 22 рубля, поняла. У меня рука лёгкая, а милиция не трогает, платить им не надо.
Приезжай к нам на зимние каникулы , я тебя в театр поведу и на набережной покатаемся на катере .
- Не знаю, если мама пустит.
С тех пор так и повелось, я приезжала к ним погостить на зимние каникулы , а они к нам летом. Мы выносили нашу деревянную кровать во двор , под виноградник, или укладывались на плоскую крышу бани. Мы знали, что здесь нас попытаются измазать краской пацаны, Тарзан нас верно охранял . Мы заготавливали ведро воды , и как только Тарзан взвизгнет, целое ведро воды потоком летело на головы пацанов. Крик, смех, лай - много ли для счастья надо?
Самое время рассказать про ойкумену, то есть про жизненное пространство, где обитала семья Фирузы.
В. Г. Короленко смутился бы, сравнив его с жилищем
« Детей подземелья»
В любых городах ещё до сих пор есть такие квартиры, выдавали их рабочим, мелким служащим. Окна наполовину ниже первого этажа, уходят в землю, снизу смотрят на тротуар. Можно, если делать нечего, считать ноги прохожих.
Сам дом одноэтажный, наполовину прогнивший, спрятан в общем дворе, а вход со стороны улицы в торце дома. Спускаешься от тротуара по лестнице ниже на три ступени, открываешь тяжёлую облупленную дверь и ты в полутёмной комнате.
Первая комната это и кухня, и ванная, то есть висит рукомойник под ним ведро. В зимнее время это ночной туалет, отгороженный шторой. В одном углу газовая печка, колченогая тумбочка. В другом- прилепилась двуспальная почти ржавая кровать , когда-то, блестевшая ажурными металлическими спинками . К кровати прижался огромный круглый стол , под ним уместились облезлые табуретки.
В стене, на конце узкого прохода дверь во вторую комнату то есть вход , а дверь давно снята в виду тесноты.
Во второй комнате без окон - две широкие кровати на них куча засаленных одеял. подушек, покрывал, лоскутного постельного белья рядом огромный сундук. На стене две полки , видимо предназначенных для книг, теперь заставленные косметикой Есть даже зеркальный шкаф для одежды, с одной стороны, вместо ножки - жестяная банка.
Здесь же над сундуком - произведение искусства - огромная картина в позолоченной потрескавшейся раме - «Незнакомка» . Она загадочно, нет, скорее печально взирает на вынужденное своё обиталище. В комнате день и ночь горит одна тусклая лампочка. Как ни странно, патрон вбит над входом, а не в потолок над центром комнаты. Видимо, когда-то это было подсобное помещение, может быть кладовая.
В первый раз, когда я попала в это жилище, мне мой дом показался шахским дворцом. Отдельный дом с палисадником, а дальше ещё огород с инжировыми деревьями и курами, копошившимися в пыли под ними. Напротив дома - колодец с холодной даже в жару водой.
В углу баня, всегда с горячей водой в огромном баке, встроенном в печь. Заходишь в прихожую, дальше большая галерея с огромными окнами и три двери : в кухню, комнату и маленькую спальню . В галереи огромная кадка с фикусом.
Человек ко всему привыкает, и я у Фирузы привыкла не замечать обшарпанные, стены, зарисованные чернилами и жирными пятнами .
Гуля была рада , что рынок процветает , его так и не закрыли, несмотря на угрозы со стороны властей. Она уходила из дома рано, надо успеть обойти своих работодателей, взять товар, потом на рынок. Вечером отчитаться за выручку .
Да, уставала , но главное, милиционеры её не обижают, и Фируза хорошая торговка, а дома держит младших под контролем.
Фируза была счастлива, что мать уходит из дома рано, а возвращается поздно. Главное успеть сварить суп к её приходу. А ещё больше радовалась, что вышла замуж и укатила в Самарканд сестра Раися, теперь живёт в достатке и даже присылает им иногда посылки.
Утро начиналось с окрика:
Румийка, вынеси помои, мы умываться идём. Мы это значит она и я.
Полусонная Румия мгновенно вскакивала, влезала босыми ногами в большие калоши и мчалась с помоями в общий двор , где размещался общественный туалет.
Ещё ей в обязанность вменялось мыть иногда полы. И она была счастлива, старшая сестра, она же королева, считала вынос помоев вредной работой и платила ей на 10 копеек больше, чем за полы, расчёт производился по мере исполнения работы. Хватало и на десятикопеечный фильм и на мороженное. По праздникам щедрая Фируза выдавала на пирожное. Но если ей удавалось получить от продажи сверхприбыль, то она устраивала праздничную вечеринку с лимонадом, колбасой и голландским сыром.
А с полами можно иногда филонить, не мыть, а наскоро подмести и кое - где побрызгать водой, главное не забыть вынести ночное ведро.
А уж как счастлив Мишка - младший брат.
На нём обязанность ежедневно утром бежать в магазин, купить хлеб , 200 грамм повидло, и 100 граммовую пачку масла, не больше, ибо всё съедят за один присест. Фируза, проверив купленное, иногда милостиво разрешала оставлять себе мелочь и, накопив , Мишка приобретал пластмассовых солдатиков, играл в с ними войнушку , никому не мешал. Он был тихий болезненный мальчик. В доме не было книг, кроме замызганных учебников В библиотеку ходить было не принято, уроками никто себя не утруждал .
Счастлива была и я. Гуля по случаю моего приезда освобождала Фирузу от рынка и мы , позавтракав, уходили гулять в центр. Ходили в музеи , на дневные спектакли, катались на катере, гуляли по набережной, заходили в кафе и пили кофе, ели горячие сосиски . Фируза заказывала три порции, хлеб был в тарелке, под салфеткой – бесплатный. Она спокойно намазывала горчицу сразу на несколько кусков хлеба, заворачивала вместе с третьей порцией сосисок и прятала в сумку. Я как провинциалка стыдилась забирать весь хлеб с тарелки.
Три, четыре дня пролетали как миг. Но в памяти эти весёлые забавы остались на всю жизнь.
И вот мне почти 15 лет. Фируза получила паспорт, ей 16 – совершеннолетие. Она уже в прошлом году бросила учёбу и занималась только рынком, торговля шла вполне удачно.
Я приехала к ним в очередной раз, погостила и накануне отъезда, Фируза устроила прощальный праздник. Мать уехала в Москву за товаром, и потому никто не мог помешать празднику. Накормив и выдав на мороженное и на кино, Фируза выпроводила мелких , приказав Румийке с Мишкой идти в кино. Фируза пригласила гостей , своих друзей соседей, близняшек брата и сестру. Звали их Руслан и Роксана.
Я их хорошо знала, вместе играли во дворе, иногда и Роксана гуляла с нами по городу . В это приезд их было не узнать. Они как и Фируза старше меня всего года на полтора, Но как за год изменились.
Рослые, статные, красивые, как я раньше не замечало эту невозможную красоту?
Стол был накрыт по - барски. В центре минеральная вода и бутылка вина. Никого кроме меня она не смутила. Видимо , выпивка была уже им привычным делом.
Обычно я не страдала молчаливостью, но на этот раз всё меня тяготило. Их хвастовство паспортами, совершеннолетием, фривольные разговоры о любви, ухмылки, намёки. Закуска съедена, бутылка выпита до дна. И вот, видимо по намеченному плану, Фируза, а следом и Роксана вышли не просто из комнаты, а на самом деле ушли из квартиры на улицу. Руслан резко двинул свою табуретку впритык к моей и смело положил горячую нет , скажу возвышенно, трепетную ладонь на моё колено. Уже тогда платье девушки носили короткие, выше колен. Я обомлела. Только , что я смотрела на этого красавца с восхищением. Он был где-то там на недосягаемой для меня вышине , на уровне Ален Делона. Я осторожно , сгорая от стыда, попыталась убрать его руку, но рука стала жёсткой, неожиданно смелой.
А вторая тут же бесстыдно сжала моё плечо.
Нет, всё-таки книги чему-то учат. В голове за мгновение пронеслись любвеобильные соблазнители всех мастей из иностранных романов.
Я вцепилась ногтями и сдёрнула с колен его руку , вскочила, опрокинув табуретку и выбежала на улицу в одном платье. Фирузка с Роксаной , на лавочке, одетые в пальто, не скрываясь курили сигареты. До меня дошло, что мои подруги рано повзрослели, а я катастрофически отстала от них.
- Ты что раздетая вышла? - спокойно обернулась ко мне Фируза.
Губы мои дрожали , я не сразу сообразила , что отвечать.
Роксана ухмыльнулась :
- Ей не по вкусу пришёлся мой брат. - Да, на него знаешь сколько вешаются.
И тут ко мне вернулся дар красноречия:
- Вот пусть и носит их на себе как вешалка.
Фируза смотрела на меня помутневшими от вина глазами:
- Дура ты, я хотела, чтоб вы поближе познакомились, где такого красавца найдёшь? Ну, скажи мне.
- Вот и возьми себе , пошли домой, я замёрзла, сестра называется, бросила меня на этого…
- Да уж я бы не отказалась, только он тебя выбрал.
Из квартиры вышел Руслан, в руке висело моё пальто, – оденься, коза дикая, замёрзнешь. Отрастила когти, а на вид тихая. Сглупил, больше не буду. Ты же интеллигентка из провинции, забылся, прости.
Мы вошли в дом, вернулись дети. Мы вместе поиграли в карты, пили чай , рассказывали анекдоты.
На второй день Руслан пошёл меня провожать до вокзала. Извинялся, шутил, рассказывал о своих далеко идущих планах после окончания школы. Он был начитанным парнем, старался меня развеселить. Но романтические мечты о красавце рыцаре, как то поблекли. Мы простились с ним по дружески и навсегда. Летом Фируза приехала к нам с Гулей и … пригласили на свадьбу. Фируза собралась замуж.
- Что-то ты рано собралась замуж, пошла бы лучше учиться в училище, профессию бы получила? - укорила её мама.
- Нельзя ей по рынкам шляться, рано созрела. . Муж пусть кормит , а мне ещё двоих подымать. Мишку лечить надо, здоровье никуда не годится. В отца, видать.
Тебе то хорошо говорить , тебе Рая помогает, и девчонки хорошо учатся, а у моих голова слабая. Замуж пойдёт, мне спокойней будет.
Фируза равнодушно проворчала:
- Лишь бы скорей спихнуть, хотя мне самой надоело в этом бедламе жить. А у жениха моего дом хороший на Разино с большим садом и нет ни братьев , ни сестёр, всё ему достанется.
- А что родители старые совсем?- простодушно спросила я.
- Со мной быстро состарятся , - засмеялась Фируза.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...