Тебя родную мне придумал Бог.
Тебя одну и, видно, нарочито.
И я, пройдя три тысячи дорог,
К тебе одной вернулся, Маргарита.
Мне в голову приходят миражи,
Где нам легко, наивно, мы смеёмся,
И нас метель, пытаясь закружить,
В оконное стекло за рамой бьётся.
И мы расходимся, нам каждому своё:
Тебе любить меня, каким бы не был принцип,
А мне держать поэзии цевьё,
Что б от неё потом не застрелиться.
Но с каждым годом всё сложней держать,
Как ты б меня за то не укоряла.
Ты медленно сползаешь на кровать,
На край подушки, простынь, одеяло.
И тихо говоришь: «Чудак, ложись,
Что всё пустяк, и Бог тебя заметит,
Ты не держи, за горло придушив,
Поэзию проклЯтую в поэте».
Я вижу слабый трепет тонких вен,
Их давят пальцы побелевшей сталью,
Сжимая горло тысячи измен.
Свечи церковной желтой трепыхание.
Я чувствую, как тонут облака
Несутся в даль, за область пересвета,
Но я держу, держу её пока
Поэзия выходит из поэта!
А в голове роятся миражи,
Что в комнату заходит злая вьюга,
И мы с тобой друг другу так нужны
От холода не чувствуем друг друга!
Я жгу свои проклЯтые стихи!
Глаголы жгу! Пеноны и пентоны!
Решительным нажатием руки
Я прекращаю
хрипы,
всхлипы,
стоны!
Я вижу как слепые облака
Несутся в даль, за область пересвета,
И я люблю тебя, люблю тебя пока
Поэзия уходит от поэта!