4-4-6
День первый Красненских сражений
Прошёл в начале ноября,
Назвать такими для сравненья,
Их, как сраженьями, нельзя.
Совет, прошедший накануне,
Был спорным, с множеством проблем,
Маневров, совершённых втуне,
Им было в нём заняться чем.
Когда уже всем стало ясно,
Что враг везде уже бежит,
И ждать сражения — напрасно,
Француз удрать давно спешит;
Кутузов выехал к Доброму,
Туда же переведен штаб,
Поскольку уж не быть другому,
Враг оказался слишком слаб.
Денёк был ясный и морозный;
Со свитой недовольных всем,
И видом армии обозным,
Решением войны проблем…
Вдоль всей дороги словно вырос,
Костров у пленных городок,
И в воздухе шуршанье вилось:
Картавый чуждый голосок.
Поближе к Доброму гудела
Ещё огромная толпа,
Французов, жаждущих всех плена,
И получивших всё сполна.
Оборванных и в чём попало
Укутанных, их жалкий вид,
Всё лишний раз и подтверждало:
Сражений не могло и быть.
По мере свиты приближенья,
Смолкал картавый голосок,
И с любопытством, напряженьем
Взгляд устремлялся вдоль дорог.
Главком, как богу вид подобный,
И в белой шапке — голова,
В шинели ватной и удобной…
О нём средь них текла молва…
Ему один из генералов
Докладывал прям на ходу…
Кутузов с видом столь усталым,
Не удивлялся ничему.
Главком не слышал генерала,
Он озабочен был другим,
Фигура пленных привлекала,
Людей, несчастных перед ним.
Войска отборные их прежде,
Теперь имели жалкий вид,
Они погибли с их надеждой,
От нанесённых им «обид».
Обид, полученных в России,
От обещаний за поход,
Столкнувшись с русской здесь стихией,
И давших вскоре задний ход.
Их отмороженные лица,
У всех распухшие глаза,
Им срочно надо бы лечиться,
И вдруг — всей жизни им гроза.
Стоящие вблизи дороги,
Солдата два с больным лицом,
Сырое мясо рвут в итоге,
Чтоб быть спасёнными костром.
В другом, но рядом с ними месте,
Уже наш, русский, вдруг солдат,
С французом дружески и вместе,
И несмотря на этот ад;
Нашёл в совместном разговоре
Какой-то общий интерес,
Иль даже, может быть, и в споре,
Но дружба — как набрала вес.
Солдат, смеясь, трепал француза,
Как друга, но его плечу,
И не считая за обузу,
Что это было не к лицу.
Главком, сощурившись, с вниманьем
Обозревал весь этот ад,
Лишившись даже пониманья,
Что «говорил ему доклад».
Докладчик обращал вниманье
На ряд захваченных знамён,
Стоящих как бы в ожидании
С Преображенским всем полком,
Когда сравняется главком.
Своё остановив движение
Пред этим доблестным полком,
И оказавшись в положении,
Как уважаемый главком;
Из свиты кто-то дал команду,
Поставить их вокруг него,
Тем самым подтвердить всю Правду,
Что он добился своего.
Своих всех мыслей в руководстве
Освободительной войной,
Всего, что в нём, в их превосходстве,
Над чьей-то глупой головой.
Он, оказавшись в положении,
В кругу склонившихся знамён,
И пред полком с их снаряжением,
Со множеством простых имён;
Явилась лучшая возможность,
Поздравить доблестных солдат,
И за Победу, и всю сложность,
Что пережил наш русский брат:
— Благодарю вас всех за службу,
Она — особенно трудна,
Вы пережили муки ну;жды,
Победу вырвав у врага.
Вас не забудет вся Россия,
Вам слава будет на века,
Вы победили всю стихию,
В лице французского врага.
— Ура! — закончил речь Кутузов,
— Ура! — взревели голоса,
Свалилась словно с плеч обуза,
Крик подтвердил его права.
Права как маршала Победы,
И в пику тем, кто продолжал,
Валить ему невзгоды, беды,
А он их планы отвергал.
— Так вот что, братцы, — молвил снова,
Продолжив он пред ними речь:
— Я знаю, трудно даже слово
Сказать мне вам, поднявшим меч.
Но что же делать, потерпите,
Изгнать, добить нужно; врага,
Уж вы с меня и не взыщите,
Что не всегда лез на рога.
Страна вас помнит всех за службу,
И не забудет вас наш царь,
Нам смерть несли, нам это нужно?
У нас есть свой здесь государь!
Вам трудно, знаю, но — вы дома,
Они же до чего дошли,
Такого страшного погрома,
Они у нас в стране нашли.
Вот их «победа» — перед вами, —
Главком на пленных указал:
— Смело их русское цунами,
Наш бог за это наказал.
Они теперь все — хуже нищих,
К тому же — все они больны,
Своей стране все стали лишни…
А были ранее сильны.
Они нас русских не жалели,
И также, как и мы себя,
Во всём, в нужде, мы как бы тлели,
Но — разгорелись до огня.
Вот от него и погорели,
Теперь их можно пожалеть,
Они едва как уцелели,
Теперь придётся нам согреть.
Они же тоже, все же — люди…
А то сказать, кто к нам их звал?
Им поделом, м… и… в г… осудим,
Их бог за это наказал!
И ловко так взмахнув нагайкой,
Галопом дальше поскакал;
Народ весь понял без утайки,
Что про французов он сказал.
Раздался мощный дружный хохот,
И вместе с криками «Ура!»
Услышан свиты весь их топот…
Вновь двигаться пришла пора.
Слова едва ли всем понятны,
Особенно последних — смысл,
На слух мужицкий столь приятны,
К французам — русский наш посыл.
Вся стариковски-простодушна
Фельдмаршала пред войском речь,
Она давно им стала нужной,
В том смысле, чтоб людей беречь.
Ненужных совершать сражений,
Напрасно проливая кровь,
Всех прочих средств, их сбережений,
К солдату русскому — любовь.
Сердечный смысл сей речи понят,
Победы чувство торжества,
Им дух победы в каждом поднят,
На долгие года, века.
Своей такой нежданной речью,
С её мужицкой простотой,
Он сам себе «нанёс увечье»:
В душе проснувшийся застой.
Он даже всхлипнул от волненья,
Что он уже достиг границ,
Нанёс французам пораженье,
Повергнув оккупантов ниц.
4-4-7
День третий Красненских сражений,
Нельзя их даже так назвать,
То были дни их избиенья,
Как удавалось их догнать.
Уже день близился к закату,
Когда войска нашли ночлег;
Свободную в деревне хату
Найти так трудно словно брег.
Спасительный тот берег моря;
Все избы заняты давно,
«Деревня вся забита горем»,
Больных и мёртвых в ней полно.
Нашлась изба лишь командиру,
Их Мушкатёрского полка,
Как очень «важному мундиру»,
Ведь он всему полку глава.
Полк из Тарутина выше;дший,
Числом в три «тыщи» человек,
Пока до Красного дошедший,
Две трети «прекратили бег».
Включились сразу все в работу
По обустройству их жилья,
Пожалуй, главная забота,
Не только настигать врага.
Нужны постель, вода и пища,
Опять дрова, опять костры,
Однако снег, мороз — всё лишне(е),
Проблемы все ещё остры.
В лесу солдаты по колена
В снегу уже рубили лес;
Другие — к кухне непременно
Всегда имели интерес:
Котлы готовили для варки,
И каша с маслом, сухари,
Конечно, водочки две чарки,
Как полагалось и;сстари;.
Ещё одна солдат команда
Заня;лась чисткой всех домов,
Французов мёртвых и от смрада,
Больных и мнимых докторов.
Плетень от ближнего сарая
Привлёк внимание солдат,
Нет для костров «всех лучше рая»,
Плетень для дров удобный склад.
Его им нужно вырвать силой
Из замороженной земли,
Гореть надолго бы хватило;
Сумели ли бы его снести.
Плетень — как бы стена сарая,
Хотя уже без крыши был,
Солдаты дружно налегая…
Но он на месте — как застыл.
Но навалившися всей силой
На запорошенный плетень,
«Земля, поддавшись, уступила…»
Уже кончался светлый день.
Он завалился с ними вместе,
Раздался хохот, грубый крик,
Теперь тащить всем надо к месту,
Поскольку он тяжёл, велик.
В длину так метров пять имея,
И боле метра в ширину,
В морозный день они потея,
Плетень тащили по снегу;.
Причём веселье продолжалось,
По всей деревне — хохот, крик,
Оно не к месту оказалось,
В штабные хаты шум проник.
Их путь как раз шёл мимо дома,
Где заседал армейский штаб,
И всё веселье в виде грома,
В ушах звенело словно штраф.
Фельдфебель из штабной охраны
На время погасил их шум,
Когда весёлые горланы,
Отвлекали штаб от дум.
— Вы что здесь разорались, черти,
В избе — сам главный генерал,
А ну-ка шум вы свой умерьте,
Чтоб он им думать не мешал.
При этом с силой для острастки
Нанёс солдату он удар,
Не понимал он «лучшей ласки»,
Чем этот «драгоценный дар».
Удар, кто получивший в спину,
Наткнувшись на плетень лицом,
Имел кровавую картину,
Навек запомнив этот дом.
Но удержать их всех от шуток,
И нестандартных метких слов,
Народных дерзких прибауток,
Никто не в силах быть готов.
Они замолкли на мгновенье,
Пройдя в тиши заветный дом,
Но словно вновь по настроенью
Веселья разразился гром.
А в той избе, мимо которой,
Плетень тащили на плечах,
Главком Совет собрал в ней скорый,
Уже, конечно, при свечах.
Собралось высшее начальство,
Шёл оживлённый разговор,
Как упредить врага нахальство,
Каким маневром дать затор,
Отрезать к бегству путь французам,
Мюрата захватить бы в плен,
Создать для отступленья узы,
«Из крепких наших русских стен».
Когда плетень прибы;л на место,
То весь ночной уже бивак,
Забит был кухней повсеместно,
Кострами запылал весь тракт.
Всё делалось без приказанья,
Дрова рубились про запас,
Чтоб избежать их замерзанья,
Костёр бы ночью не погас.
Справлялись ружья, амуниция,
Варилась пища в котелках,
И не впадал никто в амбицию,
Кто был в негодных сапогах.
Плетень поставлен полукругом,
Защита вся от ветерка,
Костёр горел в нём словно «цугом»,
Он многим обогрел бока.