3-1-20а
В семье Ростовых в воскресенье,
Обычно кто-то из гостей,
Был зван к обеду приглашеньем
Для разглашенья новостей.
Пьер на обед приехал первым,
Застать домашних всех одних,
Имел посыл он к ним столь верный,
Письмом порадовать всех их.
Он пополнел за эти годы,
И, если б не высокий рост,
(Он из высоких был породы),
То был бы, как урод, он толст.
Однако мощная фигура
И сила мышц в руках, ногах,
Как говорят — мускулатура,
«Себя носить мог на руках».
Одной из первых повстречалась
На сим желанном столь пути,
«Его» Наташа оказалась,
И даже прежде, чем войти.
Ещё в передней, раздеваясь,
Услышал он сей голосок,
Она вся в пение старалась
Из звуков «выжать нужный сок».
Во времена своей болезни,
Она петь просто не могла,
В ней все таланты, как исчезли,
Иные мысли в неё лезли,
Она была, как не своя.
Он рад был слышать этот голос,
И тихо, отворивши дверь,
Он, этот мощный словно колосс,
Ростовскую увидел дщерь.
В её лиловом чудном платье,
А сценой ей служил весь зал,
Звук Пьера заключил в объятья,
Он сам — так просто ликовал.
И, обернувшись, так внезапно,
Скрыть радость тоже не могла,
Его ей видеть вновь приятно,
Как будто лишь его ждала.
— Пытаюсь вновь заняться пеньем,
Чтоб делать дома что-нибудь, —
С каким-то даже извиненьем:
— Забыть случившуюся жуть.
— Так это же всегда прекрасно;
— Я рада, Пьер, Вас видеть вновь, —
И, дав понять тем самым ясно,
Как прежде, заиграла кровь.
Кровь — снова интереса к жизни,
И оживлением в глазах;
Пьер понял, он — совсем не лишний,
С её улыбкой на устах.
Давно не видел Пьер Наташу,
Вновь полную для жизни сил,
Он словно выпил счастья чашу,
Он также, как она, ожил.
— Сегодня праздник в нашем доме,
Георгием брат награждён;
Она светилась вся в истоме,
Был как бы сам обворожён.
— Я вам привёз и подтвержденье
О том по армии приказ,
Как раз об этом награжденье,
Хотел обрадовать всех вас.
— Ну, ладно, я мешать не буду,
Пойду «проведать весь ваш дом»,
— Моё же пенье слышно всюду,
Звучит, наверно, как тот гром.
— Напротив, я им наслаждаюсь;
Но, от чего такой вопрос?
— Сама не знаю, я теряюсь,
Мой ум к ответу не дорос.
Я не желала бы так делать,
Не нравилось бы что-то вам;
— Я рад, Наташа, вам поведать,
Я, как и вы, не знаю сам.
Во мне возникло будто чувство,
Что я мешаю как бы вам,
И наслаждаться тем искусством,
По вашим прошлым всем годам.
Нет, всё не так, всегда вам рада,
Вы для меня всегда важны,
Мне помогли вернуться с ада,
Хотя и делать не должны.
Всё это вымолвила быстро,
Пьер покраснел от этих слов;
И дальше молвила, как выстрел,
Что Пьер к ответу не готов.
— В приказе видела, Болконский,
Как брат, опять он на войне,
В нём словно норов этот конский,
Служить отважно всей стране.
Не будет ли он чувство злобы
Всегда иметь против меня,
Простит ли он, и чувство здобы,
Его пленит, вновь полюбя?
— Ему прощать вас столь обидно,
Задета здесь мужская честь,
Вот, если б я…Так мне не стыдно,
Не одобряю я ту месть.
3-1-20б
Невольно связь воспоминаний
Пронзила Пьера вновь насквозь,
Как утешал её вниманьем,
Своим мужским всем обаяньем,
Тогда случившуюся кознь.
Что, если бы он был свободен,
То — полон чувством к ней любви,
Он ей, как муж, был бы пригоден,
Просил бы он её руки.
И в этот раз, уже повторно
Охвачен чувством он любви,
Настал момент, когда бесспорно,
С ней объясниться бы могли.
Она прервала эти мысли:
— Да, вы, — с восторгом: « Вы!»
Они, те мысли, тоже грызли,
И не могла их обойти.
— Так Вы – совсем другое дело,
Великодушней и добрей,
Всё ваше надо мной довлело,
Мне стало многое видней.
— Ежели в тот момент несчастья,
Вы рядом не были б со мной,
Готова я теперь поклясться,
Я потеряла бы покой.
Внезапно Петя из гостиной,
Ему был тоже нужен Пьер,
Его он тут же и, застигнув,
Имея пред собой пример;
Геройского его же брата,
Георгия он кавалер,
Гусар, с врагом — всегда расплата
За причинённый «беспредел».
Красивый умный вырос парень,
Готов был в университет,
Примером брата стал он ранен,
И честью, славою задет.
С губами красными, в Наташу,
Он — с Оболенским, как друзья,
Уже с ним заварили кашу,
В гусары зачислять себя.
Он прямо наскочил на Пьера,
Ему напомнить свой вопрос,
Гусарская кипит в нём вера,
Для дела он уже подрос.
Пьер графа повстречал в гостиной,
Его спросил про манифест;
— Достал, — как будто бы с повинной,
Искать Пьер начал этот текст.
Он обыскал свои карманы,
Но манифеста не нашёл:
— Я шёл же к вам «облегчить раны»,
Чтоб от воззванья дух взошёл.
Ей богу, сам уже не знаю,
Куда мог деть сей документ,
Домой-ка я «себя смотаю»,
Вернусь, успею я в момент.
Но Соня выручила дело,
Она нашла тот манифест,
Когда Наташа в зале пела,
Вложил Пьер в шляпу документ.
Все пили за здоровье брата
И за военный наш успех,
Не дать ключи Москвы от врата,
Воздав врагу в том ряд помех.
Шиншин, тот как всегда, обычно,
Подать все новости умел,
Ему роль сплетника — привычна,
Он в этом деле преуспел.
Исчез из города тот доктор,
Француз который — Метивье,
Видать, шпионством весь «промок он»,
Нас, практикуя, здесь, в Москве.
Теперь не время по-французски
Где-либо слышать разговор,
Он стал нам чуждым, как бы узким,
И даже больше — и ненужным,
Хотя, конечно, — это вздор.
А слышали, что князь Голицын,
Взял русского в учителя,
Хватает нам здесь всем амбиций,
Но как бы это всё так зря.
Так что же, Пьер, вы граф мой милый,
До ополченья коль дойдёт,
Ты на коне не будешь лишний,
Взмах саблей, и «Ура»! — вперёд!
Пьер был задумчив на обеде,
По большей части — молчалив,
Он не участвовал в беседе,
Хотя всегда слыл говорлив.
— Мне на войну? Какой я воин!
Врага не вижу я вблизи,
Рассеянностью я всё болен,
Мишень — я крупная вдали.
После обеда, сидя в кресле,
Просил граф Соню почитать,
Какие новые в нём вести,
Тот манифест обяжет знать:
«Враг вторгся в пределы великой России,
Все силы Европы, собрав у себя,
И мы с вами тоже должны напрячь силы,
Свою, нашу Родину, вечно любя»…