4-4-16
— Моя — Наташа нынче гостья,
Графиню, графа ждём на днях,
Полезно всем лечить здесь кости,
В родных московских их краях.
Наташе нужно подлечиться,
Постигло горе их семью,
И надо же тому случиться,
Их Петя встретил смерть свою.
— Да, есть ли кто теперь без горя?..
Случилась в тот же день беда,
Когда меня постигла воля,
Он в бой отряд повёл тогда…
Сказать что можно в утешенье,
Зачем нам эта вся война?
Лишь вера в бога, как спасенье,
Вот вся народная вина.
— Но отчего? — вопрос Наташи;
— Как отчего? — уже — княжна:
— Под ним проходит жизнь вся наша,
И вера всем нам так нужна.
Наташа вновь взглянув на Пьера,
Во взгляде — весь немой вопрос:
«При чём здесь в этом наша вера?»
Пьер подтвердил на бога спрос.
— И от того, кто только верит,
Что управляет нами бог,
Потерю наших близких стерпит,
Как нашей жизни весь итог.
Пьер обратился вновь с вопросом
К последним князя-друга дням,
Его судьба у Пьера спросом
Являла образ дружбы нам.
Уже смущение исчезло,
Но видя Нату пред собой,
Свобода канула, как в бездну,
Ему открылся путь другой.
Он говорил теперь «с опаской»,
Над ним отныне есть судья,
И он к судье проникся лаской,
Судья теперь — его судьба.
Он с каждым сказанным им словом
Внимательно следил за ней,
Каким откликнется ей зовом,
Понравится ли это ей.
Княжна с большим усильем воли
Поведала его те дни,
Превозмогал как он все боли,
Сиделками были; они.
Он жаждал знать всё так подробно,
Дрожание его лица,
Уже ей стало неудобно
Вести рассказ свой до конца.
— Да, да, он стал уже спокоен,
И всеми силами души…
Князь настоящий был наш воин,
Дела и мысли — хороши.
Смягчился, не бояться смерти,
Он счастлив стал, что видел вас…
Но победили злые черти,
Настал его зловещий час!..
Нахмурилась, и на мгновенье
Наташа, опустив глаза,
Её настигло вдохновенье,
Блеснула даже и слеза.
— Но для меня то было счастье,
И он, превозмогая боль,
Сказал, что он безмерно счастлив,
Последнюю играя роль.
— Случайной оказалась встреча,
Мне Соня принесла ту весть,
Что князь так сильно искалечен,
И нам оказывает честь:
Он раненый — в обозе нашем,
И вместе с нами держит путь,
Во всей людской бегущей каше…
Не может даже он вздохнуть.
Конечно, тут же поспешила
Необходимый дать уход,
До самой смерти с ним я жи;ла,
Пока весь длился наш поход.
Потом уже на месте с Машей…
Он не лишён был всех забот,
И чувства прежние все наши
«Бросали нас обоих в пот».
Она поведала подробно
Все мытарства за весь уход,
Хотя ей было неудобно
Всё вспоминать на этот счёт.
Пьер поглощал её признанья,
Как говорят, с открытым ртом,
Желал ей счастья за страданья,
Что ей достались все потом.
Княжна, удерживая слёзы,
Всё слушала лишь в первый раз,
Все те «завялые их розы»,
Без всяких лишних в том прикрас.
Мучительный рассказ подруги
Был просто ей необходим,
Как будто «выплеснуть недуги»,
Не возвращаться больше к ним.
И чтобы Пьер знал тоже правду
О неудавшейся любви,
Раскрыть пред ним всей жизни карту,
Всё то, что вечно душу жгли.
— Вот так случилось всё печально, —
Заканчивая свой рассказ,
О всём молчала изначально,
Не выдавая на показ.
И чтобы не было; вопросов,
Встав, побежала вдруг к двери,
С неё хватило бы и спроса,
В том, за измену с ним в любви.
Пьер провожал Наташу взглядом,
Один остался он опять,
И в одиночестве, как ядом,
Не мог он мысли вновь собрать.
Княжна его вновь разбудила,
Племянник Коленька — пред ним,
В нём нежность как бы возбудила,
Вновь стал он мыслями храним.
Лицо, похожее на друга
Так возбудило Пьера вновь,
Он словно выскочил из круга,
Проснулась к мальчику любовь.
В приливе к Коленьке вниманья,
Обняв его, поцеловал,
Он сам проникся пониманьем,
Поскольку всё уже узнал.
Хотел проститься он с княжною,
К Наташе видя интерес,
Возможно, пахнет здесь любовью,
Разжечь бы надо сей процесс.
Просила Пьера вновь остаться,
И, несмотря на поздний час,
Беседам с ужином отдаться:
— Мы мало знаем всё о вас.
4-4-17а
В столовой встретились все снова
С обильным ужином столом,
Теперь от Пьера ждали слова,
Он слыл отныне знатоком.
Он знал подробности вторженья,
И пережил французский плен;
Но те минуты напряженья,
Не знал их, как заполнить чем.
Все трое чувствуя неловкость
От всей Наташиной судьбы,
Молчали, чувствуя скова;нность
От продолжения борьбы.
Борьбы за собственные чувства,
Пытаясь души пощадить,
Как будто комната вся пу;ста,
Нет темы, чтобы говорить.
Но Пьер решил прервать молчанье,
От чувства в жизни новых встреч,
В их лицах уловил желанье,
Себя молчаньем не сберечь.
Светились чувства любопытства
В пытливых женских их глазах,
Что кроме горя и мыта;рства,
Уже оплаканных в слезах;
Надежда расцветала к счастью,
От встречи с гостем в этот раз,
А также в связи, с большей частью,
Иметь мужей своих сейчас.
— Вы пьёте водку? — молвит Маша,
И этот действенный вопрос
Прогнал неловкости всю кашу,
И спрос на жизнь в них вновь возрос.
— Так расскажите нам подробно
О ваших подвигах в плену,
Молва о них летит подобно,
Как парус с лодкой на ветру.
— Да, это правда, — Пьер с усмешкой
Продолжил с хитрецой рассказ:
— Я стал средь света будто пешкой,
С движеньем разным каждый раз.
В рассказах слышу небылицы
Все не смолкают обо мне,
Никто в том даже не стыдится,
Пороть всю чушь о той войне.
Я сделался столь интересным,
Быть гостем приглашают все,
Считаю быть таким полезным,
Вполне по вкусу даже мне.
— В Москве гуляют даже слухи,
Что в результате сей войны,
Дела с недвижимостью — плохи,
Да плюс ещё долги жены…
— Да, это — правда, есть убытки,
Но план мой, строиться в Москве,
Несёт приличные «прибытки»,
На всей строительной волне.
— Когда в Москве вы оставались,
О смерти знали вы жены?
Вы о свободе отзывались,
Совместной жизни с ней — вины?
— Нет, я не знал тогда об этом,
Узнал ту весть я лишь в Орле,
Я как бы сделался «раздетым»,
Хотя и жили во вражде.
Другая в том была свобода,
Как результат всё той войны,
Она совсем другого рода,
И в смерти нет моей вины.
Я как бы жизнь познал в итоге,
Привычки вредные изжил,
Характера свои пороги
Я смело их переступил.
Отбросил мнительность в решеньях,
Уверен, боле твёрд в делах,
Советы слушаю и мненья,
Потом решаю — сделать как.
Но всё равно жену мне жалко,
Мы не смогли создать семью;
С двумя концами ссора — палка,
Я понял, что не так люблю.
В лице Наташи — одобренье
Узрел он после этих слов,
Ей — по душе его стремленья,
Достиг приличный он улов.
— Вот вы опять — жених и холост, —
Возможно, был прямой намёк,
Заполнить им с Наташей полость,
Княжна в душе дала зарок.
Ему вдруг стало как-то стыдно,
Что обозвали женихом,
Он покраснел, и стало видно,
Что обрастать стал будто мхом.
Старался не смотреть на Нату,
Когда же перевёл он взгляд,
То словно получил расплату,
Так строг Наташин был огляд.
Как бы холодным и презрительным
Ему казался Натин взгляд,
Ей стало что-то подозрительно,
Что холост и тому он рад.
— Все говорят с Наполеоном
Беседу краткую вели?
— Конечно нет, пустым всё звоном,
Все слухи обо мне текли.
Быть там, в плену — совсем не значит,
Что побывать мне с ним в гостях,
Свою судьбу там каждый вла;чит
Как бы на собственных костях.
4-4-17б
Уже к концу катился ужин,
Настал довольно поздний час,
Но Пьер почувствовал, что нужен,
И продолжал он свой рассказ.
— Но, правда, вы остались с целью,
ЕГО отправить на тот свет,
Покончить с этой канителью,
И над страной зажечь вновь свет? —
С приятной на лице улыбкой
Включилась Ната в разговор,
Его подвергнув словно пытке,
И расширяя кругозор.
— Ещё тогда я догадалась,
При встрече, бегстве из Москвы,
Во мне всё это отозвалось:
Зачем вам хлопоты нужны?
— Да, верною была догадка…
Посыпался вопросов град,
Хотя ему не стало сладко,
Но всё же высказаться — рад.
Сначала будто бы с насмешкой
Пьер продолжал вести рассказ,
С какой-то даже, вроде, спешкой,
Ведь был уже столь поздний час.
Когда дошёл он до несчастий,
Охвативших весь народ,
И плена ужасов, ненастий,
И что творил французский сброд;
Он сам того не замечая,
Погряз с волнением в душе,
Свою судьбу он проклиная:
Зачем ввязался он во(о)бще?
Увлёкся сдержанным волненьем,
Всё продолжая свой рассказ,
Как переживший впечатленья,
Без всяких лишних в них прикрас.
Он по внимательным их взглядам
И по вопросам всем к нему,
Они как будто были рядом,
С ним вместе и в одном плену.
Про эпизод он свой с ребёнком,
Про массовый людей грабёж,
Как на француза словно волком
Напал он на такой делёж;
Был арестован Пьер разъездом,
За то, что даму защищал,
И в том порыве он полезном,
Той даме серьги возвращал.
Поведал про борьбу с пожаром,
И про спектакль — всю ту казнь,
И как чуть-чуть и в том задаром,
Его минула та уча;сть.
Про Каратаева — особо,
О даже встал из-за стола,
Как человек тот жил без злобы,
И жизнь прожил на «дурачка».
Но у него он научился,
Познал, как весь живёт народ,
Его весь опыт пригодился,
Рубашку, лапти — эпизод.
Про бегство их, как отступленье,
И под конвоем — весь свой плен,
С внезапным всех освобожденьем,
— И как вы думаете — кем?
Всё тот же наш герой Денисов,
Он — партизанский командир,
Он нам как будто выдал визу,
Он нам свободу подарил.
Благодаря ему — пред вами,
Я вновь ожил, как человек,
И всё прошедшее «цунами»,
Отныне помнить буду век.
Наташа вся заворожённая,
Его внимала каждый звук,
Она как будто пригвождённая
С ним пережила всю цепь мук.
Она как будто окунулась,
Была с ним вместе в том плену,
Наташа будто бы проснулась:
«Я как бы вновь теперь живу».
Как словно влезла к Пьеру в душу,
Ловила каждый Пьера взгляд,
И не переставая слушать,
Уже любви впускала яд.
Ловила слово, взгляды, жесты,
И вздрагивание лица,
И всё, что делалось, с ним вместе,
Всё доходило до сердца;.
Княжна вся тоже с пониманьем,
С сочувствием приняв рассказ,
Но заострила всё вниманье,
И именно на этот раз;
Возможность вспыхнувшей, как факел,
В сердцах рожденной их любви,
Давно тот факел словно плакал,
Нужно смешение крови.
Уже влюблёнными глазами
Окутал Пьера Натин взгляд,
И, если честно, между нами,
Был обоюдным этот яд.
По окончании рассказа,
Внимательный Наташин взгляд
Его сверлил вновь четверть часа,
Не отрываясь, а — подряд.
Она как будто бы желала,
Понять всё то, что не сказал,
Ему казалось — ожидала,
Чтоб он рассказ свой продолжал.
Но Пьер стыдливым и счастливым
Смотрел в смущеньи на неё,
И думал он, каким же дивом,
Унять Наташино житьё.
Обеих из оцепененья,
Чтоб вывести на прежний лад,
Им ночь дать каждой для спасенья,
Но он до трёх вёл свой доклад.