Сразу скажу, что Хемингуэй, или как мы тогда его называли, Хэм, это писатель моего поколения. Его читали буквально все, и обязательно в комнате висела его фотография в свитере. Правда, были и в наше время некие чудики, одна девица на посиделках спросила: «Хемингуэй, что-то слышала, это город на Кубе?». Знаете, и сейчас, иногда приятно перечитывать его книги, «Праздник, который всегда с тобой» «За рекой, в тени деревьев» и рассказы. Мое поколение выросло на его книгах. Насчет фильмов - не скажу, «Снега Килиманджаро» мне не понравился, особенно конец. А вот тексты – это да.
Этот пост не о самом Хэме, скорее о восприятии его моём и, возможно, моего поколения. В жизни моё отношение к его творчеству менялось, но это скорее от самой жизни и зависело. Начал я его читать на первом курсе, причем со второго семестра – также и на английском. У нас была очень большая языковая нагрузка, а домашнее чтение – курам на смех: первая книга была «Тропою грома», страшно интересно). Так что начал я читать его и по-английски, сначала – рассказы, потом «Прощай, оружие». Летом 1972-го чуть было не обломался, взял с собой в строй-отряд «Зелёные холмы Африки». По сути, это дневник Хемингуэя как охотника и путешественника. Мы очень уставали, да и вообще, скорее всего нужно было со словарём читать, короче, не пошло у меня. Потом я купил сразу несколько его книг (были бабки после строй-отряда), и я прочитал «Праздник, который всегда с тобой», «По ком звонит колокол», «Фиесту», «За рекой в тени деревьев» и рассказы. А «Праздник» перечитывал потом несколько раз.
В общем, прочитал я его всего тогда. И потом, в разных ситуациях, я возвращался и читал Хэма, часто просто для удовольствия. Летом 1979 года меня отпустили в отпуск из армии. Конечно, гражданка, жена, семья, друзья и всё такое, но был момент, когда нужно было закупить для части, что начальники просили: бумагу, краски, тушь, плакатные перья, и всякую иную муру. Я поехал на Арбат в «Дом книги» и разом всё купил. Дальше я шел по Москве, по спокойному безлюдному бульварам, в сторону «Повторного фильма» (которого благополучно уже давно нет, а есть там театр Розовского), купил билеты на фильм Анджея Вайды «Пейзаж после битвы». Времени у меня было до пяти, а в голове у меня был туман: первый раз за год снял сапоги и портянки. В кинотеатре было прохладно, широкие мраморные лестницы успокаивали. В буфете я купил креплёное тёмное «Московское пиво», в бутылочках по 0.33 л., набрал бутербродов с осетриной и с черной и красной икрой, дорого конечно, копеек по 30, но кто меня в армии будет осетриной кормить? Так что - не пожадничал. Фильм был замечательный, потрясающий, уничтожающий. Так что после сеанса я вышел на бульвар, ошеломленный, у меня же ещё шок от армии совсем не прошёл. Позже, все основные фильмы Вайды я пересмотрел. Очень умный и талантливый человек, светлая память! Так и поехал я в своё Ясенево, и сразу же взялся за Хемингуэя, как раз «Праздник, который всегда с тобой». Всё у меня вместе происходило. Помните … (фрагмент из книги в конце поста, можно почитать, если не читали).
Тут важно отметить вот что, иначе потом забуду: для меня рассказы и романы Хемингуэя важны совсем не тем, что это мужская литература, все эти геройства, спорт, стрельба, война…, нет, важно его отношением к жизни и людям, и, в частности, к женщинам. Может быть, поэтому мне так нравится «Праздник», и очень нежные и теплые отношения между Хэмом и его женой Хедли, и его отношение к сыну, которого они называли Бамби. Мне было жаль, что их брак расстроился, причем при каждом прочтении. По тексту, причины их разрыва, которые он излагает, не очень-то похожи на правду. Но к этим вопросам я вернусь позже. Тем не менее, мочизм Хемингуэя упоминают часто, а я этого не замечал и не считал основной чертой его творчества и его идеологии, и не считаю.
И потом, когда я впервые попал в Париж, это было в самом начале 1989 года, я выискивал все кафешки, где писал в свое время Хемингуэй. Но главное, что Париж Хемингуэя очень мне нравится, так что в свободное время, а поездка была не туристической, а научной, я посещал музеи, ходил по кафещкам Хемингуэя (а также искал места, связанные с импрессионистами), так что – насыщенно время проводил. Частично это есть в заметке «У каждого свой Париж» (см. http://stihi.ru/2018/02/22/5010).
Самый лучший Париж – у Хемингуэя. После Хемингуэя сразу же начинался Скотт Фицджеральд: «Ночь нежна» и «Великий Гэтсби». Отношения Хемингуэя со Скоттом Фицджеральдом и его женой тогда обсуждались и были на слуху, может быть ещё и из-за публикации Олдриджа в «Иностранке», которую читали все. Мне и Зельда Фицджеральд понравилась, книжка у нее была «Save Me the Walt». Грустные темы потерянного поколения. Мы-то тогда не понимали, почему это нам все так близко, а оказывается, прав был Джон Донн, «не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе».
В один из последующих приездов в Париж я остановился в гостинице, а соседний бар оказался известный всем бар «Гарри», где Хемингуэй проводил время. Что-то мне кажется, что того Парижа тоже больше нет. Но, в баре было также накурено, народ квасил точно также, как и во времена Хемингуэя, так что и я заходил, но очень уж я не люблю, когда накурено, и тут без разницы, Хемингуэй – не Хемингуэй, терпеть ненавижу (фото 9, За стойкой «Гаррис бара» (Harry's New York Bar)).
Несколько слов о его жизни, творчестве и жёнах:
Эрнест Миллер Хемингуэй (1899 - 1961 года, Кетчум, США) — американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1954 года. Родился 21 июля 1899 года в привилегированном пригороде Чикаго — деревне Ок-Парк. Его отец Кларенс Хемингуэй был врачом, а мать, Грейс Холл-Хемингуэй - оперной певицей. Отец научил сына обращаться с оружием и выслеживать зверя, и охота стала для Хемингуэя главной страстью. Одни из первых своих рассказов о Нике Адамсе Хемингуэй посвятит именно охоте и фигуре отца. Кларенс покончит жизнь самоубийством, застрелившись из охотничьей двустволки, и это будут всегда волновать Хемингуэя.
После выпуска из школы Хемингуэй решил не поступать в университет, а переехал в Канзас-Сити, где устроился работать в местную газету The Kansas City Star репортёром. Надо думать, здесь и сформировался его литературный стиль и привычка быть всегда в центре событий.
После вступления США в Первую мировую войну Хемингуэй решил пойти добровольцем, но его не взяли из-за повреждённого левого глаза. В начале 1918 года Эрнест Хемингуэй записался водителем скорой помощи на итальянский фронт по набору Красного Креста в Канзас-Сити. В июне он добрался до Италии, а 8 июля 1918 года Хемингуэй был тяжело ранен миномётным огнём, возвращаясь из столовой с шоколадом и сигаретами для солдат на передовой. Он получил серьёзные осколочные ранения обеих ног, его оперировали и он провёл пять дней в полевом госпитале, после этого его перевели в больницу в Милане. Он провёл там шесть месяцев. В госпитале он встретил свою первую любовь — Агнес фон Куровски, медсестру Красного Креста, которая была на семь лет старше его. В январе 1919 года, когда он возвратился в Штаты, Агнес и Хемингуэй решили пожениться, но в марте она написала, что обручилась с итальянским офицером. Хемингуэй очень переживал и в будущем стремился оставить очередную жену до того, как она оставит его (так считают его биографы).
В 1919 году Эрнест Хемингуэй, которому ещё не было 20 лет, вернулся с войны. В сентябре он пошёл в поход на Верхний полуостров Мичигана со своими школьными друзьями. После этого похода он написал рассказ «На Биг-Ривер», в котором автобиографичный персонаж Ник Адамс уезжает из города в поисках уединения после возвращения с войны, это важный рассказ, где есть черты нового стиля Хэма, который он развивал всю свою жизнь.
В сентябре 1920 года он переехал в Чикаго, писал рассказы для Toronto Star и работал в качестве помощника редактора журнала Cooperative Commonwealth, где познакомился с писателем Шервудом Андерсоном. Там он познакомился и с пианисткой Хедли Ричардсон. Он увлёкся ею, у неё были рыжие волосы, и она была на восемь лет старше его. Они переписывалась несколько месяцев, а затем решили пожениться и путешествовать по Европе. 3 сентября 1921 года они поженились, а через два месяца Хемингуэй был нанят в качестве иностранного корреспондента Toronto Star, и пара уехала в Париж.
В Париже он встретил таких писателей, как Гертруда Стайн, Джеймс Джойс и Эзра Паунд. В Париже чета Хемингуэев поселилась в небольшой квартирке на улице Кардинала Лемуана около площади Контрэскарп, а работал Эрнест в арендованном помещении в соседнем здании. В книге «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэй писал: «Здесь не было горячей воды и канализации. Зато из окна открывался хороший вид. На полу лежал хороший пружинный матрац, служивший нам удобной постелью. На стене висели картины, которые нам нравились. Квартира казалась светлой и уютной».
Стайн, которая была оплотом модернизма в Париже и познакомила его с художниками и писателями из квартала Монпарнас, которых она называла «потерянным поколением» — термином, который Хемингуэй популяризировал в романе «И восходит солнце». Регулярно посещая салон Стайн, он познакомился с такими влиятельными художниками, как Пабло Пикассо, Жоан Миро и Хуан Грис.
В ходе первых 20 месяцев в Париже Хемингуэй отослал в газету Toronto Star 88 рассказов. Он писал о греко-турецкой войне, где был свидетелем сожжения Смирны, а также такие приключенческие рассказы. Поэтому Хемингуэй сильно расстроился из-за того, что Хедли потеряла чемодан с его рукописями (включая вторые экземпляры и черновики) на Лионском вокзале (1922 год), так что часть его творчества навсегда утеряна.
Хемингуэй, Хедли и их сын Бамби вернулись в Париж в январе 1924 года и переехали в новую квартиру на улице Нотр-Дам-де-Шан. В 1925 году был издан сборник «В наше время». К этому времени относится выработка писателем такого художественного приёма как «принцип айсберга», который он использовал на протяжении всего своего творческого пути. Так, по поводу рассказа «Конец сезона» Хемингуэй позже писал, что он убрал из него «настоящий финал», в котором «старик повесился»: «Я отбросил его, исходя из своей новой теории, что можно опустить что угодно, если опускаешь сознательно, и опущенный кусок усилит рассказ, заставит людей почувствовать больше того, что они поняли».
В 1923 году Хемингуэй вместе с женой Хедли впервые посетил фиесту в испанском городе Памплона, где ему очень понравилась коррида. Хемингуэи вернулись в Памплону в 1924 году и в третий раз в июне 1925. В декабре 1925 года Хемингуэи решили провести зиму в австрийском городе Шрунсе, где он начал работать над романом «И восходит солнце». В январе к ним присоединилась Полин Пфайффер. Ему нужно было встречаться с издателями, и во время остановки в Париже у него начался роман с Пфайфер. После чего он вернулся в Шрунс, и в марте закончил работу над своим произведением. Роман «И восходит солнце», главными персонажами которого стали представители поколения послевоенных экспатриантов, был «признан величайшим произведением Хемингуэя». Сам Хемингуэй считал, что персонажи романа может и потрепанные, но не потерянные.
Весной 1926 года Хедли стало известно о романе Хемингуэя с Полин Пфайфер, и Хемингуэй и его жена разошлись по её требованию. В январе 1927 года пара развелась, а в мае Хемингуэй женился на Полин Пфайфер.
Пфайфер, которая была родом из богатой арканзасской католической семьи, приехала в Париж, чтобы работать для журнала Vogue. Перед их браком Хемингуэй принял католическую веру. В конце года Полин, которая была беременна, захотела вернуться в Штаты. 28 июня 1928 года у них родился сын Патрик.
Первый настоящий писательский успех пришёл к Эрнесту Хемингуэю в 1926 году после выхода в свет «И восходит солнце» — пессимистичного, но в то же время блистательного романа о «потерянном поколении» молодых людей, живших во Франции и Испании 1920-х годов. В 1927 году у Эрнеста Хемингуэя вышел сборник рассказов «Мужчины без женщин», а в 1933 — «Победитель не получает ничего». Они окончательно утвердили Хемингуэя в глазах читателей как уникального автора коротких рассказов. Среди них стали особенно известными «Убийцы», «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» и «Снега Килиманджаро». «Убийцы» - ужасный рассказ, один из моих любимых, сразу же вспоминаются Сэлинджер и Капоте.
С началом испанской войны Хемингуэй оказался в Мадриде, и в самые тяжёлые дни он находился в осаждённом франкистами городе, в отеле «Флорида», который на время стал Штабом интернационалистов и клубом корреспондентов. Здесь стоит упомянуть о воспоминаниях Ильи Эренбурга, который встречался с Хемингуэем тогда. Когда-то я читал «Люди, годы, жизнь», и вот там есть об этом. В марте 1937 года в Мадриде Эренбург узнал от Михаила Кольцова, что Хемингуэй в Мадриде. Хемингуэй сидел в гостинице «Флорида» и пил виски. «Гостиница была недалеко от здания телефонной станции, по которому всё время била фашистская артиллерия. Гостиница была продырявлена прямым попаданием фугаски. Никого в ней не осталось, кроме Хемингуэя. Он варил на сухом спирту кофе, ел апельсины и писал пьесу о любви, …говорил прямо: «Нужно расколотить фашистов». Он увидел людей, которые не сдались, и ожил, помолодел». Хемингуэй жаловался, что его критики ругают за «телеграфный стиль» романов. Он добавил: «Одно плохо, что ты не любишь виски. Вино – для удовольствия».
Также интересно, что они не пересекались в Париже в 1922 году, Хемингуэй на восемь лет моложе, но Эренбург удивлялся, когда Хемингуэй рассказывал ему, «что в Париже в начале двадцатых годов – точь-в-точь как я на восемь лет раньше, сидел за чашкой кофе в «Селекте» - рядом с «Ротондой» - и мечтал о лишнем рогалике. Удивился я потому, что в 1922 году мне казалось, что героические времена Монмартра позади, что в «Селекте» сидят богатые американские туристы. А там сидел голодный Хемингуэй, писал стихи и думал над своим первым романом».
Здесь же, в Мадриде, Хемингуэй познакомился с американской журналисткой Мартой Геллхорн, которая по возвращении домой стала его третьей супругой.
Впечатления от войны нашли отражение в одном из самых известных романов Хемингуэя - «По ком звонит колокол» (1940). Это очень мощный роман, и с определенным смыслом: есть личности, которые стоят до конца за свои убеждения, даже если их ждёт трагический конец. Нельзя добро слепить из кусочков зла, нужно стоять до конца.
В 1949 году писатель переехал на Кубу, где возобновил литературную деятельность. Ещё в 1940 году он приобрёл в пригороде Гаваны дом в поместье «Финка Вихия». Жил он там со своей четвёртая жена (1946—1961) - Мэри Уэлш. Там была написана повесть «Старик и море» (1952). Книга повествует о героическом и обречённом противостоянии человека и природы, о человеке, который одинок в мире, где ему остаётся рассчитывать только на собственное упорство, или упрямство. При первом прочтении я подумал, что это про него самого, про Эрнеста Хемингуэя, который, зная, что в итоге проиграет, всё же до конца борется с рыбой, или, если хотите, за рыбу. Это аллегория с его творчеством, вот же, кажется, поймал уже рыбку, ан, нет, сорвалась! Я читал всякие отзывы на эту повесть, но всё это вокруг, да около. Конечно, это квинтэссенция, экстракт, всего творчества Хемингуэя, поэтому после написания «Старика и моря» последовала и Нобелевская премия.
За повесь «Старик и море» в 1953 году Эрнест Хемингуэй получил Пулитцеровскую премию. Это произведение повлияло также на присуждение Хемингуэю Нобелевской премии по литературе в 1954 году. В 1956 году Хемингуэй начал работу над автобиографической книгой о Париже 1920-х годов - «Праздник, который всегда с тобой», которая вышла только после смерти писателя.
В конце июля 1960 года Хемингуэй покинул Кубу и вернулся в США, он поселился в городке Кетчум (штат Айдахо), в котором в 1959 году он купил дом. Хемингуэй страдал от ряда серьёзных заболеваний. Кроме того, близкие люди отмечали ухудшение его психического состояния. Хемингуэя положили в клинику широкого профиля Майо в г. Рочестер (США) для обследования. Хемингуэй очень скептически относился к психиатрам. Но он погрузился в депрессию с паранойей по поводу слежки. В начале 1980-х годов, когда архивное дело Хемингуэя в ФБР было рассекречено, факт слежки за писателем подтвердился. Так что, ФБР действительно активно следило за Хемингуэем в течение многих лет. Хемингуэя пытались лечить методами психиатрии. В качестве лечения применялась электросудорожная терапия. После 13 сеансов электрошока писатель потерял память и возможность творить.
2 июля 1961 года в своём доме в Кетчуме, через несколько дней после выписки из клиники Майо, Хемингуэй застрелился из любимого ружья марки W.&C. Scott & Son модель Monte Carlo B, не оставив предсмертной записки.
Ну и наконец, мнение любимого Дмитрия Быкова о Хемингуэе, высказанное им в его лекциях о Нобелях. На этот раз он предпочёл разделить материал на две части: о личности Хемингуэя и о его творчестве. И, в общем, он был достаточно корректен (для себя): похвалил Хемингуэя за гуманизм и мужскую литературу, «всю жизнь вёл себя с исключительным благородством». Про творчество Быков тоже высказался, типа, устарело. Сказано так: «Конечно, он далеко не мой фаворит среди прозаиков Америки, тем более среди прозаиков 20 века». Хэм в гробу от обиды перевернулся на живот. «Конечно, проза Хемингуэя может раздражать сегодня, раздражает она и определенным стилистическим кокетством, и пресловутым, довольно надоедливым подтекстом, и диалогами, в которых всё прячется между словами, а слова означают лишь, что по сути дела людям нечего сказать: заброшенность, потерянность, отчаяние, как во всех его лучших рассказах, как в «Канарейке в подарок» и т.д. «И всё это более или менее однообразно», и это было нормально в 20-е и 30-е годы, «всё это могло тогда ошеломить читателя, то теперь это выглядят как довольно претенциозные упражнения неофита-американца школы европейского модернизма». Вот так разделался, как повар с котлетой! Модернизм, конечно, есть, но что неофит – это смешно, Хемингуэй сам один из создателей этой самой европейской школы, и её неотъемлемая часть, в отличие от некоторых деятелей с улетевшими мозгами. Но в лекции есть и нечто обрадовавшее меня. Быков сказал о романе «За рекой, в тени деревьев»: «Это какой-то предел падения вкуса». Я искренне обрадовался, вспомнив его мнение о романе Булгакова «Мастер и Маргарита» что это, мол, написано для людей с дурным вкусом, и что там слишком много «дурновкусия». Вот и замечательно, а мне как раз нравится и «Мастер и Маргарита», и «За рекой, в тени деревьев», и не нахожу я в этих романах никакого дурновкусия. А за Диму Быкова я искренне рад, надо же, какой у человека тонкий вкус! А всё это от всепоглощающего чувства самолюбия и самомнения, отсюда и неограниченное желание всех писателей унизить и над всеми подсмеиваться.
Из романа «Праздник, который всегда с тобой»:
«Это было приятное кафе - уютное, чистое и теплое. Я повесил свой старый дождевик на вешалку, чтобы он просох, положил видавшую виды фетровую шляпу на полку поверх вешалки и заказал cafe au lait. Официант принес кофе, я достал из кармана пиджака блокнот и карандаш и принялся писать. Я писал о том, как было у нас в Мичигане, и поскольку день был очень холодный, ветреный и неуютный, он получился таким же в рассказе. Я уже не раз встречал позднюю осень - ребенком, подростком, мужающим юношей, и пишется о ней в разных местах по-разному: в одном месте лучше, в другом - хуже. Это как пересадка на новую почву, думал я, и людям она так же необходима, как и растениям. В рассказе охотники пили, и я тоже почувствовал жажду и заказал ром “сент-джеймс”. Он показался мне необыкновенно вкусным в этот холодный день, и, продолжая писать, я почувствовал, как отличный ром Мартиники согревает мне тело и душу.
В кафе вошла девушка и села за столик у окна. Она была очень хороша, ее свежее лицо сияло, словно только что отчеканенная монета, если монеты можно чеканить из мягкой, освеженной дождем кожи, а ее черные, как вороново крыло, волосы закрывали часть щеки.
Я посмотрел на нее, и меня охватило беспокойство и волнение. Мне захотелось описать ее в этом рассказе или в каком-нибудь другом, но она села так, чтобы ей было удобно наблюдать за улицей и входом в кафе, и я понял, что она кого-то ждет. Я снова начал писать. Рассказ писался сам собой, и я с трудом поспевал за ним. Я заказал еще рому и каждый раз поглядывал на девушку, когда поднимают голову или
точил карандаш точилкой, из которой на блюдце рядом с рюмкой ложились тонкими колечками деревянные стружки.
“Я увидел тебя, красавица, и теперь ты принадлежишь мне, кого бы ты ни ждала, даже если я никогда тебя больше не увижу,- думал я. - Ты принадлежишь мне, и весь Париж принадлежит мне, а я принадлежу этому блокноту и карандашу”.
Потом я снова начал писать и так увлекся, что забыл обо всем. Теперь уже рассказ не писался сам собой, теперь его писал я, не поднимая головы, забыв о времени, не думая о том, где я нахожусь, и мне уже было не до рома “сент-джеймс”. Мне надоел ром, хотя о нем я не думал.
Наконец рассказ был закончен, и я почувствовал, что очень устал. Я перечитал последний абзац и поднял голову, ища глазами девушку, но она уже ушла.
“Надеюсь, она ушла с хорошим человеком”, - подумал я. И все же мне стало грустно. Я закрыл блокнот с рассказом, положил его во внутренний карман и попросил официанта принести дюжину portugaises <Португальские устрицы (франц.)> и полграфина сухого белого вина. Закончив рассказ, я всегда чувствовал себя опустошенным, мне бывало грустно и радостно, как после близости с женщиной, и я был уверен, что рассказ получился очень хороший, но насколько хороший - это я мог узнать, только перечитав его на следующий день. Я ел устрицы, сильно отдававшие морем, холодное белое вино смывало легкий металлический привкус, и тогда оставался только вкус моря и ощущение сочной массы во рту; и глотал холодный сок из каждой раковины, запивая его терпким вином, и у меня исчезло это ощущение опустошенности, и я почувствовал себя счастливым и начал строить планы».
Фото: Хемингуэй и Хедли, 1922
22.11.2023