Мой стих становится узором
в морозном снежном декабре,
когда на полночь млечным вздором
ложится сумрак в серебре.
И девять жизней неотжитых
напоминают жаром слов
про незаконченность событий
среди людей и городов.
И новогодние гирлянды
в витринах, окнах и глазах —
как драгоценные брильянты,
раскиданные в небесах,
сияют праздником из детства,
забытым возле хвойных лап,
с подарками всего семейства
под чей-то пьяный громкий храп.
И веселится пузырьками
в бокалах старое вино,
воспетое гусаром в драме
про анонимное письмо,
отправленное позабавить —
уже погибшего отца
на дальней северной заставе
от рук святого подлеца.
Сверкает сон морозным блеском
на стёклах полуночной тьмы.
Я отодвинул занавески
и посмотрел на лик зимы,
расчерченный метёлкой ветра,
в рисунке призрачных богов
с цветами радужного спектра
для всех блаженных чудаков.
Мой стих становится узором
и зажигает словом свет.
И стопка с недешёвым ромом
мне отвечает тет-а-тет
на все вопросы бессловесно,
теплом окутывая плоть.
И я плыву — плыву чудесно,
зачем-то собирая в горсть,
давно оставленное детство
под ёлкой с яркою звездой,
как долгожданное наследство
или пакет с чужой судьбой.