I
И день закончился. И улицы пусты.
Вы не услышите ни крика, ни машины,
лишь только ночь одна, и ледяная грязь.
И в небе звезды голые считают
шаги на подступах на праздник,
вечный праздник
О ночь! Всмотрюсь внимательно в неё,
и ясно вероятное увижу,
тень облаков, летящих в темноту,
к приливам и отливам дня и ночи.
Люблю я ночью то, что светлым днём
в согласии с другими ненавижу,
иль просто словно воздух уплыву,
не рассуждая о добре и зле.
Стучатся стрелки
в такт биенью сердца,
и замирают времена, покоясь.
Мечтам не стыдно, что они правдивы,
как совесть их удержит и спасёт?
И день закончился, и хаос расступился.
Поют в глубокой тишине земные сны.
А завтра чудо:
я проснусь и улыбнусь
оконным зайчикам,
и выйду в путь далёкий.
А завтра будет как вчера: такой же кофе,
сырая пара туфель, и листва,
поломанные стрелки от часов, как строфы,
и отъезжающий автобус –
и исчез.
II
Люди идущие смотрят в зеркало лужи.
Им интересна поверхность и ровная гладь.
Над головою осеннне небо закружит,
и, рассыпаясь, найдет свое вечное место.
Тихо скользя по стеклу, одинокая капля
вся отражается в мутной мембране глаза.
И не понять, что творится в ее овале,
целую вечность мечтай – не понять,
понимаемое понимается сразу.
За день до этого в чёрную сажу сгорает
в желтых огнях тщеславия мир одинокий,
на земле он мечтал услышать
небесную песню.
Кто-то тихо погасит высокие ровные свечи
труб заводских, успокоит их чёрные вихри.
Старый день, почерневший к вечеру,
ляжет спать
в маленьком новом мире.
В мире любви, утопающим в новых звездах,
в мире, где смотрят в глаза своему экрану,
в мире, где мы засыпаем поздно
и вновь просыпаемся рано.
В мире, где дни часовыми висят поясами
и бесконечны, им хочется перекреститься.
В мире, где явь и новь управляют снами,
в мире, где люди летают как птицы,
как птицы.
III
Закрой глаза! Пойми, откуда сон,
который в самом деле только сгусток
и ощущение летящей птицы без крыла,
и плавающих точек торжество.
Закрой глаза! Ты кое-что увидишь,
похожее на россыпь всех цветов.
Из разделяет разум и сжигает,
и портит их, не зная для чего.
Во сне, без снов, от мыслей далеко,
в отсутствии событий их гражданство.
Витает чувство обнаженное, так чисто,
оно душа покоя самого.
И возникает из предчувствия упадка,
когда дымятся мысли и кричат.
Мы возвышаемся над ними, умирая.
И тем, кто окружает нас любовью,
трудней всего понять какая тяжесть в нас.
Об этой лишь реальности печальной
храним мы память, спрятавшись во снах.
Реальность это то, что стало с нами,
а сны случайны и случаются лишь в нас.
Они являются,
о чем-то вопрошая,
в апрель с плывущим снегом в небесах!
Искрящимся, как горло,
искрящимся от боли.
Они кричат: ты тоже человек,
ты должен умереть и вновь родиться!
IV
Воскресный туман ушёл в понедельник.
Туман словно небо, упавшее на колени.
Звуком в ушах телевизор-бездельник,
и вновь тишина, принесённая ленью.
В это время цветы закрывают бутоны.
Облака не захвачены утренним глазом.
Как ни праздничен день, он утонет, утонет
в сне своём, задыхаясь планетным газом.
Но где-то уже звенят будильники,
где-то в других часовых поясах взлетают
утренние самолёты, и воздух тает
эмалевым утром неба, болтают
ногами на лавках школьники с рюкзаками,
сонные дворники тянутся к дому,
а ветер всё ещё спит,
ему снятся холмы и вулканы,
травы, деревья, реки, и снег в вертепе.
Где-то сейчас миллионы идут на работу,
тысячи звёзд исчезают в одно мгновенье,
и кто-то один,
забыв про мирские заботы,
пишет слова до медленного опьяненья
ночь напролёт,
а до дня остаются минуты,
которые уж летят за закрывшимся веком
на локонах сна;
уносящиеся ниоткуда,
летят в никуда,
приснившееся человеку.