4-4-10в
Чичагов был тем самым другом,
Кто признавал его талант,
Пред государем — не испуган,
И преданный его гарант.
Он подтвердил пред государем,
Преодолев в том свой недуг,
Мир с Турцией нам был подарен,
Кутузова благодаря заслуг.
Он первый встретил здесь главкома,
Ему устроив весь почёт,
У замка — символа, как дома,
Давно его тот замок ждёт.
Во флотском с кортиком мундире,
Держа фуражку под рукой,
Он рапорт отдал «о квартире»,
Ключи от Вильно, в град родной.
Чичагов знал все обвиненья,
Что предъявлял ему наш царь,
Но знаки дружбы и почтенья
Как всенародной, бы;ла дань.
У них вновь вспыхнувшая дружба,
Была гарантией их встреч,
Кутузов как бы бросил службу,
Лишь о другом всегда шла речь.
Кутузов как-то, между прочим,
Приятную поведал весть,
Сказать тебе уполномочен:
— Что экипаж с посудой весь;
Ещё в Борисове отбитый,
Весь цел и будет возвращён;
На что Чичагов, весь «сердитый»,
Немного стал тем возмущён:
— Премного Вам я благодарен,
Вы что хотите мне сказать,
Что я настолько «обезглавлен»,
Что не на чем мне есть и спать…
Напротив, даже в это время,
Могу в том плане услужить,
Когда в посуде «станет бремя»,
Могу премного одолжить.
В противность государя воле,
Часть войск остановил главком.
Не мог и не желал он боле,
Как будто бы нашёл свой дом.
Делами армии заняться,
Считая, что закончен путь,
От дел он явно уклонялся,
Пришла пора ему вздремнуть.
Рассеянной предался жизни,
Он ожидал государя,
Достойно послужив отчизне,
Но — всё ж досаду сохраня…
К тому ж действительно был болен,
Ещё моральный был недуг,
Он даже стал уже неволен,
Власть удержать из цепких рук.
Со свитой царь вернулся в Вильно,
В дорожных прямо он санях,
У замка столь любвеобильно,
Был встречен он на ра;достях.
У замка и в парадной форме,
На сильный несмотря мороз,
Почётный караул по форме:
Честь видеть мог апофеоз.
До сотни высших генералов,
Сюда включая и чинов,
Встречали зрелище аврала,
Как верных родине сынов.
Вдобавок — в том числе охрана:
Семёновский отважный полк,
И зрелища всего «ограна»,
Во встречах знающих весь толк.
Курьер, уж подскакавший к замку,
Довольно громко объявил:
«Он едет», подтянув осанку,
Весь караул как бы застыл.
Главком в своей парадной форме,
Фигурой грузной вышёл вниз,
Готовый к встрече по всей норме,
Обвёл глазами сотню лиц.
Уже и сани перед входом,
И царь выходит из саней,
Главком шагает грузным ходом,
Чуть вперевалку, но — быстрей.
Представ «пред светлы царски очи»,
Свой рапорт подал он царю,
Подтянут весь, сосредоточен,
Как будто будучи в бою.
Словесно довершал он рапорт,
Но было видно, что с трудом,
В толпе глухой стал слышен ропот,
Как отдалённый тихий гром.
Конечно — это одобренье
Всех сказанных главкомом слов,
Мелькнуло как бы просветленье,
Казалось, даже примиренье
В их отношеньях всех основ.
Главкома смерив быстрым взглядом,
Преодолев всю неприязнь,
Как будто окатил он ядом,
Сменив на радость встречи казнь.
Обняв его, расставив руки,
Растрогав душу старика,
Он этим жестом снял все муки,
Победу празднуя сполна.
Царь поприветствовал встречавших,
И вновь с пожатием руки,
Под взглядом их, всех провожавших,
С главкомом скрылись, с ним внутри.
Их встреча удалась на славу,
По крайней мере — внешний вид,
Но государь, как царь по-праву,
Не мог терпеть весь ряд обид.
Наедине, оставшись вместе,
Царь с обвиненья начал речь,
За недостаток нашей мести:
Не удалось ЕГО завлечь.
Хотя была вся та возможность,
Вновь — Красное, Березина:
— Считаю, Ваша в том оплошность,
Хотя и кончена война.
Главком не делал возражений,
Во взгляде, как семь лет назад,
Царя он слушал приказанья:
По Аустерлицу доклад.
Он видел всё непонимание
Раскладки сил на сей войне,
Всё выслушав с большим вниманием,
Он убедился в том вдвойне.
Покорное всё выражение,
Его бессмысленный же взгляд,
Царя оставил в положение,
Как будто приняли все яд.
Кутузов вышёл с кабинета
С опущенною головой,
Не замечая ни предмета,
Ни кто стоял перед собой.
— Да, Ваша светлость, — молвил кто-то,
Пред ним явился граф Толстой,
Держал поднос, в нём был что-то:
Подарок — вовсе не простой.
Кутузов будто бы проснулся,
Мелькнув улыбкою в слезах,
Он орден взял, весь подтянулся,
И радость светится в глазах.
4-4-11
На день другой и в честь Победы,
Главкомом дан обед и бал,
Награда шла за этим следом:
И первой степени Георгий
Уже его грудь украшал.
Царь не скупился на похва;лу,
Хотя и каждый это знал,
Главкома что-то ожидало:
Он, как главком, негоден стал.
Необходимые приличья
Всё ж соблюдались на балу,
Царь подтверждал его величье,
Но — не пришёлся он двору.
Когда Кутузов прям на «бале»,
Знамёна их — к ногам царя,
Велел повергнуть в этой зале,
Царь посчитал, что это — зря.
Поморщившись от неприязни,
Он тихо молвил пару слов,
«Достойные главкому казни,
Словесных признанных оков».
Хотя обряд встречать Победу,
С екатерининских времён,
Он так и двигался по следу,
И стал с Победой обручён;
Хотя и сказаны так тихо:
«Ах, старый он — комедиант»,
Но разнеслось потом так лихо,
И так же, как его талант.
Усилилось всё недовольство,
Когда на этом же балу,
Царь объявил своё геройство:
Нам продолжать ещё войну.
— Мы не одну спасли Россию,
Спасли Европу от врага,
Пришёл конец такой стихии,
Открыв свободе ворота;.
Кутузов был, конечно, против,
Он думал, что — конец войне,
На этот счёт имел свой мо;тив,
И дал толчок своей беде.
Он наше понимал величье:
Европой всей нам управлять,
Но наших дел, к ним безразличье,
Пора давно искоренять.
Мы запустили всё хозяйство,
И наша армия — слаба,
Об этом прежде беспокойство,
Должна являть царя казна.
С таким, конечно, настроеньем,
Главкомом быть никак нельзя,
Пора настала измененьям,
Точнее — даже к увольненьям,
Верхушки армии — не зря.
Но надо соблюсти приличье,
И как забрать главкома власть,
Не нагнетая безразличье,
Не дать и старику упасть.
Найти достойную замену,
Не обижая старика,
Не показав ему измену,
Как к победителю врага.
Единственным кем быть главкомом,
Европу всю завоевать,
Войны дальнейшей под предлогом,
Так самому главкомом стать.
Здесь будут учтены причины
Всех расхождений и с царём,
Здоровьем обладать мужчины
Для соответствия их чину,
Власть безграничную во всём.
Сменён состав быть должен штаба,
Должна единая быть цель,
Не должен штаб быть в роли краба,
И наводить главкому тень.
Тем более, что слаб здоровьем,
Кутузов стал уже давно,
Главком и штаба «поголовье»
Должно всегда быть заодно.
Кутузов был уже не нужен,
Отлично сыграна им роль,
Главкомом стал, когда был нужен,
Смещён, превозмогая боль.
Война двенадцатого года
Престиж России подняла,
И словно ясная погода
Европу всю обволокла.
Она всем недругам России
Дала понять, что есть страна,
Где самобытная стихия,
Не терпит у себя врага.
Она вернула всей Европе
Её свободный прежний вид,
Когда скатилась та по тро;пе
Всех незаслуженных обид.
Главком имел другие взгляды
На политический аспект,
Он слыл фигурой той плеяды,
Где рос народный интеллект.
И потому стал непригоден,
(И даже если б был здоров),
Отныне сделался свободен
От политических оков.
Европа вечно неспокойна,
Так было испокон веков,
На ней всегда бурлили войны,
С согласья местных всех богов.
И в современную эпоху
Поход народов на восток,
Обратному подобен эху:
На запад двинулся поток.
И также, как тогда Кутузов,
Был нам в делах необходим,
Так царь наш, скинув тяжки узы,
В потоке слыл непримирим.
Понёс добытую он славу
Державы мощной в светлый мир,
Обрушив русскую булаву
На тех, кто был тогда строптив.
Кутузов вроде бы не понял,
Иль не хотел он понимать,
Что царь по праву был настроен,
Не дать врагу на ноги встать.
Добить врага в его берлоге,
Свершить над ним народов суд,
Таков был план всего в итоге,
Главкома в план заложен труд.