Глава 11

 
- Вы… Тот самый Арутюнов? - спросила Наталья.

Киллер провёл талантливого поэта через ворота. Маленький уютных двухэтажный особняк со львами у входа в духе Английского клуба. Вокруг французский парк, крыша усеяна тарелками. Слева гаражи, справа домик для охраны, наверх в здание мраморная лестница, вокруг стены с какими-то проводами, куда они ведут? В никуда, усмехнулся сам себе Сергей, выход из этого дворца только один. Поднимаясь за киллером по лестнице, он заметил внизу ещё один этаж, полуподвальный, окна в нём были заложены кирпичами.

- Тир, - коротко сказал киллер. А пыточная есть, хотел спросить поэт. Поэт в России больше, чем поэт, знаете ли. Православие — это христианская веданта. Он воздержался. Никогда ничего не спрашивай у братвы. Форгет ит.

В фойе тускло светила огромная хрустальная люстра тысяч так на двадцать свечей. На втором этаже были мраморные перила. Прямо как Дворец съездов, подумал Сергей, он был там один раз на концерте с солдатами из таманской дивизии на военном съезде. Один из срочников, москвич чуть не убежал домой. Сергей ударил его по лицу перчаткой. Будешь знать, как уважать честь мундира. Мотивация, чтобы отхлестать почти дезертира по щекам как проститутку у лейтенанта Арутюнова была положительная.

Они повернули по лестнице направо, киллер сказал:

- Гостиная!

Они вошли. За столом на обитом песочного цвета бархатом диване сидела приятная дама в жемчугах бальзаковского возраста. Из тех, кто настаивается с годами как хорошее вино. Пара лишних килограммов её не портила. Она протянула руку для поцелуя. Сергей прикоснулся к ней губами, его охватила волна чувственности, которая шла от Натальи Сидоренко. Киллер наклонился к ней, она поцеловала его в щёку по-матерински. Потом сама ладошкой стёрла губную помаду.

- Работает с нами, - сказал он. В воздухе что-то щёлкнуло. Сверху, знаете, всё видят.

- Молодец! – сказала женщина поэту. – Это честь работать с моим мужем. Не каждый её достоин. Вы располагайтесь! – Изящным движением руки показала на кресло напротив неё. – Шах, ты пойди пока… - Киллер удалился. Красивые женщины опасны, а опасные богатые и красивые ещё хуже. У Массариха в его отряде самыми жестокими были женщины. «Чёрный аист». А Сергею просто надо взрослеть. Он мужчина. Маленький имарат полковника как раз то, что надо. Эскадрон гусар летучих. И какой эскадрон!

- Тот полдень, что, как нож, сверкал, закатывался, как монета, когда из пасмурных зеркал манил меня незримый некто… Это вы? Да? Сергей Арутюнов?

- Опошлено слово одно, и стало рутиной, над искренностью давно смеются в гостиной, - в тон ей ответил Сергей, - да!

- «Опошлено» …Как это прекрасно, - изломанные брови красивой дамы ещё больше изогнулись. - Вы так пишете так как писал в серебряном веке Игорь Северянин! – Вообще я пишу лучше, подумал поэт. - Как в фантастике Стругацкие. «Трудно быть богом»!

- Как кто? - спросил Сергей.

- Как никто! – ответила женщина. - Вы напишете всю современную русскую поэзию!

- Половину уже написал, - улыбнулся Арутюнов.

- Или вот, помните? Господь наш прост, и эта простота даётся лишь в районе полуста,;когда, очистив разум от инстинктов,;духовной нищеты едва достигнув…Это же… гениально!
 
- Ну вы скажете…- Сергею даже стало неловко. - Гениально…

- Наталья Геннадьевна, —она снова протянула руку поэту, он опять коснулся её губами, чувственность. – Можно просто Наташа. Именно гениально! Вы знаете, мне недавно исполнилось пятьдесят! – Сергей изобразил на лице неподдельное удивление. – Да, да, милый мой! Полувековые устои. И тридцать лет вместе с командиром разведки, автоматчиком! А теперь вокруг одни синие, метаморфозы…Вы знаете, только вы меня не выдавайте, - жена полковника перешла на шёпот, поэт утвердительно кивнул, - Саша, Саша тоже любит… Можно на «ты»? А то ухо режет?

- Конечно, можно! – сказал поэт. Он любил своих читателей.

- Твои стихи. Но я тебе ничего не говорила! - Она улыбнулась. - Он у нас такой мачо! В гневе страшен, но справедлив, а ребята у него какие? А?!

- Какие? - спросил Сергей. Больше из вежливости.

- Тот огромный, видел в машине? Мастер спорта! Олимпийский чемпион! Есть в хронике! «Использовал преимущество…» Тяжеловес…А Ляпа? Ляпу видел?

- Весь в наколках?

- Да, худой такой, весёлый… - Матрона округлила губы. - Вор в законе! Бывший. — Это неправда, Ляпа был не Вор, а то бы запомнил Сергей. И слава Богу. - А друг твой армейский? Сашин телохранитель? - Она оглянулась по сторонам, покрутив голову. – Был в плену в Афганистане, владеет языком! - Как «был в плену», пронеслось у Сергея?! Ничего себе! Никогда не говорил. Владеет языком! Каким?! Дари, пушту? Выучил? - Саша его оттуда выкупил. А официант наш, официант? Видел?

- Такого и не заметишь, - сказал Сергей. - Нос везде сплющен. Почти вбит в мозг.

- Бывший бандит! Киллер! С Украины из Киева, только между нами! - Да, народ серьёзный, подумал Арутюнов. Заднюю не включат.

- Давайте, - сказал он, - я прочту вам последние стихи?

- Что ты, не говори так, - Наталья Геннадьевна замотала головой. - У попа жена была последняя. Ты вон какой красивый!

- У меня последняя, - сказал Арутюнов.

- Что? - спросила жена одного из самых страшных людей Москвы. Что там Москвы, России.

- Да это я так, - сказал Сергей. - Слушайте! К чему стараться взгляд зашоривать, срываясь то в побег, то в подвиг? Изменится, конечно, что-нибудь, да, видно, не при нас, убогих! Витающий в ножах и кожанках;среди немеркнущих творений,;я и сейчас почти такой же, как придурок двадцатидвухлетний!
 
- Великолепно, - Наталья посмотрела на Сергея. Если бы ему было 22, она бы его усыновила.  - Ты, как всегда, зришь в корень! Нас с тобою это не коснётся! Этот новый мир, его хорошая жизнь. Сколько я с Сашей намоталась по гарнизонам, ты знаешь? У нас иногда не было горячей воды! А его зарплата? Смех! Первую жену его убили бандиты, ты знаешь? - Сергею стало немного не по себе. Это она так развлекается? Или реально? Думает, что её муж добрый самаритянин? Это первое. Второе, похоже, она не знает слово «нет». Отказ не приемлет. Черт побери, где киллер? Сергею вдруг сильно захотелось в туалет.

- Серёж, потом мне что-нибудь напиши, ладно? Стихи? Хорошо?

- Обязательно напишу, - сказал Сергей. Он владел рифмой как Давид Самойлов.

- Напиши, напиши, - госпожа «ты мне, я тебе» достала из сумочки конверт. - А теперь к делу! Вот, посмотри, - Она положила его на стол. Большой коричневый конверт из дорогой импортной бумаги. Внутри были фотографии какого-то азиата с симпатичной русской женщиной возраста примерно жены полковника.

— Это Ван, китаец, он доктор. Надо избавить мир от этого ужасного человека! Сделаешь? Шах сказал, ты сделаешь. Ты в армии служил? – Сергей кивнул. - Боже, у тебя и имя Сергей! Как у Есенина… - Она бы с радостью отдалась Есенину, подумал Сергей. Но не мне. Не прав был Уэльбек, век романа кончился. Вот он, Достоевский.

- Кто он? - спросил Сергей.

- Китаец! Друг моей подруги. Можно сказать, её гражданский муж. Она так устала от этого человека, ты себе не представляешь. Он её извёл. Несколько лет живёт с ней, когда приезжает. Когда рядом, ничего не говорит, все время молча на смотрит. И в постель. Встать из неё не даёт! Он ей готовит, стирает, а потом трахает до середины ночи. Она говорит, я так больше не могу.

- Так может просто всечь ему? - сказал Сергей. – Дать как следует? Вон какие орлы! А потом выслать!

- Не помогает. – Лицо Наталь даже покраснело, так она переживала. - Она его и прогоняла, он не уходит, и брата своего звала, тот ему угрожал, и племянника молодого, те с друзьями его били. Уедет в свой Китай на месяц, и все! Потом опять приедет. Моя цель, говорит, сделать из тебя китаянку, главное, покорность. А вот хер тебе! – Дерзкая жена полковника показала в воздух кукиш. - Русские не сдаются!

- Не сдаются, - сказал Сергей. Где-то он эту историю уже слышал. Шах рассказывал? Склероз, совсем плохо с головой. - А что он по жизни делает?

- Он врач. У него в ста странах мира свои центры этой китайской медицины, папа тоже какой-то травник знаменитый. А у него иглоукалывание.

- Прямо в ста? - спросил Сергей. В иглоукалывание он не верил, обманывают людей. Всех терпит Россия-матушка! Зря терпит.

- Говорит, что в ста, - сказала Наталья. – Денег куры не клюют. Жмот он редкий, когда приезжает, живёт у неё, чтобы за гостиницу не платить, правда, есть шофёр. – Похоже на китайцев, подумал Арутюнов. Любят на халяву. Симпатий к предполагаемой жертве у него становилось всё меньше. - Нас, хозяев страны, вообще не уважает! Смотрит все время в сторону Америки. У него перед ней мания величия, смешанная с комплексом неполноценности! Уколи его так, чтобы он никогда не проснулся, можно?

- Ну если другого выхода нет, - сказал Сергей.

- Ты пойми, мы ж не можем в Китай за ним ехать? Решить вопрос там? Китай красный весь, нас сразу возьмут. Потом на органы нарежут. Избавляться от него надо здесь в Москве, у него дома есть жена, семья, дети совсем обнаглел. Опух, как говорит Сидоренко. Подруга моя говорит ему, разводись, женись на мне! Нет «В Китае мужчины не любят разводиться». Кого это волнует? Хавает в две рожи! Трахает её и молчит. Молчун херов, боров! Смерть таким, смерть!

- А он владеет каким-нибудь этим, - спросил Сергей, - карате там, кунг-фу? Хотя все равно! Драться с ним никто не собирается. - Наташа подумала.

- Вроде нет. Подруга ничего не говорила…Понимаешь, - она обхватила поэта за локоть обеими руками, жаркое дыхание её губ обжигало его, -  если его оставить жить в том числе, если сильно дать ему как-следует, он все равно придёт к ней, понял? Даже на каталке! Приедет! Он упрямый. И отомстит! Она же женщина. В Китае принято мстить женщинам, а не мужчинам! У них патриархат.

- Знаю, - сказал Сергей, - уродуют им ноги, не учат грамоте, презирают.

- Китай, - сказала миллионерша, — это вообще деревня. Семьсот миллионов отсталых крестьян. И он лапоть такой. Человеческих слов не понимает. Саша сказал, хорошо, поговорим с ним на их языке.

- Ладно, - сказал Сергей. – Поговорим. - В принципе он был не против. Ну исчезнет один из миллиарда с лишним китайцев один китаец, остальным будет больше риса, то есть легче! Они все безбожники, в Господа не верят. Значит, дело богоугодное. Одним атеистом меньше. Только как? Не его ума дело, на это есть Киллер.

- Ну вот и славно! Оставляю тебе кооонверт! - Наталья знаком подозвала боксёра-официанта, тот унёс кофе. Игриво поманила пальчиком поэта. - Только ты никогда не брал у меня никакой конверт, а я тебе ничего не передавала, хорошо, милый? Раз уж ты начал заниматься такими делами! Я и так в прокуратуру наездилась с этими.

- Как скажете, - сказал Сергей, - Наталья Ольгердовна, конечно!

- Геннадьевна, - поправила она. - У поэтов хорошая память на лица! Я знаю, плохая на имена.

- Поэт генератор идей, а не их склад, - ответил будущий киллер.

- Милый, - она позвала боксёра, такой меня сделает одной левой, подумал Арутюнов, дунет, я упаду, - десерт!

Боксёр кивнул и исчез. Через минуту он принёс другой конверт из бумаги, положил на стол, убрал руку. Потом кулаком резко пододвинул его через всю поверхность Арутюнова, придал ускорение. Нокаут с двух сантиметров. Сергей молча положил конверт в карман, поднял глаза. Великой Натальи уже не было. Не то, что не было, как ни бывало! Он понятия не имел, куда она делась! Как и официант?

Он сидел на кухне старинного особняка в гостиной один за пустым столом. Не хватало разбитого зеркала. Ничего, Сергей, скоро оно будет. Ты скоро разрежешь чужую жизнь одной стороной лезвия, второй свою. Сергей достал конверт, открыл, посмотрел. Он светился зелёным, тысяч. Поэт увидел свет.
 
Мочить надо, думал Сергей, возвращаясь на метро домой. Тоже верно! Хотя бы в сортире. Невозможно мирно всех. Китайцы…Профессор провёл ладонями по голове, пригладил взъерошенные волосы. Недавно ездил с семьёй на Дмитровку на вьетнамский рынок «Салют». Товар там есть китайский, вьетнамцы там только продают, бессловесные. Многие в Москве без паспорта, без прописки, разыскиваются на родине за тяжкие преступления. Товар ведь говно полное! Вся эта пластмассовая Италия чего только стоит? Чьего производства чемодан? Итальянский.

- Что ж вы народ обманываете, - сказал Арутюнов, — это все сделано в городе Гуанчжоу.

- Больше сюда не приходи, - ответил на плохом русском высокий азиат.

- Гад какой, - возмущалась в машине Оля.

А Таманский полуостров? А то, что русскоязычный Харбин так и не стал центром мирового востоковедения? Хотя мог! Их вина. А когда японцы пришли? Заставляли кланяться всех в сторону богини Аматерасу? Русские отказывались, китайцы все туда молились. А Тибет? Аннексия Тибета не в пользу Далай-Ламы? Монахи сжигали себя в знак протеста на кострах. Уходили в свет. Монахи не умирают, они уходят. Профессор не путал дхарму с кармой, знал. Китайцы хотят, чтобы Япония заплатила им контрибуцию за массовые убийства мирного населения в Нанкине. Заплатите сначала тибетцам! Самая мирная нация, убить тибетца он бы отказался. Мочить их всех, китайцев. Всех под молотки!

Шах сидел рядом на сидении, рисовал план на коленях. Поезд был одним из последних, в вагоне были только они и ещё двое. Шах был без оружия, не заряженный.
 
- Он пойдёт по этому коридору здесь, этот косой, он всегда тут ходит. Понял? Не сцы, что это Центр международной торговли. Они все лохи, даже в лифтах камер нет. Тут он спустится в китайский ресторан. Внизу, «Золотой дракон». Ты ему навстречу и снизу вверх ножом? Сделаешь? – Поезд въехал в туннель, зажегся свет, стало темно.

- Ножом? - спросил Сергей. «Фи, - вскричала Софи, - рыбу резать ножом!» - Я нож не держал в руках с войны.

- Ещё два дня, тренируйся с деревом! Втыкай левой снизу вверх по рукоятку, нарисуй круг мелом на уровне груди, только слева, типа в печень. Один удар снизу вверх.

- Почему один? - Сергей был уже согласен на всё. Лишь бы скорей! Он горел как спортсмен перед соревнованиями, выгорал, жил уже в послезавтра. Психика у него была подорвана! Я не Маяковский, подумал он, я Франсуа Вийон. Блатной французский поэт. Или на худой конец Ханжин. Хотя нет, Ханжин был наркоман и татарин. Москва вообще татарский город.

- Не знаю, чему вас там в Осетии учили, - киллер покачал головой. У него был вид усталого ребёнка. – Или, где…Один раз ударить значит убить. Если хочешь только порезать, бей дважды и первым. Помнишь такой фильм «Бей первым, Фредди»? Ну вот! Бей первым. Нож оставишь там в теле, надень перчатки. Загонишь ему по самые помидоры. Там народу много, врачей нет. Медленно будет умирать. Сто процентов кто-нибудь ему вытащит из раны нож. Тут он крякнет. Мы сто раз в Афгане так делали!
Поймаем кого, воткнём и бежать. Тот или сам, или кто поможет. Такой фонтан крови! Бахчисарайский. Супер! Только загони по самую рукоятку.  – Свет зажегся, поезд стал замедлять свой ход, приехали, конечная.

- Правильный угол возьмёшь, как в масло! Снизу вверх под сорок пять. И смотри, руку не фиксируй. Там не оставляй, ты не Брюс Ли. Загнал аккуратно в брюхо, плавно, быстро, там оставил и сразу руку назад, бросай нож. И вперёд иди, не оглядывайся, взглядов не оставляй, айл би бэк. Надо чуть проколоть, он сам на нож налетит навстречу, сила не нужна, удар минимальный. Мы так левой рукой через себя духов перебрасывали как жуков. Насадишь его на булавку, штык-нож, второй рукоятку подопрёшь, он висит над тобой в панаме своей смешной с бородой. Потом хопа, и через голову! И к следующему. Ты только так не делай! Опыта нет, на себя уронишь. Я если что рядом буду страховать, не скажу, где. Пока сам не знаю.

- Постараюсь, - сказал Сергей. - Насадить на булавку китайца. – Лихо перебрасывать через себя психотерапевта он не планировал. В крайнем случае винчун.

- Да уж постарайся, - сказал Шах, - ты меня не подводи. Жизнь даётся человеку один раз! Выйдешь из центра, иди вверх в метро. Навстречу у бордюра затормозит машина, красная «девятка», тебе дверь откроют, сядешь в неё и покатил. Сидор просил не стрелять этого Мао Цзэдуна, устроить ему Шаолинь! - Сергею сразу вспомнился Сухов, «Белое солнце пустыни». Тебя как, сразу убить или чтоб помучался? Лучше, конечно, помучиться. Он надеялся, рука не дрогнет.

Конец одиннадцатой главы