Сказки старого Эйн-Хода 1

               
   Ахсанья (общага)

Если бы вы заглянули в деревню художников Эйн Ход , под Хайфой , рядом с маленьким рыбацким городком Атлит в 1994 году, но подошли  не к  главным воротам, а свернули бы чуть раньше ,сразу за гигантской бетонной скульптурой «стул» соизмеримой по размерам со статуей Давида ,правда слегка уступающей творению Буонарроти по художественной  значимости , то увидели бы незатейливую постройку ,затерявшеюся в кустах можжевельника и еще какой то колючей дряни. Это здание заброшенной художественной школы , в срочном порядке переделанное под общежитие. И обязательно заметили бы   
Риту ,красивую длинноногую блондинку ,постоянно загадочно курившую на террасе , в плетеном кресле , пока ее муж Игореша Мясников «лабал Мендельсона» в небольшом приморском ресторане, в переводе с одесского на русский , играл на свадьбах и юбилеях.
 
Кроме них  в этом чудесном живописном месте, на окраине деревни , поселили еще нас: несколько семей  из Москвы и Питера. Одесситы Мясниковы заехали первые, поэтому заняли трехкомнатные апартаменты , а нам досталось только по маленькой комнате с балкончиком. Обычно по вечерам мы накрывали стол во внутреннем дворике и начиналось застолье. Зачастую его участником был Миша Яхилевич , театральный художник из Москвы  и глубоко верующий человек , однако неукоснительное соблюдение всех религиозных законов не мешало ему вести исключительно активную светскую деятельность. Он жил в Иерусалиме  постоянно , а в Эйн Ходе бывал  наездом. Миша мог иногда хорошо выпить и учил нас , что в «Пурим» настоящий еврей, должен так напиться , чтобы не отличить Мордехая от Амана. Сам он однажды напился так ,что перепутал художника Кормана с его женой Тамарой.
–Алик , давай выпьем на брудершафт! Обратился он к Тамаре.
–Ой , Миша ,мне достаточно– сказала она ,сопровождая отказ  своим обычным нервным смехом
– А мне, представь себе, нет!
 
Из деревни к нам наведывались соотечественники их было всего двое: Женя Абезгаус и
тощий парень Володя, по-еврейски Зэев, сам Зэев  не был художником , но его жена англичанка занималась керамикой, а он  выполнял всю черную работу. Тем временем Женя разлил по стаканам настойку «барканавку» , которую он собственноручно бодяжил в своем  «имении»  Барканы. Мы выпили. На колени к Абезгаузу  неожиданно запрыгнул облезлый рыжий кот.
–Я Евгений Абезгауз художник нонконформист, включенный  в краткую  еврейскую  энциклопедию! Сказал Женя коту
–А ты кто такой ? Заметно было ,что  «баркановка» уже ударила ему в голову.
–Жаль ,но в последнее время происходит пугающе мало удивительного– Добавил он ,сажая кота на стол рядом с  миской салата  , тот обрадовался и  стал выхватывать из  салата кусочки мяса, ловко поддевая  их лапой, словно рыбок из аквариума.
–Поэтому предлагаю время от времени меняться женами , это внесет  определенное разнообразие в нашу небогатую событиями жизнь–  Заметил Миша Яхилевич, очередной раз наполнив  свой  стакан.
–Что? Не понял? Алик Корман поднес  ладонь к уху, музыкальный слух его не подводил , а вот обычный он начал терять , дело дошло до слухового аппарата. Напротив Яхилевича  сидел Зиновий , тоже театральный художник из Москвы, который наоборот полностью утратил связь с еврейскими традициями , хотя везде заявлял  , что он сын раввина
–Миша предлагает  меняться женами!Пояснил Зяма на ухо Корману , почесав  волосатую грудь ,обычно он ходил в подтяжках на голое тело.
–Ааа… обязательно, это всегда пожалуйста!
–Еще чего. Размечтались! Ухмыльнулась Ритка.
–А ты брысь , дрянь такая, со стола–  Сказала она, щелкнув кота по носу.
–Алик, может «окурочек? Попросил я протягивая ему гитару.
Алик Корман не только  писал чудесные пейзажи, но хорошо играл и пел под гитару.
–С  удовольствием –  согласился Корман:

-Из колымского белого ада
 Шли мы в зону в морозном дыму,
 Я заметил окурочек с красной помадой
 И рванулся из строя к нему-

 Запел Алик глуховатым голосом ,перебирая струны крепкими  пальцами  с длинными ,как    медиаторы ногтями.
–Все! не могу больше- выдохнул Зэев , вскочил и убежал в деревню. Через пять минут он вернулся с бутылкой  «Столичной» и поставил ее на стол.  Зяма посмотрел на знакомую   этикетку, поднял бутылку над головой , воскликнув:
–Москва! Алик снова тронул  струны:
–Москва златоглавая...
–Звон колоколов … не сговариваясь, подхватили мы. Зэев  плакал, утирая слезы испачканным в глине  кулаком.
-Конфетки - бараночки , словно лебеди саночки…- Неслось над уснувшим Эйн Ходом…
 Утром в деревне судачили:
-"Русские" опять перепились , надо было заселить "мараканцев"...
-Да, но под «мараканцев» нам не дали бы денег и среди них мало художников.