Бесконечный отрезок — вернее, конечно же, луч —
или просто прямая — да как же в них тут разобраться,
но ты выгляни лапкой одной из-за краешка туч. Из-за краешка бронзовых туч.
Я совсем не похож на птенца многоликого старца,
о малиновка, розовый бок обожжённой земли,
ясновидица и провозвестница здешних законов —
то ли вилами писанных, богом размытых вдали,
то ли мифологических — значит, почти не исконных.
В глухоте грозовой ты уже не услышишь хлопка:
это твой титанический сплав на границах фортуны.
Так, качнувшись на ветке ольховой, легка и робка,
ты поёшь о Великом движении — древнем, как гунны,
впрочем, руны архаики можно до нас донести,
лишь бы клюв удержал всенародную долгую память.
А пока — криокамера. Крепко сжимаю в горсти.
Может быть, по весне она будет способна оттаять.
Ты находишь баланс между миром вокруг и собой,
между бурей и сном, отколовшейся льдиной и сушей,
между мной и судьбой, удивительно громкой судьбой,
я на целые вёрсты до пастбища — окрик пастуший,
что, как флейта бутыли, разбит о фрегат “Робинзон”.
Посылаю тебя, о малиновка, как вестовую,
выливать из ботинок затёртый до дыр горизонт,
чтобы ночью без сна, но фигуру создать восковую
и подсохшие голые пятки на свет рассмотреть:
кто подправил неровности, кто все изъяны замазал?
Посылаю тебя — посылаю на верную смерть.
И заплачет вдруг Зевс человеческим мраморным глазом
над Европой своей, над поверхностью острова Крит;
продлевая мне жизнь, этот дождь непонятно откуда
говорит о тебе. И опять — говорит, говорит.
Чай, у господа в синем пространстве твоя амплитуда.
Вот как четырёхпалые лужи узнать, например,
мне расскажут приметы, пословицы или поверья.
И, качаясь на ветке, поёт нерождённый Гомер. И поёт нерождённый Гомер.
Между вами века, а мне кажется — только деревья.
24.11.2023.