«Настрой на жизнь (в оригинале "bona condicione" – "доброе устройство"), данный нам при рождении, остался бы самым лучшим, пожелай мы его придерживаться. Природой устроено так, что для отличного существования не требуется многих удобств: каждый может сделать себя счастливым. Привходящее малосущественно; сила внешних обстоятельств, сложатся ли они успешно или неблагоприятно, одинаково невелика: ни вознести, ни стеснить мудреца они не способны. Ибо приложение всех его усилий – он сам; ни в чём, кроме себя, мудрец не ищет отрады (gaudium). Что же, по-твоему, я возомнил себя мудрецом? Конечно нет. Ведь если бы я смог сказать о себе такое, то не только отрицал бы, что несчастен, но утверждал, что сверх меры счастлив и пребываю по соседству с богом. Пока этого нет, для утоления всех печалей мне достаточно было прибегнуть к поддержке учёных мужей и, не имея до времени сил помочь себе самостоятельно, перебежать в чужой лагерь, а именно – к тем, кто вполне в состоянии позаботиться и о себе, и о близких. А они велели мне быть постоянно настороже, подобно часовому, заблаговременно предугадывая все вылазки и набеги судьбы. Тяжело тому, кого она настигнет внезапно. Всечасно ожидающий ударов жребия снесёт их легко. Ведь и враг, наступая, опрокидывает тех, кого застанет врасплох. Если же готовиться к грядущей войне заранее, тренируясь и принимая необходимые меры, то первый натиск, обычно самый сокрушительный, нетрудно будет отбить. Что до меня, я никогда не доверял фортуне, даже когда казалось, что у нас с ней мир: все её обильно сыпавшиеся на меня милости – деньги, должности, влияние – я оставлял в том углу, откуда она могла бы взять их назад, ничуть меня не обеспокоив. Я держал эти вещи на значительном расстоянии от себя, так что, отбирая, она не вырывала их из рук и сердца. Враждебность судьбы может сломить лишь обманутого её прежней благосклонностью. Любившие её дары, величавшиеся ими как достоянием собственным и долговечным, повергаются в уныние, когда их пустую, детскую, незнакомую с устойчивым наслаждением (solidae voluptatis) душу покинут утехи суетные и шаткие. Но кто в благополучии не раздувается от спеси, тот и при повороте к худшему не впадает в малодушие. Его непобедимый дух закалён в противодействии обоим состояниям. Потому что в счастье (felicitate) он уже испытал свои силы против несчастья (contra infelicitatem). Таким образом, я привык думать, что вещи, которых люди для себя желают, не содержат ни крупицы истинного блага (veri boni). Скорее наоборот, я находил эти вещи лишёнными всякого содержания: снаружи они окрашены в обманчивые броские цвета, а внутри не обнаруживают ничего похожего на свой внешний облик. Как я понимаю теперь, в том, чего толпа боится и что называет злом, тоже нет ни настоящей угрозы, ни гнёта. Только страшное слово (в оригинале "verbum ipsum" – "само слово") тревожит слух, доверяющий общему убеждению, и удручает услышавшего как нечто тёмное и ненавистное. Так приговорил народ, но народные определения мудрецы (sapientes) в основном отвергают».
Сенека, «Утешение к матери Гельвии», 5 (перевод М.М. Позднева).