Культура – это мир символов. Она втягивает в себя всё, что человек обнаруживает вокруг себя. То, что выделяется человеческим сознанием, окультуривается, то есть наделяется смыслом. Смыслы часто завязываются один на другой, – указывая на одну какую-то сущность, мы адресуемся сразу к целому комплексу смыслов. Такие комбинированные смыслы и есть символы.
Интересно, что в качестве символов могут выступать произведения культуры. Это, так сказать, культурные связи второго порядка: сначала творчески перерабатывается некий массив смыслов и символов, потом продукт этого творчества сам становится материалом для семантической обработки. Так возникают произведения о произведениях. Например, картины о стихах или стихи о картинах.
То, что изобразительное искусство может искать вдохновение в литературе, не удивляет. Практически в любой книге мы видим иллюстрации. Для нас кажется естественным желание визуализировать прочитанное, и художники просто делают за нас эту работу. Немного странно лишь видеть иллюстрацию, как бы вышедшую за пределы книги и существующую в виде самостоятельного полотна.
Вот, допустим, картина Исаака Левитана «Вечерний звон». Она написана в 1892 году. Полотно было направлено художником в Академию художеств в Санкт-Петербурге, участвующую в подготовке экспозиции русского отдела Всемирной выставки, которая должна была проходить в Чикаго. И свою работу художник обозначил как «Вид монастыря накануне праздника». На самой выставке название несколько подправили, оно стало звучать как «A convent on the eve of a holiday». В то же время, название «Вечерний звон» –авторское. Но как бы не официальное, оно «устоялось», закрепилось за картиной позднее. Почему так?
Вероятно потому, что пришло из не очень-то безупречного контекста. Рисуя, Левитан часто напевал известную песню «Вечерний звон», написанную Александром Алябьевым на стихи Ивана Козлова. (О стихотворении см.: https://kulturolog-ia.livejournal.com/673702.html)
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!
(1828)
Хороший текст для романса – душещипательный. Но те ли это эмоции, которые должны возникать у зрителя картины, на которой изображен монастырь в вечернем свете? А что делать? Художник ловит вечерний свет и слышит, как колокола звонят к вечерней службе, и само собой напевается «Вечерний звон, вечерний звон»…
Есть ещё и другая версия происхождения названия, но она тоже связана с поэзией. В 1890 году вышел сборник стихов Якова Полонского, который так и назывался «Вечерний звон» – по последнему стихотворению сборника. Вот оно:
Вечерний звон… не жди рассвета;
Но и в туманах декабря
Порой мне шлет улыбку лета
Похолодевшая заря…
На все призывы без ответа
Уходишь ты, мой серый день!
Один закат не без привета…
И не без смысла — эта тень…
Вечерний звон — душа поэта,
Благослови ты этот звон…
Он не похож на крики света,
Спугнувшего мой лучший сон.
Вечерний звон… И в отдаленье,
Сквозь гул тревоги городской,
Ты мне пророчишь вдохновенье,
Или — могилу и покой.
Но жизнь и смерти призрак — миру
О чем-то вечном говорят,
И как ни громко пой ты, — лиру
Колокола перезвонят.
Без них, быть может, даже гений
Людьми забудется, как сон, —
И будет мир иных явлений,
Иных торжеств и похорон.
И опять перед нами весьма мрачное мировосприятие. Вероятно, художник пытался уйти от этих, навязанных ему культурой смыслов. Но смысловая связка победила. Причем, в финале победила песня. И теперь левитановская картина воспринимается как иллюстрация именно к ней.
А вот тоже известная картина, уже Ивана Шишкина, – «На севере диком» - создана как прямая иллюстрация стихотворения. Полотно написано в 1891 году. Это год 50-летия со дня смерти М.Ю. Лермонтова. К этой дате было издано собрание сочинений поэта, к оформлению которого были привлечены известные художники – Валентин Серов, Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Врубель (его «Демон» – это тоже иллюстрация к Лермонтову). Шишкин создал визуальный образ к известному лермонтовскому переводу из Гейне
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растёт.
(1841)
Впрочем, это не столько перевод, сколько авторское переложение. Надо сказать, что в стихотворении Гейне был один важный момент, который в переводе потерялся. У Лермонтова – сосна, у Гейне – ель, но важно, что ель в немецком – мужского рода. Пальма же женского. Мужчина тоскует о девушке… В лермонтовский текст это не попало…
Все эти перипетии – отличная иллюстрация к сложности смысловых связей в теле культуры.
Больше хороших стихов в ТГ-проекте ЕЖЕДНЕВНИК ПОЭЗИИ: https://t.me/stihydnya