Жили в те времена все одинаково (имеется в виду материальная сторона). Продукты покупались по «карточкам». В сельце был небольшой магазин напротив домика "Герцена" (давно снесён). С левого его бока был вход для приобретения продуктов, по фасаду – распахнутыми дверями, он манил в промтовары, книги, хозяйственные нужды. Так как мама работала, то карточки отоваривать приходилось мне. Когда переехали в посёлок, то там магазин были побогаче и карточной системы уже не было (похоже, что отменили). Мне очень нравилось утолять голод городской булкой за 7 коп. с сырокопчёным беконом. Про фруктово-ягодное мороженое по 7 коп. … И говорить ничего не буду.
С целью выживания при карточной системе и потом без неё, в условиях малой зарплаты медсестры, мама захватывала какие-то клочки «ничейной» земли для посадки на них картошки. Я вскапывал эти «наделы» весной, и осенью, а летом ходил и окучивал грядки с картошкой. Такие сельхозработы закончились в конце 90-х. Когда у мамы уже не было сил для такого «выживания» … И сажали-то картошку уже больше по инерции.
Эти уроки картофельного трудолюбия на всю жизнь привили мне нелюбовь к выращиванию каких-либо овощей и к огороду.
Кроме того, мама научила и приучила меня собирать грибы. Грибов мы заготавливали много. Полную специальную кадушку, отведённую только для засола грибов. На зиму также в кадушках в подвале сарая хранились соленые огурцы, бурые помидоры, красные томаты, а в кадке жила засоленная капуста с мочеными блоками «Антоновка». В закроме пряталась картошка, морковь и свекла, на зиму закрывавшаяся старыми шубейками и прочей ненужной хламидой. Но была при этом ещё одна забота – ходить по пятницам с горячей водой в сарай, чтобы обмывать гнёт в солениях и сменить льняное полотенце под ним.
Эти разносолы дали мне на всю жизнь «любовь» к соленьям, а не к маринадам.
В поселке был клуб, а в клубе неплохая Библиотека. Библиотека была и в школе, но гораздо слабее по количеству и ассортименту печатной продукции. Мы записывались в них везде, где можно было. Но самая роскошная библиотека была в санатории. Мама брала там книги себе и меня познакомила с библиотекаршей. После этого я ходил туда самостоятельно, а она выдавала мне книги с описанием приключений, фантастики, о животных и много чего интересного на её и мой взгляд. Читал я много и жадно, иной раз даже в ущерб гулянью и играм на улице.
Таким образом, на всю жизнь мне привилась любовь к литературе.
Под «нами», то есть в точно такой же комнате, но расположенной этажом ниже, жила тетя Маша Перегудова с сыном Сашей (моим полным тезкой). Я не знаю, как уж так получилось, что известный композитор Арно Бабаджанян снял койку у них для своего сына Араика. Сам Арно отдыхал в cанатории «Архангельское». Только отдыхать с детьми в нём было нельзя. Вот Перегудовым и повезло.
Сам Арно – любил ловить рыбу и почти все время пропадал на прудах или на Москва-реке. Наше знакомство с Арой (так мы стали его звать между собой) состоялось почти мгновенно. Он был наш ровесник.
Ару, чтобы не скучал, мы вовлекли в наши забавы. Наша дружная компания научила его в кустах играть в карты. Их было много и разных – в «козла», «петуха», переводного «дурака», «очко» и прочие. Ара стал на время отпуска отца полноценным членом нашего коллектива. Помнит ли он эти моменты из его детства, не говоря о самих играх в карты?
В Москве в Косом переулке (его давно уже как такового нет) рядом с метро «Новослободская» стоял пяти- или шестиэтажный дом (точно не помню) с большим количеством коммунальных квартир. В них было бесчисленное количество комнат, столько, что и, правда, не счесть. В нескольких из них проживали выходцы из маминой деревни. Это – подруга тетя Клава, мать тети Клавы – баба Маня и её сын военный моряк, капитан первого ранга Александр Александров. Между мамой и этой семьей были очень тесные дружеские (почти родственные) связи.
Мама в субботу (в то время была шестидневка) после короткого рабочего дня брала меня, солений, картошки, и мы ехали в Москву в гости в Косой переулок. Останавливались в комнате тети Клавы похожей на пинал, с окошком под потолком, в которой всегда пахло пирожными и шоколадными конфетами. Тетя Клава работала в штабе Московского военного округа. Ей доставалось много сладких подарков от холостых офицеров так как, она сама была не замужем.
Оставив меня в комнате наедине с вкусными запахами, мама шла по бесконечным комнатам квартиры и делала процедуры её жителям – кому укол, кому ставила пиявки. Обитатели коммуналки ждали её с нетерпением. К вечеру у бабы Мани собирались гости – Хомутовы с сыном Колькой, еврейская семья (знакомые тети Клавы) во главе с Зеликом Ароновичем и с сыном Мариком, а иногда был кто-то еще (уже и не помню). Одним словом народу собиралось прилично.
На жилплощади (она состояла из двух комнат с красивой аркой посередине), где проживали баба Маня с сыном, накрывался нехитрый стол вскладчину. За стол садились все (и мы дети тоже). Взрослые выпивали, закусывали и о чем-то говорили. Когда мы ребята наедались, нам давали денег каждому по 20 коп. С этим богатством нас отпускали гулять по Москве.
Богатство тратили на покупку мороженого, пили газировку и ходили в кино. Нагулявшись, возвращались в квартиру. Номера её мы не запоминали. Мы ориентировались по тому, как и какие были наклеенные на двери вырезки из шапок газет. Они также служили почтальону ориентиром для правильного раскладывания по почтовым ящикам подписной периодической печати. Еще у двери висела табличка, в которой указывалось – ФИО жильца и сколько к нему надо нажать кнопку звонка.
Войдя в идущее застолье, нам сразу становилось всё ясно. А именно то, в какой стадии проходит встреча родственников. Если пел офицер (он всегда пел «Ночную серенаду» Шуберта), то, значит, только приступили ко второй части застолья – пению. Если разливался «Хаз Булат удалой ...» или «Степь да степь кругом …» – считай, что был самый разгар. И, возможно, что скоро будет разъезд гостей. До повала никогда не напивались. Все было чинно и благородно!
Такие поездки и застолья были регулярными, они дали мне возможность познавать Москву.
Как я уже сказал ранее – у мамы были три сестры, для меня тети соответственно. Начну с тети Тони, которая проживала с семьей в Клину. В состав семьи Медведевых входили муж – Пал Сергеич и сын Слава. Жили они на улице Московская в самом её конце (сейчас она оканчивается Клинским пивзаводом). Мама, пока я учился в школе, отправляла меня в летние каникулярные месяцы в пионерлагерь, или в Клин.
В Клину было раздольно. Я познакомился со всеми ребятами, которые проживали на улице Московской. Мы целый день бегали по полю (которое сейчас занял пивзавод), или купались в реке Сестре, или валандались в грязи местного пожарного водоема. За последние действия задницы румянили всем, мне же был всего лишь нагоняй.
Тетя меня очень любила, а кроме того, она была моей «крестной». Крестила она меня тайком в храме Св. Николая в Павшино. Двоюродный брат Слава тоже принимал участие в формировании моей личности – водил на экскурсии по Стекольному заводу, где он работал. Я, как зачарованный, смотрел на изготовление из жидкого стекла медицинских пузырьков, шприцов и прочей медицинской стеклянной нужности.
Еще помнится, как собирались вечером соседские мужики для игры в домино или в карты за столом, над которым, единственным на всю улицу, висела лампочка. Шутки и гогот был до глубокой ночи под ...
Иногда мама приезжала со мной в Клин на «Октябрьскую». Праздник отмечался с размахом. Ходили на демонстрацию по центральной улице Клина, заходили к кому-то в гости выпить и закусить. На второй день праздника собиралась у тети Тони и Пал Сергеича вся клинская родня – Рыжовы, родной брат Пал Сергеича – Дмитрий Медведев с женой. Отмечались достижения Советской власти и всё это происходило в сопровождении «песняка». Пал Сергеич расчехлял «трехрядку». Репертуар был тот же, что и в Косом переулке (но без «Ночной серенады»). Картина не менялась от торжества к торжеству – была стабильность и уверенность в праздновании праздников.
Один раз мама взяла меня в поездку к своей сестре – тёте Симе Ракитиной, проживавшей в деревне Максимово, что на Ламе под Волоколамском. В поездку отправились тетя Тоня, и мы. Потом в деревню подъехали Пал Сергеич и Рыжовы.
Мама со мной остановилась на постой у сестры. В гостях у тёти Симы также была дочь Валентина, а два её сына – Анатолий и Юра, были в армии. Остальные родичи расположились у деда Сергея, жившего на другом краю деревни.
По случаю приезда такого количества гостей дед Сергей зарезал барана для проведения встречи на высоком уровне. Напившись и наевшись угощения, от жирного перешли к чаю. Самовар на два ведра стоял под парами. Так как народу собралось порядочно, то самоварное нутро быстро опустело. Дед Сергей, недолго думая, послал меня с ведром на реку за водой. Вода до сих пор в Ламе чистая, конечно не настолько чтоб её заливать в самовар. Помниться, что мне пришлось не раз скатываться с крутого берега по воду. Чай шёл на ура, до тех пор, пока все гости не налились досыта и им тоже.
Тетя Сима жила бедновато. Оно и понятно – откуда у простой крестьянки богатство. В избе была русская печь, в углу стоял стол и лавки, железная кровать с никелированными шишками. В красном углу висел киот с иконой. Из живности была кормилица – Зорька, куры, кот. Валентина, я и мама, спали на полу. Из еды помнится то, что тетя Сима распарит в печке в чугуне перловки и ставит на стол рядом с чугунком крынку парного молока. Вкуснее каши я до сих пор не ел.
На утренней заре по деревне шел пастух и собирал для выпаса стадо. Тетя Сима как-то раз доверила мне такое серьёзное дело – выгнать со двора Зорьку. Зорька была норовистая корова. Я прутком нахлёстывал ей по бокам, а она нехотя покидала стойло. Зато потом, как только стадо вышло за околицу, она пошла своим путем и прямиком в лес. Я пытался догнать Зорьку и вернуть заблудшую в родное ей стадо, но куда там. У неё был свой план пастьбы. Первый раз я вернулся в дом весь зареванный от того, что корова от меня ушла в лес. На это тетя Сима сказала
– Не горюй, нагуляется, сама придет!
Так оно и было, но что удивительно – по времени возвращалась Зорька вместе со всем стадом.
Как-то собралась вся родня по чернику. Не пошли по ягоду только дед Сергей, да тетя Сима. Не до ягоды сельским жителям в страду, а гостям самое оно. Собрали котомки с едой, привязали «набирашки» (маленькие плетеные из лыка корзиночки – не в ведро же сразу собирать), ведра под ягоду. «Экспедиция» выдвинулась по назначению. Шли берегом Ламы. Мужчины решили по ходу дела наловить рыбки. Разделись и начали в воде ловить язей под корягами – улов был значительный!
Придя в лес, в черничник, тут же и «рассыпались» по нему. Сбор этой ягоды традиционен – вручную, иначе помнешь, и ягода вытечет. Сбор очень тяжел по своей сути – летает мошкара, комары, слепни, а раздеться никак нельзя. «Сожрёт» сборщика инсект в один момент.
Пришло время перекуса. Нашли полянку, а на ней местечко поровней и расстелили холстину. На неё же выложили все то, что взяли из дома в котомках. Среди накрытых харчей поставили 0,5 белоголовицы. Разлили и выпили (кроме меня, конечно). Только руки потянулись к закуске, как сверху упал на холстину «гадёныш», за ним второй и третий…Они падали и копошились среди еды … Ту всех оторопь и взяла. Как по команде, головы посмотрели вверх.
Наверху была такая картина – через торчащий из стоящего дерева сучок, переползала гадюка и выдавливала из себя потомство. Не помню, что было дальше, но мужики гадёнышей лупцевали палками, женщины собирали разбросанную еду. Аппетит пропал у всех. На том сбор ягод был завершен, компания вернулась домой.
Откуда ни возьмись у меня на щеке появился лишай. Скорее всего, я подхватил его в пионерлагере, в котором был перед поездкой в Максимово. От этого предположения мне легче не стало. Рос лишай каждый день и довольно быстро. Надо было принимать меры по лечению, но кто и чем будет лечить, если в Максимово даже никогда медицинского пункта не было.
На помощь пришла тетя Сима, она подсказала, что, мол, есть бабушка ведунья, заговаривает такое. Тут же меня мама отвела к той ведунье. Бабушка, как оказалось, жила через несколько домов.
В её избе разместились студенты, направленные из города на подмогу в сельском деле. Поэтому осмотр и определение мне лечения ведунья проводила в сенях. Решение ее было простым.
– Приходи утром в 5 на рассвете и вечером в 17 на закате.
После этого она подвела меня в сенях к стене сруба и, ткнув пальцем в сучок, сказала.
– Смотри сюда, да не отрываясь!
Я смотрел на сучок, а бабушка водила круговыми движениями вокруг сучка пятаком и что-то шептала. Процедура длилась минут пять или около того. По окончании я попрощался и ушел домой. На лечение (заговор) я ходил исправно, как назначила ведунья. Через неделю от лишая не осталось и следа!
Пригласил меня и сестру Валентину наш сосед, молодой мужик, за лесными орехами. Мама собрала мне котомку в дорогу и дала корзинку. На следующее утро мы отправились по орехи. Сосед знал о том, где есть густой орешник, так как сам он был родом из Максимово.
Пришли в орешник и стали собирать дары леса. Набив орехами все возможное, посидели, перекусили. После этого не спеша пошли к дому. Проходя одно место, сосед воскликнул.
– Надо же, сидит!
– Кто сидит? – не остались безучастными к его возгласу остальные члены экспедиции.
– А вот он – зайчонок! – наклонился к траве сосед и достал из нее маленький пушистый серый комочек – Зайчиха бросила. Думал, заберет она его, когда мы мимо прошли, идя за орехами. А вот ведь не взяла.
Мы забрали зайчонка с собой. Когда возвратились домой, сосед отдал зайчонка мне.
– Бери его, да отвези домой, где живете.
Зайчонок был такой пушистый, как мячик, обросший длинной шерстью, такой красивый и забавный! Перед сном я его посадил в корзину, а сверху мама навязала кусок ткани. В корзинку ему поставили блюдце с молоком и бросили немного травы. Легли спать, как обычно, на полу. Корзинку я поставил рядом с собой.
Утром проснувшись, я первым делом заглянул в корзину. Моему удивлению не было предела. Ткань была разорвана, а зайчонка в корзине не было! Моя реакция была, сами понимаете какая – плачь. Мама успокаивала меня, как могла. Сестра Валентина при этом сказала.
– Теперь понятно, что за возня была под печкой и оттуда жалобный писк был.
Мне стало все понятно. Ни тетя Сима, ни Валя, ни мама не могли залезть под русскую печку и что-то сделать там с зайчонком. Это сотворил и набедокурил с ним кот! Он спал тут же рядом с местом преступления.
Хорошо, что нам надо было уезжать домой в этот день, а то я его лишил бы в запале возможности проживания в деревне Максимово. Взяв его сонного за задние лапы, я вышел на улицу и бросил кота в кусты сирени. Издав рев кот, скрылся в палисаднике. Больше мы с котом не встречались.
Третья мамина сестра была тетя Нюра. Она с мужем дядей Ваней, дочерью Тамарой и сыном Михаилом (семья Стальновых) проживали в Москве. Недалеко от ажурного магазина «Продукты», что на Ленинградском проспекте. Дом, где они жили, стоял за домом, где находилась в своё время шашлычная «Советская». Вход во двор того дома был справа от шашлычной. Кроме того, во дворе находился ряд сараев.
Квартира, где проживала семья тети Нюры, была тоже коммунальная. Но ее обитателей я почти не помню. Помнится лестница в квартиру. Она была темная, «закопчёная», с железными перилами без деревянного поручня и высокими ступеньками. Комната была узкая, как пенал.
Дядя Ваня работал жокеем на Московском ипподроме. Он часто брал меня с собой на работу. Как он ездил на выездке я не знаю. Но помнится то, что меня катали на лошадях, которых выгуливали в круговом тренировочном манеже!
Учитывая то, что в комнате располагаться на ночь было проблематично, то меня клали спать на сеновале, что был устроен в сарае во дворе. В силу таких комфортных условий проживания, тетя Нюра брала меня к себе на небольшой период проживания. Двоюродные сестра и брат были гораздо старше меня, и я им был не очень интересен. Дядя Ваня занимался лошадьми, я был с тетей Нюрой. Гулять в этом районе Москвы меня одного не отпускали. Вот, пожалуй, и все про то место Москвы.
Разносторонняя жизнь у маминых сестер привила мне чувство быстро адаптироваться к разным ситуациям, поездкам, знакомиться с чужими людьми.
Как уже не раз сказал и повторюсь о том, что мама часто на летние каникулы определяла меня в пионерлагерь. В этом деле ей способствовали мои двоюродные сестры (мамины племянницы соответственно). Отправляли на одну смену, потом на другую смену, а бывало и на третью. Пионерлагеря были разные, так как работа была у всех разная, а эти лагеря были, как правило, при предприятиях. Находясь в пионерлагере, я обязательно записывался в кружки – судомодельный (всегда нравилось собирать модели судов), географический (можно было ходить в походы за территорию и иногда не спать днем), танцевальный (готовились номера самодеятельности, а потом мы выступали). Из лагеря я привозил всю в краске одежду, грамоты за какие-то успехи и достижения, за активное участие в лагерной жизни, грамоты за спортивные достижения – бег и прыжки в длину.
Это положило начало моим иным достижениям в будущей работе!
Один раз мама не стала отправлять меня в пионерлагерь в третью смену. В течение августа месяца она возила меня по каким-то докторам в Москву. Меня смотрели, щупали, я дышал и не дышал, мне заглядывали в нужные докторам места и просто спрашивали, как тут при нажатии. По итогам этого «техосмотра» мне дали путевку в санаторий, находящийся в Сочи. Что я там лечил я так и не понял. Но сам факт!
Мама на время моей путевки взяла отпуск, который проводила в Лазаревском. Я проживал в санатории в детской его части. Лечение началось в конце августа и захватило сентябрь. Все дети, кто был в это время там, учились и лечились.
На автобусе нас каждый день возили к морю. Пока нас везли на берег, весь автобус пел «Будет людям счастье, счастье на века …» и «Я люблю тебя жизнь …». Черное море поразило меня сильным волнением, от которого в плавки набивался песок и оторванные волнением водоросли, наличием шустрых крабов и горькой на вкус водой.
Нас возили на воды в Мацесту, которая запомнилась запахом тухлых яиц. Экскурсии были в Сочинский дендрарий – как же природа разнообразна в своих фантазиях! На территории санатория росли персики, яблоки, груши, которые мы с удовольствием рвали, хотя виноград и иные фрукты нам всегда давали в столовой.
От такой жизни любая болезнь ретируется из организма! Наверное, так оно и было.
Знакомство с югом было положено и потом, в дальнейшей жизни, еще не раз состоялись встречи с морями, в том числе с Чёрным!
Как-то я гулял по усадебному парку и ко мне обратилась женщина с просьбой объяснить, как пройти в поселок Архангельское. Я, как мог, объяснил ей дорогу и пошёл дальше, забыв про этот случай. Придя домой, я был удивлен, увидев её сидящей у нас за столом и разговаривающей с мамой.
Из объяснений их обоих я понял, что эта женщина родная сестра отца – Мария Александровна – моя тётя Маня! Так нежданно у меня лично объявилась новая родня, нашедшая нас.
Тетя Маня с мужем дядей Женей (семья Довгалёнок) проживали в Давыдково (сейчас Кунцево). Тогда это была самая окраина Москвы. Мы с мамой ездили к ним в гости на автобусе от Киевского вокзала. Дядя Женя был директор Мособлкинопроката, а тетя Маня – секретарь Киевского райкома комсомола. У них была дочь Галина и сын Геннадий. Галина проживала рядом с платформой Беговая с мужем Стасом и сыном Сергеем. Гена служил тогда в армии и знакомство с ним состоится позднее.
В одной из комнат в Давыдково висел большой фотопортрет отца в полный рост в генеральской форме. Убранство квартиры было очень скромное. Я полюбил эту семью. Мне нравилось бывать у новообретённых тети и дяди.
Они тоже очень полюбили меня и маму, а посему тоже приезжали к нам в Архангельское. В эти приезды я ходил с дядей Женей ловить рыбу на пруды. Или гулял с сестрой Галей, ее мужем и моим племянником Сергеем по парку. Мы, будучи родными, очень сроднились (как это ни странно звучит) и помогали в дальнейшем друг другу до последнего по мере своих сил и возможностей.
Наступил последний год моего обучения в школе – восьмой! За пару лет до этого, Премьер-министром СССР А.Н. Косыгиным, принимается решение о строительстве для поселка Архангельское новой школы. Выезд с госдачи, где проживал Алексей Николаевич, находился возле нашей деревянной школы. Её почерневший сруб всё время бросался ему в глаза.
Так у нас появилась новая школа, которая по его указанию была построена быстро и по специальному проекту. В дальнейшем она стала носить имя А.Н. Косыгина. В неё дочь Алексея Николаевича отдала часть подарков, полученных отцом, будучи им на высоких постах.
Я проучился в новой школе полгода. Сдал выпускные экзамены за 8-й класс. Период обучения в школе проходил с 1958 по 1966 год. Дальше моя жизнь пошла по новому пути. А школу сделали десятилеткой. Но у мамы были другие планы о моем дальнейшем образовании. Они скоро раскрылись и начали реализовываться.
Для полноты картины моей жизни этого периода и других её периодов, моё жизнеописание необходимо дополнить моим отношением к музею «Архангельское» и его влияния на меня. То, что этот музей располагается почти в «двух» шагах от места моего рождения (а сейчас выходит, что я родился в нём) и жизни, дало мне и не только мне, возможность каждый день касаться прекрасных творений мирового значения от человеческого гения, разума, рук.
Мой организм, конечно, ничего не мог дать музею, но сам музей дал мне умение чувствовать прекрасное, научил восхищаться, с трепетом относится ко всему прекрасному в мире, пробудил желание изучать (пусть на любительском уровне) историю искусств, историю семьи Юсуповых.
Слава Богу, что я родился под сенью блистательного комплекса музея-усадьбы «Архангельское». Сколько бы я ни ходил по парку, возле или внутри дворца, для меня встреча с этими объектами культурного наследия всегда проходила и проходит так, как будто это впервые!
Дай Бог мне, как можно еще больше таких волнующих и трепетных встреч с прекрасным и … Каждому их жаждущему!
Продолжение следует