Юрий Полуэктов. «В логове коронавируса». (Отрывок из романа). Издательство Ридеро. Ссылка на полную публикацию: https://ridero.ru/books/v_logove_koronavirusa/.
Сергею Анатольевичу повезло: номер был уже прибран, и он поднялся, наконец, на свой десятый этаж, переоделся в лёгкие полотняные брюки и футболку. Балкончик, на французский манер узенький, выходил в сторону соседнего близкого здания, по счастью, невысокого. Раздвижная дверь приоткрывалась всего сантиметров на двадцать – видимо, чтобы не возникало соблазна погулять по этой конструкции, скорее декоративной. Внизу, на плоской, залитой красным покрытием крыше резвились две, можно сказать, родные оренбургские белые трясогузки. Поверх сопредельного здания открывался умиротворяющий вид на прибрежные городские кварталы, а если суметь выглянуть в щель раздвижной двери, то и вовсе можно было увидеть море.
Достав камеру, фотограф изучил последствия бедствия, случившегося во время утренней прогулки. Перепробовав все режимы съёмки, Сергей Анатольевич понял, что со штатным, исправным объективом в авторежиме камера не работает, а в ручном можно ввести настройки, при которых получается более или менее резкий контрастный кадр. Качество фокусировки можно было проверить только дома на компьютере; на мониторе же показалось, что некоторые кадры выходили достаточно резкими. Что ж, получалось, аппарат не до конца отдал концы при столкновении с гранитной брусчаткой. Пусть и с превеликими сложностями, но хоть какие-то фотографии из путешествия привести удастся. И на том спасибо. «Не доработал товарищ Хули-цзин» – усмехнулся своей горькой иронии невезучий фотолюбитель.
Решив, что отдохнул достаточно, Сергей Анатольевич поднялся с кровати и прежде, чем идти на вечернюю съёмку – а он решил повторить утренний не завершённый маршрут – отправился перекусить пельменями в ближайшей китайской забегаловке. Ожидая заселения, он познакомился ещё с одними уфимцами, мужем и женой, Виктором и Верой, которые только что в небольшой столовой напротив гостиницы отведали родное уральское блюдо в китайской интерпретации. Супруги сидели за столиком на большой террасе, выйти на которую можно было прямо из холла, в котором располагались стойки администраторов, нежились под приветливым январским солнцем. Какая славная парочка коноплянок, глядя на них, подумал Лагунов. Державшийся прямо, хорошо сложенный, с приятным лицом, на котором выделялся крупный прямой нос, Виктор, в своей испанской футболке защитного цвета с ярко-красным изображением национального флага на груди, и в самом деле напоминал самца коноплянки, заботливого и предупредительного, готового выполнить любое желание подружки. Изящная, невысокая Вера, в блузочке, украшенной вышивкой, была точь в точь самочка коноплянки, на грудке которой красуется похожий кружевной узор. Отзывы они озвучили весьма одобрительные; правда, осталось не до конца понятным, что больше привело супругов в восторг – сами пельмени или низкая на них цена.
Путь к высоте с «пагодой» в парке «1000 ступеней» пролегал мимо отеля, где Сергею Анатольевичу неожиданно встретилась Ася, попутчица в поездке из аэровокзала. Всю первую половину дня она купалась в море, даже слегка загорела и была весьма довольна таким стартом своей южно-китайской декады. Узнав, что оренбуржец собрался снимать ночную Санью с высоты тысячи ступеней, Ася заявила, что они пойдут туда вместе, только попросила подождать её пятнадцать минут: пришло время намаза, и ей нужно было обязательно его читать. Лагунов согласился, ему всё равно нужно было подняться в номер, чтобы взять в дорогу бутылочку воды, и напомнил Асе о том, что на дворе зима и что-нибудь из тёплой одежды на высоте не помешает. Ему не хотелось прерывать вечернюю съёмку посередине, чтобы препроводить продрогшую спутницу в отель. Встретиться договорились на третьем этаже.
В креслах напротив стойки администратора сидели Виктор и Вера. Поинтересовались, как Сергею Анатольевичу показались пельмени. Но он предпочёл не обсуждать вкусовые особенности никак не очаровавшего его продукта, сказал, что ел жареный рис, и пригласил супругов составить им с Асей компанию в ночных съёмках. Виктор сходил за ветровками, спустилась Ася, и компания потянулась к лифту.
Разорванный ветерком, подсвеченный солнцем облачный купол над городом сделался живописным. Лагунов почувствовал воодушевление человека творческого и одновременно предстартовый азарт, хорошо знакомый по соревнованиям спортивной юности.
Пологая дорожка к «пагоде» в парке Линьчуньлинь проложена вдоль склона холма и покрыта бетоном. Невысокие ступеньки только в двух местах выстраиваются в довольно крутую лестницу, а в основном их разделяют площадки длиной около метра. Подниматься было не трудно, постоянно встречались скамейки для отдыха, из звуковых колонок, стилизованных под национальные китайские булыжники, на протяжении всего тысячеступенчатого подъёма лились оптимистичные народные мелодии. Людей встречалось мало, парк не рекламировали путеводители – потому, видимо, что он бесплатный. Иногда по ступеням пробегали фанаты здорового образа жизни, вызывая у Лагунова воспоминания пятидесятилетней давности, когда он с таким же энтузиазмом скакал по высокой лестнице на оренбургской Беловке, тренируя ноги к зимним конькобежным забегам.
По дороге он рассказывал спутникам о своей страсти снимать птиц, о постигших его утренних огорчениях от поломки фотоаппарата, что на самом деле собрался теперь заниматься не столько ландшафтной съёмкой, сколько проверкой возможностей своей испорченной аппаратуры.
Наконец, достигли смотровой вышки. Восстановив дыхание, по винтовой лестнице взобрались на самый верхний, пятый уровень. Сергей Анатольевич занял местечко в углу площадки, разложил треногу, закрепил на неё камеру и сделал пробные снимки, подбирая выдержку, при которой получались бы приемлемые снимки. Рядом с собой пристроил Асю, чтобы она не пускала к аппарату не очень-то деликатных китайцев. На западе висело кособокое облако и дарило надежду на то, что на картине заката будет присутствовать объёмность. Поймёт ли интригу вечернего шоу камера, фотографу и предстояло вскоре выяснить. Казалось, светило проползало меж щелей перекошенной туманности и низкими лучами изо всех сил золотило, приукрашивало тревожную небесную картину. Защитных масок ни на ком из стоящих на площадке не было, страху перед злющим вирусом, и разгулом губительной пневмонии ещё только предстояло взять власть над людьми.
Периодически, по мере ухода света, Сергей Анатольевич увеличивал выдержку. Монитор камеры давал обнадёживающие показания. Солнце безусловно солировало в закатном спектакле, медленно опускаясь к морю, за присевшие к горизонту уплотнившиеся облака. Завтрашнее утро обещало быть пасмурным, и на сносные снимки утренней зорьки рассчитывать не приходилось. Золотой диск ещё только заполз за низкие тучи, а уличное освещение уже постепенно начали включать. Зажглись первые гирлянды на крышах высоток, ходовые огни на судах в бухте Санья Бэй. Постепенно огней на домах становилось всё больше, свет фонарей в сгущающейся тьме делался всё отчётливее. Ушедшее за горизонт светило не могло пробиться сквозь прильнувший к морской кромке тёмно-лиловый наволок, отыгрывалось на верхних, более лёгких облаках, обагрив их пронзительной прощальной кровью. Включилась подсветка домов-«деревьев», которая неожиданно оказалась живой, меняла цвет и рисунок, высвечивая то поздравительные иероглифы, то новогодние рисунки, застывшие изображения сменяли движущиеся. Напоследок в бухте ожили, заиграли красками высокие паруса многоэтажных стеклянных отелей, расположенных на острове Феникс.
Туристы, заполнившие смотровую площадку, фотографировали в трёх направлениях: прямо перед собой – в сторону моря, налево – в сторону бухты Дадунхай, направо – в сторону аэропорта. Чем больше сгущались сумерки, тем ярче становилась подсветка, тем эффектнее получались снимки, тем сильнее росли в Лагунове возбуждение и азарт. Ещё не видя результатов своей работы, не зная, получится ли что-то вообще, он наслаждался процессом, съёмка захватила его необыкновенно. И ждал фейерверков, хотел, чтобы из-за какой-нибудь высотки со свистом вылетела бы огнедышащим драконом вихляющая по замысловатой траектории ракета, или, нарушая наконец тишину, громыхнули, а потом высоко в небе рассыпалась на мелкие звёздочки римские свечи. Время шло, сумерки уже претворились в ночь, а положенных Новому году фейерверков так и не последовало. Лишь иногда где-то за спиной, где, как будто и домов-то не было, и молчаливой бездной чернел лес, раздавалось шипение, напоминающее горение фейерверка, но свет не радовал глаз, словно кто-то зажигал потешные огни для слепых. Однако настроение всё равно сделалось праздничным.
Сергей Анатольевич смотрел на уходящий далеко во тьму, но не темнеющий город и думал: «Представление удалось. Получилась пусть не вполне новогодняя, но тем не менее праздничная ночь. Да, в Санью я прилетел не зря, сюда следовало попасть хотя бы на этот вечер, хотя бы за тем, чтобы полюбоваться с вершины горы на великолепный закат, на нетонущий в ночи город…»
По тому, как щедро китайцы осветили дома и улицы, было очевидно, что они готовились как следует встретить своё новогодье и очень хотят продвинуть южный курорт в число по-настоящему популярных. Нигде в экономной Европе такого богатого ночного праздника света не встретить.
В себя Сергей Анатольевич пришёл, когда почувствовал, что его спутники уже сполна налюбовались закатом и терпели этот захватывающий процесс только из уважения к фотографу. Публика на пятом ярусе «пагоды» начала рассеиваться, образовалось свободное пространство у перил, и Лагунов сфотографировал попутчиков и себя на фоне сверкающей Саньи. Возвращались в гостиницу в тишине и безлюдье предновогодней ночи. По традиционному распорядку праздника китайцы должны были уже сидеть за праздничным столом, выпивать, закусывать и ждать пяти утра, таково по лунному календарю время «Ч» в этом наступающем году, такова особенность восточной действительности. До пяти далеко, можно было бы выйти на свежий воздух, порадоваться новогодней ночи, как это бывает в России, но в Санье, видимо, никто не хотел шутить со злосчастным вирусом.
Лёжа на широкой гостиничной койке после умерившего усталость душа, Лагунов долго не мог уснуть: хотя досада, вызванная поломкой аппаратуры, улеглась, возбуждённый дневными перипетиями мозг, несмотря на усталость, не желал погружаться в тёплую вату утешительного сонного забытья. Память блуждала между событиями прошедшего дня и картинками-случаями весьма далёкого прошлого, почему-то приходившими в голову. Случайные воспоминания, словно спровоцированные подкравшейся к людям и к нему лично опасностью, которая уже не забывалась и стала как бы фоном всего и вся, выстраивались в спонтанное вроде, но и несущее некие смыслы жизнеисповедание. Они теснились в голове, удивляя самого Сергея Анатольевича своей нежданностью и противоречиями, в которых он до сих пор не разобрался. Никогда прежде прошлое не напоминало о себе так образно, так ярко, как здесь, на чужбине. Снова поплыли кадры того самого сплава по Уралу.