Вот комната: кушетка, шкаф, комод,
ковёр напольный из простых расцветок,
на стенах два пейзажа и офорт,
лосиный рог на шесть под лаком веток,
а на комоде ракушки, все в ряд,
и ваза из родительского дома.
Весьма уютно, как мне говорят
мои друзья и несколько знакомых.
Ну что ж, согласен. Заходить сюда
привычно мне в любое время суток,
но только сердце бьётся иногда
с тоской щемящей. Сразу не до шуток,
и память, этот вечный пилигрим
по прошлой жизни с точностью до мига,
уносит вдаль, к событиям другим.
Порою занимательная книга,
читается легко. Когда бы так
велось всегда… Увы, пустое дело.
Мне видится опять сквозь полумрак
застывшее, поверженное тело
покойной матери на белой простыне
и сгусток крови рядом на подушке.
Есть что-то жуткое в полночной тишине
и в отдалённом голосе кукушки,
ведущей свой бухгалтерский учёт
последних дней присутствия земного.
А время всё летит, бежит, течёт…
В то утро, было где-то полвосьмого,
я к ней зашёл – она ещё жила,
дышала так размеренно и тихо,
как будто утомилась и спала,
хотя душа уже искала выход.
И отошла. Спокойная, без слов,
закрыв глаза, в остывшей вдруг постели.
Наверно, в этот миг из облаков
к земле спустились белые метели.
Всё утонуло в снежной кутерьме,
смешалось воедино, подчиняясь
судьбе неотвратимой и зиме,
исчезло, ни за что не извиняясь
и ничего не ставя во главу,
но беспощадно ставя перед фактом…
Теперь я в этой комнате живу
вдвоём с усталой памятью. Так как-то.