Страх Господень

Мария Курякина
Жизнь с детьми прекрасна и сложна тем, что всё стремительно меняется. Ещё вчера ты жил по работающим схемам, а сегодня – доброе утро, мама, я уже другой. И тебе приходится искать новые ответы на уже, казалось бы, решёные вопросы.

Почти год мой вопрос о пребывании с детьми в храме был решён. Точнее, успешно решался. Моё пение на клиросе стало возможно благодаря волшебному мешочку с игрушками, который Давид с удовольствием собирал перед каждой службой. Зимой основной проблемой были нечищеные утренне-воскресные дороги, и эту проблему решили санки. Другой проблемой был подбор одежды, в которой было бы удобно и тепло на улице, но при этом не жарко в храме. Потом, весной, моей главной задачей было научить двухлетнего Давида доходить до храма ножками, пока не родится младший. Иногда эта короткая дорога занимала целый час уговоров и капризов, но со временем мы научились преодолевать довольно большие расстояния. Когда Яшка появился на свет, я потихоньку и без особого стресса научилась гулять с двумя детьми одна. И теперь настала пора новых, уже более серьёзных и взрослых вызовов.

Обычно выходные в нашей семье – время разлук. Папа «уезжает в Москву причащать деток» (такое объяснение ситуации слышит от меня Давид), а мы остаёмся: гуляем, ждём папу и ходим на службы в маленький храм рядом с домом. А недавно настал долгожданный летне-приключенческий момент: мы поехали в папин храм все вместе. И новое место как-то особенно ярко подчеркнуло новое положение вещей: мама, я уже взрослый, теперь я могу сказать тебе «нет».

Непривычная обстановка, долгая дорога, сбитый режим, внимание от незнакомых людей, перевозбуждение от активных игр с друзьями-мальчишками – всё это привело к тому, что мой ребёнок впервые отказался идти к Причастию. Не то чтобы осознанно и назло, скорее, в значении «не сейчас, мама, у меня тут гонки, смотри, какая машинка». И мама, сама смущённая доброжелательно-любопытными взглядами, не нашла ничего хуже, чем применить силу… Так мы и влетели в храм: нервная раздражённая мама и задыхающийся от слёз ребёнок. Так мы и отошли от Чаши: непримирённые, суетливо-сумбурные и пустые. И потом, конечно, мне было стыдно и больно, что я не села на корточки, не обняла, не смогла задать этому дню правильный тон. Но вместе с этим стыдом и болью я почувствовала радость предвкушения: пора. Возможно, давным-давно пора, но лучше позже, чем никогда, верно?

Пора говорить. А потом ещё говорить. А потом ещё раз говорить и проговаривать то, что для меня очевидно. «Сегодня у нас праздник. Потому что Причастие – это такая радость, сынок. И ещё радостнее принимать эту радость из папиных рук. Ты любишь папу? И я очень люблю. И тебя люблю, и лялю». Потому что, по определению, мама – это такой человек, который всех любит. Всегда и любыми. А если у мамы не получается, то… Это уже другая история, сынок, о мамином покаянии и маминой борьбе, её ты однажды поймёшь сам.

В 33 псалме, который поётся в конце литургии, есть строчка: «Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас». Приходить мы потихонечку научились. Настало время слушать и учиться страху Господню. Не тому авторитарному страху, который был в момент маминой слабости: «Ну что с тобой, хватит плакать, дай руку, веди себя нормально, никаких конфет, шаг вправо, шаг влево, расстрел». А другому.

Какому? Давай ручку, сынок, сейчас я тебе расскажу. Однажды Бог взял кусочек пластилина и сотворил небо и землю…