Во дворе стоял телок –
Плюшевые ушки.
Я сказал: «Ну что, милок?»
Выйдя из избушки.
Шерсти красной бахрома,
Крепенький парниша.
Объяснил ему: «Зима
Наступает, Гриша».
Бык зевнул, сказал: «И чё?»
«Да ничё», - ему я.
Он лизнул моё плечо,
Словно бы целуя.
Покурил, ну а засим
Сена дал: «Вот - пишша».
Бык ещё не видел зим.
Я вздохнул: «Эх, Гриша».
Языком стал сено мять,
Ноздри заблестели.
Хорошо – жить и не знать,
Что придут метели.
Чтобы дым шёл из трубы,
Расколол полено.
Бык: «Мне саечку купи,
Надоело сено».
Поканаю в магазин,
Застегнув фуфайку.
«Мне, - скажу, - мерзавчик, Зин,
А телёнку - сайку».
На её смотрю бока,
Ох и красотища!
Зинка: «Балуешь быка».
Я: «Зинуль, вот тыща».
Бабий тронул локоток.
В голенище – сдачу,
И туда же – в сапожок –
Бутылёчек спрячу.
Выйду, ёлки-палки, снег!
Мушек белых стайки.
Я, как богочеловек,
В беленькой фуфайке.
Выпучит бычок глаза.
Улыбнусь: «Как, Гриша?»
Он: «Дядь Вов, кака краса!
Просто едет крыша».
Белым быстро стал телок.
Расстегну фуфайку,
Обниму быка: «Милок,
Свежую на сайку».