Тыковки в корзинке. Хризантемы.
Два листка на лавочку присели
и беседуют о жизни прошлой,
как тепло им было, высоко...
В жизни так всегда: весна и лето,
теплый ветер, нежные рассветы,
бури иногда и неизбежно:
осень, лавочка, беседы и... зима...
*
Кохиноровской резинкой
мир сотрёшь, коль некрасив,
нетерпимость неказистых –
не приемлешь клав и зин...
Поражает невозможность
всё исправить до конца.
Ватман жизни – непреложность,
ловля слова на живца.
Берег, где с цветами вместе
есть гадюки и ужи.
И, побыв часок невестой,
ты вступаешь в правду-жизнь.
С невозможностью вернуться –
как не смоешь акварель,
с неумением проснуться.
И, в слезах поднаторев,
учишься вздыхать, не плакать:
жизнь не знамя, не плакат.
Не всегда дорога прямо.
Ну а время...
– Верю, мама!
Не вернуть никак назад...
*
Время невозможно нарисовать,
это не часы,
не движенье стрелки,
это не окружность и не овал,
не квадрат,
не летящая птица,
белка...
Не песок, что сыплется,
не вода,
не движение карандаша по бумаге,
не набегающая на берег волна,
не окуклившееся имаго –
вылетит бабочка жить на денёк,
и махать ей крылышками так долго,
время страницу не перевернёт
для прочтения слова...
И колки
первого снега спешащие уголки,
ещё не смёрзшиеся в снежинки.
Время моё, ты меня не покинь,
желания и стремления живы,
хоть не огонь уже,
но ещё угольки.
Убегают секунды, минуты...
Может быть времени удалось улизнуть?
ведь секунд этих точно не стало,
я уже не та, что была до них,
до философской этой возни.
Только нужны ли они кому-то
мои минуты?