— Стыд и позор. Позор и стыд.
Олеська бормотала себе под нос всю дорогу. Это же надо было так опозориться: побежала за автобусом, поскользнулась и, изобразив полёт шмеля над вереском в лунную ночь, просто шмякнулась в лужу.
И хорошо бы без свидетелей, но, увы, её пируэты не остались незамеченным для полной остановки людей.
— Нифига себе!
— Во даёт!
— Бесстыжая!
— Мама, я тоже хочу, как тётя!
Тётя так не хотела, тётя хотела домой поужинать, принять ванну и завалиться спать. Но, лёжа в луже, созданной мартовской погодой, тётя, глядя в небо, захотела выпить.
Уже в магазине, стоя на кассе, продолжала слушать, как её обсуждают.
— Алкашка!
— Такая молодая!
— Допилась и валялась в луже!
— Фуу!
— Мама, тёте нужен памперс!
- Ы-ы-ы-ы.. Тёте нужен телепорт и свинтить отсюда.
Дома оказалось, что вино так себе. Настроение скатилось ниже плинтуса. Да ещё и морозить начало.
Градусник отыскался в шкафу в коробке с пуговицами.
Тридцать восемь и девять.
Зашибись.
— Сейчас я тебе порошочек разведу. Себе, тебе, себе всё-таки, иыык. Ой!
Лекарство выпито, начальнику отправлено смс с текстом:
«Я забылело. Тчк.»
А теперь можно и поспать. И, прихватив недопитую бутылку, бодро шатаясь, пошагала в спальню.
И, как говорится, «чих» подкрался незаметно.
— Хоть бы обои не попадали, —мелькнула мысль и исчезла.
— Будь здорова!
Олеся от неожиданности выронила бутылку. И та, видимо, упала на кого-то. Потому как снизу сначала удивились матом, а потом им же и обрадовались, увидев что упало.
Пришлось включить свет.И с какого-то перепугу обнаружить вместо спальни с кроватью, комодом и креслом лес. Хороший такой лес, еловый. Мохнатые лапы свисали до самой земли. Где-то высоко светило солнце, просачиваясь сквозь иголки. И до одури пахло хвоей.
На пеньке с бутылкой вина сидела белочка.
— Это мне?
— Тебе. Нам то есть.
— Пить будем?
— Будем!
— Тогда заходи, чего стоишь, как неродная?
И, усадив Олеську на пенёк, белка притащила откуда-то низенький столик.
Из неизвестности появились маринованные грибочки.
На недоуменный взгляд рыжая ответила гордо:
— Сама солила. Вот этими лапками, — и достала корзину с орешками, блюдо с яблоками и, напоследок, рюмки размером с напёрсток.
— Давай, за встречу.
А потом ещё раз пять за встречу.
Пару раз за погоду, раз восемь за то, чтобы март исчез из списка месяцев, за бывших раза два, ну и один раз, но стоя, за родителей.
— Ты меня уважаешь? — Хвостатая уже сидела в корзине с орехами, свесив хвост и задние лапы.
— И ещё раз за уважение.
Ну а после такого, как не сфоткаться на память.
— Я счас, быыыстро. Жди.
Телефон никак не хотел доставаться из кармана куртки, всячески сопротивлялся и так и норовил выскользнуть из рук.
- И выставлю в «одноклассниках» с подписью: «Я и моя белка».А ты зачем свет выключила?
Мягкий свет плафона озарил обычную спальню с кроватью, комодом и креслом.
И напрасно она ещё полчаса щёлкала выключателем.
А так, как под кровать пылесос редко заглядывает в гости, корзинку с орешками Олеська найдёт не скоро.