4-4-4
Сражение с врагом при Вязьме,
Где удержать свои войска,
Главком не мог «с угрозой казни»,
У остальных цвела тоска:
Отрезать, наказать французов,
У русских не хватало сил,
«Мелькали пятки у рейтузов»,
Их след так быстро в беге стыл.
И не могло быть вновь сражений,
Их бегство набирало темп,
Они боялись поражений,
Зачем ещё им прецедент?
Не поспевали мы за ними,
По сорок в сутки делать вёрст,
Мы также были в том ранимы,
Лишь настигая вражий хвост.
Вся быстрота движений бегства,
Погони нашей им во след,
Несло нам также много бедствий,
И нанося нам много бед.
Войска редели словно в битвах,
Пол войска до границ пришло,
Больных, отставших словно бритвой,
И без сражений унесло.
Все меры русского главкома
Сводились — бегству помешать,
Вряд ли дойдут они до дома,
Оставшись — землю ублажать.
Дороги бегства были те же,
Они по ним все шли вперёд,
Когда все силы были свежи,
Теперь же — всё наоборот.
Стремясь ускорить отступленье,
Мешали в том самим себе,
И замедляли всё движенье,
В уже кончавшейся войне.
Усталость, холод и обозы,
Кормов нехватка и еды,
«Вот им с шипами те же розы»,
Где бегству — мало борозды.
Кто двигаться мог поскорее,
Ища обходные пути,
Их становился путь длиннее,
Но от погони чтоб уйти.
Естественно, за ними следом,
И также удлиняя путь,
Себя ввергая лишним бедам,
Себе не дав передохнуть;
Бежало тоже наше войско,
Не отступая ни на шаг,
Ища моменты все геройства,
Врагу доставить «страха благ».
Все те искусные маневры,
Что предлагал «геройский» штаб,
Трепал Кутузову лишь нервы,
Но он в решеньях не ослаб.
Своя же армия вся тает,
Причём так быстро, на глазах,
Таких масштабов достигает,
Что нет тех сил уже в ногах.
В противовес всем генералам
И их сподвижникам в штабах,
Вершить победу всем авралом,
На наших собственных костях;
Главком был против всех сражений,
Солдата своего берёг,
Всё бегство — вот их пораженье,
С одной лишь помощью дорог.
И в этой цели всю кампанию,
До Вильны от само;й Москвы,
Внушал он всем напоминание:
Зачем им наши все «узды».
Французы гибнут без сражений,
Их бегство — вот оно и есть.
Каких ещё поползновений
Нам нужно делать, чтоб «их съесть»?
Хотя уже больших сражений
Быть не могло как таковых,
Но неизбежны столкновенья,
Когда мы настигали их.
И то стремление настигнуть
Изнемождённого врага,
Его отсечь и опрокинуть,
«Победного съесть пирога»;
Довлело даже над солдатом,
Настолько ненависть сильна,
Что не хватало даже мата,
Была вся психика больна.
Стремленье русских всех к отмщенью,
Особенно больших чинов,
Разбить, пленить и к награжденью,
И даже чином к повышенью
Смысл превышало всех основ.
Основ для нас уже победных,
Основ — всех тяжестей, забот,
Уже таких французов бедных,
Самим свершивших разворот.
От тяжелейших тех условий,
Достигших даже и Москвы,
Пролитой тоннами их крови,
Но, не надевших нам узды.
Считавших, что у них победа,
Что мы поднимем руки вверх,
Но мы создали им все беды,
Весь план был сорван и померк.
Заняв Москву в большой надежде,
Россию этим покорить,
Они попали в плен к нам прежде,
Чем раньше бы — сообразить.
Но это понял лишь Кутузов,
Что наша армия — слабей,
И не в сраженьях, им обузой,
Намного станем мы сильней.
Всегда умели мы в сраженьях,
Любого побеждать — врага,
Французов сила — в снаряженье:
Числом, оружием — сполна.
Победный дух у них высокий,
Стремленьем грабить всю страну,
Как пёс остался одиноким,
И проиграли всю войну;
Никто из них того не понял,
Россия — слишком велика,
ОН планы все свои так строил,
«Глядя на нас издалека».
Ему была Европа ближе,
В ней схожий весь менталитет,
ЕГО тщеславие всё «лижет»,
Умножить свой авторитет.
Но ОН ошибся в наших людях,
Врага не терпим никогда,
У нас всё по-другому судят,
Мы истребляем лишь врага.
В том помогают нам пространства
Столь необъятной всей страны,
И угнетая всё их чванство,
Богатства наши им нужны.
Вдобавок русские все зимы:
И снег, и бури, холода,
Совсем французам нетерпимы,
Ещё — отсутствует еда.
Их смерть застала на дорогах,
Погода добивала их,
И вот судьба в каких итогах,
Покинула их всех одних.
Стремление разбить французов,
Пленить, убить так велико:
Один вид синих их рейтузов
Засел в сознанье глубоко.
Что никакие указанья,
Приказы на такой разбой,
Не помогли от удержания,
Настигнув их, не дать им бой.
Причём они предпочитали
Сдаваться сразу прямо в плен,
Тем самым жизнь им сохраняли,
Как говорится: «жизнь — в обмен».
Особо велико стремленье
Пленить высокий вражий чин,
Возможно даже награжденье
За этот доблестный почин.
Но та когорта генералов,
Стремилась к славе в тех боях,
Хотя их бегство предвещало
Добыть победу за пустяк.
И даже с самого начала,
Их высших многие чинов,
Главкома просто обвиняла,
Что глушит армии норо;в.
Что он под Красным всё движение,
Узнав, что здесь Наполеон,
Затормозил, не дав сражение,
Как будто бы боялся он.
Что он с ним в сговоре, подкуплен,
Своё всё вымещая зло,
Что ход войны им весь загублен,
Что он — с французом заодно.
Но иностранные стратеги
Высказывались даже так:
«Кутузов едет на телеге,
Наполеон — на всех рысях».
Что О;Н — велик в своих деяньях,
Кутузов — слаб, хитёр, старик,
У русских — «куклы» как названье,
Он приобрёл — простой мужик.
4-4-5
В годах кампании прошедшей
Главком во многом обвинён,
Хотя к победе и приведшей,
Но славы русский стан лишён.
Им недоволен император;
И он в исторьи о войне —
Придворный лжец и провокатор:
Главком объявлен «во черне»:
Боящийся Наполеона,
Под Красным и Березиной,
Где вопреки войны закона,
Исполнил всё же он план свой.
И в той истории военной,
Где по велению царя,
Главком дея;тельностью вредной,
Лишил победы полной, зря.
Нам странно слышать утвержденья,
Что ОН — велик в своих делах,
Все способы войны введенья,
И поведенья на глазах.
ОН, как орудие истории,
Лишён достоинства людей,
Кутузов же в главкома роли,
Решал всё как ему видней.
Виденья эти не напрасны,
Он знал соотношенье сил,
Советы неучей опасны,
И кто бы что ни говорил.
Он не менял своих всех действий,
Он не менял своих всех слов,
Он управлял «одной лишь песней»,
И остужая нрав голов.
Собой являя необычный
Патриотический пример,
Ему присущий лишь как личный,
Для понимания всех мер.
Пример сознанья в наше время
Значенья будущих проблем,
Пример тот самоотверженья,
И отвергая утвержденья
Элитных правящих систем.
Которым он, главком победы,
Казался словно жалкий трус,
Навлекший на страну все беды,
Мотая всё себе на ус.
Непонятым он оказался
Среди богемных всех элит,
В их образ мыслей не вписался,
Общенье с ним считали — стыд.
А между тем, представить трудно,
Найти в истории лицо,
Которое бы так упорно,
Вершило всё всегда одно.
Всё подчинять одной лишь цели,
Достойным слыть своей страны,
С народа волей — «на прицеле»,
Отчизне преданной сыны.
Он не пускался в рассужденья,
О войнах прошлых всех веков,
О жертвах, гибнут что в сраженьях,
И никогда нет лишних слов.
О планах или намереньях,
Иль что-то о самом себе,
Других выслушивал он мненья,
Он думал о страны судьбе.
Простым казался человеком,
На вид — так даже мужиком,
Прошёл все войны прошлым веком,
И слыл отличным знатоком.
Не обижал главком вниманьем
Своих любимых дочерей,
Писал им письма с обожаньем,
Нет никого, кто был родней.
Любил он женщин, но красивых,
Хотя был грузен, неуклюж,
Не мог терпеть он нерадивых
И тех, кто в деле молвил чушь.
Любил он разговоры с шуткой
С любым из армии чинов,
Как маршал слыл к солдатам чутким,
Владел недюжинным умом.
Он никогда не спорил с теми,
Кто жаждал что-то доказать,
Считал — терять напрасно время,
Кто не способен понимать.
Когда граф Растопчин с намёком,
Уже на Яузском мосту,
К нему подъехавши с упрёком:
«Без боя оставлять Москву?!»
Кутузов даже с ним не споря,
Мгновенно дал ему ответ,
Хотя и будет много горя,
Приму я к делу ваш совет:
— Москву не отдадим без боя, —
Хотя войска и мимо шли:
— Такая всем досталась доля,
Мы от разгрома все ушли.
Всесильный как-то Аракчеев,
По поручению царя,
Главкому мысль одну навеял:
Что было бы совсем не зря;
Ермолова главой назначить
Всей артиллерии в войсках,
— Я сам хотел… — как будто сдачи,
Ответ он дал на радостях.
Хотя минутой сам же ранее
Он говорил всё о другом…
В его мозгу шло пониманье,
Как всё творилось здесь кругом:
О смысле всех вокруг событий,
Средь бестолковой всей толпы,
Средь всех возникших перипетий,
И что решат «в верхах столбы».
Ему, казалось, безразлично,
Кому тот самый Растопчин
Навяжет ли ему он лично,
Себе ли — с множеством причин;
То оставление столицы,
Как бедствие в любой войне,
И кто в начальники сгодится
Всей артиллерии — вполне.
Его же жизненный весь опыт,
Ему напоминал о том,
Что это весь, вокруг их ропот,
Не суть событий всех во всём.
Бывает иногда обидно
Любые молвит он слова,
Что также, часто беспричинно,
Рождались, как сорняк-трава.
Хотя пренебрегал словами,
Но не сказал ни разу слов,
Которые ему б мешали,
Идти к всем целям напролом.
Невольно часто был уверен,
Его что в деле не поймут,
Но он всегда себе был верен,
Что дело не впрягут в хомут.
От Бородинского сраженья,
Где с ним нача;лся весь разлад,
Кто утверждал — есть пораженье,
Считал победой — шёл назад.
Считал победой оставленье,
Хотя так дорога Москва,
Она — не наше пораженье,
А для французов — как узда.
Москва — ещё не вся Россия,
Её потеря — не разгром,
Она врагу, как та стихия,
Что как бы рушит новый дом.
Он эти два таких понятия:
«Москва и бой в Бородино»,
Твердил всегда для восприятия,
Сраженье — за Москву оно.
Всё это вместе есть победа,
Наполеон попал к нам в плен,
ОН сам себе создал всю бе;ду,
ОН мир просил войне в обмен.
Но понял это всё так поздно,
Терять тщеславия не мог,
Но вот уже и стало грозно,
Хотя Москва уже у ног.
При отступлении французов
Главком один лишь утверждал,
Чтоб не мешать сини;м рейтузам,
Бежать домой, «справляя бал».
Что все маневры и сраженья
Во время бегства не нужны,
И так всё ясно, пораженье
От собственной своей нужды.
Что в этом бегстве друг за другом,
Уже в условиях зимы,
Да в лошадином темпе — цугом,
Страдают все — они и мы.
Но им сам бог спустил страданья,
А нам-то всё это — зачем?
Нам к людям из-за состраданья,
К границе прикатить бы с чем…
Потом чтоб через всю Европу,
Иметь в походе грозный вид,
Послать её в дальнейшем в попу,
Она всегда нам всем грозит.
И он один, хотя — «придворный»,
Попал в немилость у царя,
Сказал, имея взгляд упорный:
«Война в Европе всем вредна».
Не только смысла пониманье
Всех тех событий на словах,
Он действием привлёк вниманье
Во всех коснувшихся делах.
Напрячь все силы для сражений,
Их победить, совсем изгнать,
Насколько можно с облегченьем,
Весь блеск кампании придать.
Его девиз — терпенье, время,
Он чувствовал сражений миг,
Он облегчал сражений бремя,
Он в деле многого достиг.
Он опытом и пониманьем
Сражений предсказал исход,
Благодаря его стараньям,
Победой кончился поход.
Один противился сраженью,
И до начала утверждал,
Что Аустерлиц — пораженье,
Как он и раньше предсказал.
Бородино — считал победой,
Просчитывая всё вперёд,
Москвы потеря стала бе;дой,
Но он предвидел весь исход.
Оценивал он здраво силы,
Вся наша армия — слабей,
Она как будто бы «простыла»,
Числом в ней меньше всех людей.
Бедней оружьем, снаряженьем,
Во всём — вмешательство царя,
В штабных делах и в управленье,
Ему мешали вечно, зря.
Всё поведение при бегстве,
Есть полководческий маневр,
Где всё при прошлом транспорт-средстве,
Весь нарушался армий нерв.
Всё холода, болезни, голод,
В одежде нет уже тепла,
Их бегство всё — отличный повод,
Самим им сжечь себя дотла.
Понять значение событий
В прошедших тех годах — легко,
Насколько груз всех перипетий
Являет нам своё лицо.
Отныне знаем мы итоги,
В сравненье с тем, что предсказал,
Ведь он шагал через пороги,
Какие свет весь подставлял.
Но он ни разу не споткнулся,
Во всём гнул линию свою,
Пред государем не согнулся,
Со светом словно был в бою.
Источник этого прозрения,
И смысл свершённых им всех дел,
В его лежали поле зрения,
Как чувств народных беспредел.
И он впитал в себя те чувства,
Шагая против света сил,
В том полководца есть искусство,
Он глас народа не забыл.
Признанье чаяний народа,
И воле вопреки царя,
Надежд победного исхода,
Его назначил он не зря.
На высший чин — главкома должность,
Фельдмаршал и светлейший князь,
И заметая всю оплошность,
Царящей в армии, как грязь.
В процессе наших отступлений
И оставления Москвы,
Заботы войска пополненья
Заполнили его мечты.
Расти должна быть сила войска,
Европе показать всю мощь,
Она должна знать слово «бойся»,
Когда придёт незваный гость.