Война и мир. гл. 2-3-22а и 2-3-22б

Марк Штремт
2-3-22а

И вновь князь Андрей приглашён был к Ростовым,
Тот вечер у Бергов пошёл ему впрок,
Чтоб был бы Андрей и к обеду готовым,
Визит никому не был так невдомёк.

Он пробыл в гостях целый день с интересом,
И он, не скрывая, с Наташей был день,
Общение с ней шло с большим смыслом веса,
Обоих накрыла любовная сень.

В душе разливались восторг, реки счастья,
И даже в то время какой-то и страх,
Весь дом  — в ожиданье столь важной уча;сти,
И, как говорится, «стоял на ушах».

Во время беседы Андрея с Наташей,
Печальным, но строгим графини был взгляд,
Она, как мешала, внося «свою кашу»,
И, как «подливала в ту кашу свой «яд».

Яд — темы другой, и лишённую смысла,
И тем, отвлекая от нужных им слов,
Её что-то страшное будто бы грызло,
Мешая им сделать в общенье «улов».

А Соня боялась уйти от Наташи,
Когда была с ними — помехой им быть,
Одной ей остаться — боялась с ним даже,
Наташа бледнела, теряя слов нить.

Андрей поражал её робостью чувства,
Не мог что-то важное деве сказать,
Визит получился каким-то столь грустным,
Но чувства взаимные стал он рождать.

Под вечер, расставшись он с домом Ростовых,
Оставил семейство в глубокой «тени»,
К большим переменам ещё не готовых,
Намёками высказав мысли свои.

— Ну что? — подошла к дочке мама-графиня;
— Теперь, ради бога, вопросы — потом;
И мама, её состояние видя,
Пыталась отделаться просто молчком.

Наташа лежала в постели у мамы,
С волненьем, в испуге за долю свою,
Поведала маме души она раны,
Быть может, придётся покинуть семью.

Она рассказала, хвалил как Наташу,
И спрашивал он, летом где будем жить,
Он сам заграницу отправится даже,
Борисом ли будет она дорожить.

— Такого со мной никогда не бывало,
Мне страшно при нём, что-то давит на грудь,
Неужто, уже настоящее встало,
И я, как и ты, мам, отправишься в путь?

— Мне страшно самой, дочь, — промолвила мама,
— Иди-ка к себе, постарайся уснуть;
— Мне душу пронзила любовная рана,
Нет, спать не смогу, он отрезал мне путь.

Когда увидала Андрея в Отрадном,
Влюбилась, казалось, в него первый раз,
И здесь вдруг опять на пути её славном,
Он снова предстал перед нею сейчас.

И кажется ей, князь к ней не;равнодушен,
Судьба здесь играет заглавную роль,
Она, как нарочно, твердит: «тебе нужен»,
Он есть в твоей жизни «та самая соль».

Опять же судьба — встреча здесь, в Петербурге,
Когда я была на балу в первый раз,
Я с ним танцевала в каком-то восторге,
Не смела и думать, ему дать отказ.

— Так что ж он ещё говорил здесь такое,
Какие стихи написал в твой альбом?
— Всё чудное, мам, всё такое родное,
Как будто у нас с ним уже родной дом.

Но князь наш — вдовец, мам, а это не сдыдно?
— Да полно, Наташа, ты богу молись,
Ведь многим девицам, ещё как завидно,
Что вы с князем друг другом так увлеклись.

— Голубушка, мама, как чудно мне с вами, —
Счастливые слёзы покрыли ей лик:
— Какими ещё мне всё молвить словами,
О, как же я счастлива, мам, в этот миг.

А в это же время Андрей был у Пьера,
Поведал ему о внезапной любви:
— Опять не сложилась моя здесь карьера,
Жениться решил, она мне вся сродни.

А Элен жила лишь одним светским светом,
Приёмы, обеды, балы, вечера,
Лишь ими её было сердце согрето,
Был раут у ней, не поздней, как вчера.

Конечно же, принц и французский посланник,
И много блестящих и дам, и мужчин,
А принц бывал там постоянно, как пленник,
И Пьер — он, как муж, имел тоже уж чин.

2-3-22б

Гостей поразил он рассеянным видом
И сосредоточенным хмурым лицом,
Он дань отдавал своим прежним обидам,
Считал свою жизнь он каким-то концом.

Со времени бала и новое чувство:
Испытывал ипохондрии приход,
Позывы он сдерживал даже от буйства,
Она нарастала, как жизни приплод.

Сближение принца с женой графа Пьера,
Пьер должность ка;мергера получил,
«Достойный поступок дурного примера»,
Сперанский закон отменить предложил.


Пьер чувствовал стыд и какую-то тяжесть,
Неся незаслуженно царский сей чин,
И всю нездоровую праздность и важность,
И всю незаслуженность многих мужчин.

Старался не думать о князе Андрее,
Наташе, конечно же, и о жене,
Пьер в мыслях масонских своих, всё лелея,
О новой всей жизни, «своей, как весне».

Опять всё казалось ничтожным в сравненье…
Опять та же вечность терзает вопрос…
Зачем это всё, вся та жизнь и движенье?
Злой дух вдруг пред ним, как-то снова возрос.

И Пьер дни и ночи отдался работе,
Теорию масонства он всё улучшал,
Трудился натужно, «в лица словно поте»,
И верой в ученье он тоже страдал.

Сидел наверху, у себя в кабинете,
Шотландские акты всё он изучал,
Считал их учение лучшим на свете,
Он кое-что новое в нём предлагал.

Вдруг кто-то «ворвался» к нему «на покои»,
Внезапно, непрошено — был князь Андрей,
Доставив душевной ему массу боли,
Как будто бы боль была Пьеру нужней.

Сияя улыбкой, с восторженным видом
Предстал князь пред другом, не ведая роль,
Но Пьер был расстроен и с долей обиды,
Не в силах был скрыть всю душевную боль.

— Душа моя, — молвил Андрей возбуждённо:
— Влюблён я, мой друг, и приехал за тем,
Сказать тебе, будто я весь опалённый,
Но, ты друг, догадлив и знаешь ли кем?

— Конечно, в Наташу! — «Да, да, но в кого же?»
— Поверить мне трудно, но чувство сильней,
А любит она ли, как я её, тоже?
Я прежде не жил, я живу только в ней!

Но есть у меня опасения в этом:
Ей только шестнадцать, я для; неё — стар,
— Неважно, друг милый, живи здесь моментом,
Она, как жена, просто редкостный дар.

Не умствуйте, не сомневайтесь, мой милый,
Женитесь, уверен, счастливее вас,
Не будет никто, этот брак — очень дивный,
Настал, наконец, в жизни сча;стливый час.

— Мне  нужно сказать о моём положение,
— Так ты говори, я тебе лучший друг,
И князь нашёл полное в друге доверие,
Замкнуть, наконец, вокруг свадьбы весь круг.

Другим человеком казался пред Пьером,
Исчезли презрение к жизни, тоска,
В глазах Пьера стал князь достойным примером,
Готовым при жизни к свершенью броска.

Броска, где живуче взаимное счастье,
Проблемы с женитьбой: согласье отца,
И к сына судьбе принять тоже участье,
И куча проблем — им не видно конца.

«Я полон решимости снять все проблемы,
Мне трудно поверить себе самому,
Любовь лишь поможет найти пути-схемы,
И сделать всё мудро и всё — по уму.

Но это — не то чувство, что было прежде,
Весь мир по законам и счастья, любви,
На две половины так делится между,
Несчастьем, уныньем и чувств темноты.

— Да, мрак, темнота, — это я понимаю;
— Я счастлив отныне, ты рад за меня?
— Да, да, милый князь, я тебя поздравляю…
«А вот у меня в душе — просто змея!»