«Репер (узел) второй»
Школа «позади». Можно было бы продолжить обучение до десятого класса, а что потом в итоге? Можно было бы идти получить профессиональное образование (ПТУ было много) – но, это всегда успеется и не привлекало.
Есть ещё один вариант. Получить среднее специальное образование, а именно – поступить в техникум.
Если бы мне мои родные, тогда задали вопрос – «Какое конкретно меня интересует образование?», то на него ответа от меня они бы не получили. Мама обсудила эту тему со своими сестрами, подругой тетей Клавой, Зеликом Ароновичем. Решение принято было ими. Обсуждение со мной не подразумевалось. Оно было однозначное – поступать в техникум. У Ароныча был знакомый директор в Московском электромеханическом техникуме (тот, что был при заводе «Динамо»). Вот в него и определили меня. Мне в то время было всё равно куда.
Дорога к среднему специальному образованию началась с моего провала на вступительных экзаменах – я не написал должным образом диктант. Но решение о моем поступлении именно в тот техникум принято всеми, а посему сказано туда и всё! Мне дали возможность еще раз отличиться и написать – и я написал! Остальные экзамены уже прошли «как по маслу».
Учеба началась. Техникум географически находился возле метро Автозаводская (тогда был один выход из-под земли) и мне приходилось ездить на учебу через всю Москву, правда, под землей. Времени в пути было предостаточно. Я занимал его чтением.
Эта привычка сохранилась на всю оставшуюся. Пока от метро «Сокол» «доколыхаюсь» до метро «Автозаводская», страниц с десяток, а то и два, прочитывал.
О ходе самого процесса образования писать не так уж важно и скорее не интересно – всё типовое. Но были моменты во время той жизни, которые хочу осветить.
Предмет «Физическая культура» проходил в двух местах, в зависимости от сезона. Весна-осень на стадионе «Торпедо», осень-весна – в бассейне Автозаводских бань.
Бассейн он и в Автозаводских банях бассейн. Поплавать в 25метровом было одно удовольствие. Перед занятиями любили поесть «Московский картофель». Иногда до одури наедались. После бассейна заходили в «Блинную», что возле метро. До чего же хороши были блины без всего, но по деньгам.
На стадионе «Торпедо» было поинтереснее. Иногда наши спортивные занятия совпадали с тренировками футболистов одноименной команды. В то время в команде играл Э. Стрельцов. Мы, как зачарованные, смотрели на звезду мирового уровня. Это была первая встреча с публичными людьми.
Как я уже сказал ранее, что у меня был и до сего дня есть близкий друг – Александр Куликовский. Он познакомил меня со своим одноклассником, своим другом Виктором Казаковым. Он проживал в то время недалеко от Архангельского – в деревне Ивановское.
Когда я поступил в техникум, Александр поступил в МАИ, а Виктор в МГИМО. Мы втроем очень сдружились и поддерживаем это трепетное отношение до сих пор. Одним из проявлений дружбы стало то, что мы вместе стали ездить по историческим и святым местам древней Руси. Такие путешествия совершались, как на экскурсионном автобусе на один день, так и с палаткой на две ночи.
Мы побывали в Суздале, Переславле-Залесском, Новом Иерусалиме, Загорске, Звенигороде, Владимире. В некоторые места – Звенигород, Новый Иерусалим и их окрестности – мы ездили с завидной регулярностью.
В Саввино-Сторожевский монастырь шли всегда пешком, осматривая сам город. Не доходя до холма его нахождения, поднимались к Собору на Городке. Там до сих пор фрески Андрея Рублёва. А спустившись вниз, обязательно пили из родника. В то время в монастыре, помимо посещения музея, можно было залезть на самый верх звонницы.
Побывав в монастыре, затем шли в деревню Дютьково.
В этой деревне один местный активист (Полесов вроде его фамилия) организовал на свои деньги народный мемориальный музей Левитана, Чехова, Танеева.
Конечно вещей, принадлежавших этим великим людям, там не было, да и откуда. Экспозиция была составлена из предметов сельской утвари того времени. Но это было не принципиально.
Энтузиаст сам проводил в разных лицах такие увлекательные экскурсии, что посетители выходили из избы с чувством восторга – будто повидались живьем с ними … Именитыми.
Потом возле музея построили музыкальный зал, потом еще что-то, а с этим «что-то» ушел шарм народного музея и легкой наивности. Их заменил официоз.
Расположено Дютьково в очень живописном месте, его еще называют «Русской Швейцарией». Вокруг деревни высокие склоны такие, что возникает ассоциация схожести с кратером вулкана, поросшим елями. Мы очень любили разбивать палатку на самом верху, возле так называемого «Окна Левитана» – широкий проем между елями.
Был один раз такой фантастический момент. Вечером пал в этом кратере очень густой туман. Он заполнил собой всё, в аккурат, до самого края «чаши». Мы словно находились на берегу белого, матового озера, а внизу гавкали собаки, шел разговор между жителями. Создалась картина ирреальности …
В Переславль-Залесский добирались из Загорска (потом переименовали в Сергиев Посад) на автобусе, в который сели с применением штурма. Заночевать решили в лесу. Для этого проехали немного на местной «железке», выглядевшей как игрушечная дорога. Узкоколейка, паровозик крохотный, такие же вагончики. Только ехали в них взрослые пассажиры, которые с трудом помещались на сиденьях.
Палатку разбили недалеко от узкоколейки, идущей по берегу Плещеева озера. Справа от такой дороги раскинулось само озеро. Костер горел плохо и все больше дымил. Оно может и на руку. Ночью на нас набросились очень злые, как «собаки» комары. А еще в них был такой яд, что шишки на месте их укуса возникали, чуть ли не мгновенно. Наутро мы выглядели так, как будто мы спали головой в улье с пчелами.
В таком экзотическом виде мы ходили по древним монастырям, центру города. Следующую ночь провели у музея «Ботик». Это был склон холма и пионерлагерь рядом. Комаров сдувало, а может они отвлеклись на пионеров.
Интересом к древним городам (тогда еще и речи не шло о «Золотом кольце») мои старшие друзья привили мне вкус к походной жизни, к перемене мест, к древнерусскому искусству.
У мамы была подругу тетя Надя, которая проживала в Таганроге. Мама решила провести один отпуск у неё. Билеты куплены, день настал – мы едем … И едем мы в Таганрог.
Тетя Надя по приезду сразу нас предупредила – воду из-под крана не пить, иначе нас прохватит … Диарея мягко говоря. Для этих целей в холодильнике есть всегда компот из шелковицы и иных фруктов.
Жила мамина подруга недалеко от городского пляжа. Она утром уходила на работу на завод им. Г.М. Бериева. А мы шли пешком купаться на море. Правда, Азовское море мелкое и процесс «бултыханья» в позе «отжимание» трудно назвать купаньем. Но на пляже было много Солнца, пирожков и чебуреков, вареной кукурузы.
Часто (почти каждый день) из завода им. Г.М. Бериева на морскую гладь выплывали, а затем, разогнавшись по воде, взлетали лодки-амфибии. Открывались огромные ворота, и прямо в море, под гул движков, рождался полет нового изделия! Я очарованный этим процессом, неотрывно смотрел вдаль насколько можно за улетающей машиной. Это наверно сыграло определенную роль в моем дальнейшем техническом образовании.
Во время житья в Таганроге мы ходили по родственникам тети Нади. Нас везде принимал с распростертыми объятиями, с застольем и песнями. Мне разрешали лазить на фруктовые деревья и объедаться фруктами «сколько влезет». В один из дней тетя Надя не пошла на работу, как обычно. Она взяла маленький отпуск. Для проведения, которого, мы все вместе поехали к её родному брату на лиман – в Лакедемоновку.
Жизнь в Лакедемоновке была крайне насыщена, по крайней мере, для меня. Женщины делали вареники с начинкой – с чем возможно. Я и дети брата тети Нади ловили на лимане бычков столько, сколько хотели. Мужчины на ночь ставили сети. Утром мы вынимали рыбу из сетей, которую сразу же пускали на «жареху» и в уху. Жердёлы (диких абрикосов), винограда, арбузов, черешни, шелковицы было не "впроворот". Вот это жизнь!
Купались «до посинения». Один раз я нырнул и не успел срочно вынырнуть наверх (малая глубина вносила свою особенность). В результате этой ошибки я процарапал пузом по дну. Мой живот оказался порезан раскрытой ракушкой. Слава Богу, что не до кишок. Раны залепили подорожником, предварительно смазав йодом. Память об этом нырке осталась навсегда в виде шрама!
Но все подходит к концу. Подошёл конец отпуска мамы и тети Нади. Мы вернулись в Таганрог, а потом в Москву.
В 1968 году мне, равно, как и другим ученикам техникума, выпала счастливая возможность участвовать в студенческом строительном отряде. В техникум приехали эмиссары из МГУ с филологического факультета. Кто их направил к нам неизвестно, да и ладно, но сам факт был уже неординарен.
Им надо было из-за нехватки своих «бойцов» набрать наших желающих в свой стройотряд, который работал в Подмосковье. Попал в его ряды и я. Нам выдали зеленые костюмы, эмблему – «ССО МГУ», нашивку – «Коломна 68» (хранятся до сего времени). Когда всё это было пришито, форма смотрелась лучше, чем у Диора (или у какого другого кутюрье). Также нам выдали значок – «Кирпич», как мы его называли. На нём изображены кирпичи, мастерок и надпись «Студенческие строительные отряды 1968». С такой атрибутикой мы стали полноценными «бойцами «ССО».
Работать ССО предстояло в деревне Шкинь. Добирались мы к ней на электричке до Воскресенска, а там нас ждал бортовой ГАЗон. Размещение было в двух домах барачного типа. Питались в сельской столовой.
Нам надо было построить два объекта – автогараж и коровник. Я попал в бригаду, которая строила коровник. На стройку гаража ходили пешком. Она была недалеко от места проживания, а на строительство коровника возили.
Строительного опыта практически мало у кого было. Обучались на месте. Меня поставили месить лопатой раствор для кладки в большом ящике. Объяснили пропорции цемент-песок и вперед, воду добавлять по необходимости до пластичного состояния массы. Потом привезли растворомешалку, подключили ее к электричеству. Работа по производству кладочного раствора стала «царской». Подбрасывай лопатой компоненты, да воду подливай, вывалил раствор в носилки и ладно. Иногда меня задействовали для изготовления опалубки, или в качестве подсобника при проведении кирпичной кладки.
От наших усердий коровник рос на глазах.
Во время строительства запомнился такой курьезный случай. Рядом со строящимся новым коровником находился прежний, построенный из дерева, покрытый соломой. Нам надо было что-то достать для работы из деревяшек. Втроем мы вошли в древнее нутро старого коровника. Разделились на две группы, двое (я и сотоварищ) будем идти по чердаку, а один в центре по полу.
Залезли наверх. Там в нас сыграло чувство безопасности. Шли на расстоянии друг от друга. В одном месте мой коллега прошел нормально, я иду за ним и … Вдруг я оказываюсь стоящим на полу, а вокруг меня летает старая солома и с грохотом падают гнилые доски. Почти вплотную передо мной стоит и «умирает» от смеха дружок, шедший по первому этажу.
Их впечатления были таковыми.
С кем я шел по чердаку рассказал так – «Иду и говорю тебе (о чем не важно), ты отвечаешь, оборачиваюсь, а тебя нет!».
Шедший внизу – «Иду, смотрю по сторонам и вдруг … Грохот, пыль столбом и … Ты стоишь во весь рост (благо лететь мне было не более 2х метров) ... Чуть было мне на шею ни сел!».
Все обошлось без жертв и травм, но насмеялись до «коликов» в животе.
Один раз нас отпустили домой (кто захотел, конечно, навестить родных). «Оравой» в Воскресенске сели в электричку и до самой Москвы пели Высоцкого – «Здесь Вам не равнина …», «В королевстве, где все тихо и складно …» … Ещё что-то из того, что было доступно в то время на «костях» (запись на рентгеновском снимке), кассетах. Чувство от того, что мы «ССОшники» да еще из МГУ переполняло молодые души. Пели и прикалывались от всей души. Также и возвращались из «отпуска».
Закончился сезон нашего пребывания и строительства в деревне Шкинь. Не успели мы достроить коровник и гараж, но подвели объекты под крышу. Крыша особый вид работ – его должны делать профессионалы, а их среди нас не было.
Этот первый опыт строительства привил вкус к такому коллективному труду, как в стройотряде. Очень интересный «инструмент», для формирования молодых строителей коммунизма.
Во время учебы в техникуме мне пришлось испытать, чувство, которое не в полной мере могли испытать многие жители страны Советов – участие в демонстрации на «октябрьскую». Райком комсомола прислал «разнорядку» об участии учащихся техникума в демонстрации на Красной площади.
Уж не помню, был ли отбор (как сейчас сказали бы – кастинг) на участие или нет, но моя персона попала в этот «водоворот». Как бы то ни было, а нас освободили от учебы на время, когда проходили репетиции.
Всех участников демонстрационной части «Радостная молодежь» собирали на Манежной площади. В первый день нас «отранжировали» и определили каждому его неизменное место. Потом мы все время репетировали прохождение по Красной площади (в реальном времени). Собирались мы через день и рано утром. Было уже довольно-таки морозно. Мы стояли в ожидании своего времени прохождения. Ноги и руки начинали замерзать, и мы начинали «безумствовать» – пихаться, слегка постукивать друг друга. Когда выходили на Красную площадь, то мы старались двигаться поживее, для согревания. Весь проход мимо мавзолея занимал не более 20 минут. Так было определено сценарием празднования «октябрьской».
В красный день мы по пропускам попадали на «манежку». Заняли свои места и стояли в ожидании выказать свою бурную радость очередной годовщине. Прошел военный парад, демонстрация трудящихся. Дали отмашку и нам.
Мы заученным манером вышли на Красную площадь, пошагали по ней, формируя фигуры, правда на трибуне Мавзолея никого из партийной верхушки уже не было. «Бурную радость» смотрели зрители на трибунах. Но сам факт!
Была во время учебы еще одна радость – мои одногруппники (в том числе и я) создали рок-группу. В то время над нашими умами властвовали «The Beatles» «The Doors», «The Rolling Stones». Входил в силу Высоцкий, из бардов – Окуджава, Визбор, Кукин, Клячкин и многие другие, которые сегодня числятся в ранге мэтров бардовской песни.
В нашей учебной среднетехнической среде барды шли не очень, а вот рок-музыка была в сильном почете. А еще в то время многие во дворах собирались в квартеты, которые играли и пели на разные голоса композиции и песни «из ритмов зарубежной эстрады». Не обошла эта мода и нашу техникумовскую среду.
Виктор Сидоров, Шурик Спиридонов, Славка Курятников и я решили тоже попробовать себя в вокально-инструментальном деле! Аналогия с басней И. А. Крылова «Квартет» здесь будет очень уместна, особенно в первой ее части.
Недалеко от техникума был магазин «Культтовары», в котором иногда «выбрасывали» гитары. Виктор по случаю купил себе там инструмент за 10 рэ.! Я «ловил» свою гитару в музыкальном магазине на Неглинной. Расклад же в квартете был такой и очень простой. «Сидор» – соло, «Спиридон» – бас гитара (Шура сделал ее сам), Курятников – ударные (барабаны заменяли с успехом кухонная и комнатная мебель, как у стиля фламенко в Испании, а палочки купить можно было), я взял на себя – ритм.
С вокалом решили погодить – сначала надо было освоить инструментальные композиции. «Сидор» откуда-то достал комплект нот польской группы «Скальды». Вот их-то мы и осваивали. Репетировать начали на квартире у Сидоровых. Отец Виктора играл на мандолине, гитаре, балалайке – это к тому, что соседи были привыкшие к какофонии, долетавшей из-за стен этой квартиры. На репетициях мы достигли кое-каких успехов – появился унисон, ритм, слаженность. На первом этаже был пивной бар – «На Арбатетской». Он нам способствовал. Продукция его влияла, а мы старались.
Во время прохождения производственной практики на заводе ВНИИЭТО (ЭТО расшифровывается как электротермическое оборудование) я сломал пальцы. И мне была выплачена за травму «страховка» – 80 р. На эти деньги была купена чешская концертная гитара с эффами и электронным адаптером снятия звука. Она стала украшением ансамбля. В дальнейшем на ней играл «Сидор».
«Спиридон» жил недалеко от психбольницы «Кащенко». В этом районе был клуб. Он каким-то образом договорился с директором о проведении в нем полноценных репетиций, а кроме того, там была ударная установка. Квартет набирал силу. В клубе проходили какие-то собрания, а в перерывах между заседаниями участники и передовики гуляли в фойе. Чтобы им было нескучно гулять, мы играли им всё, что могли.
Но это уже были официальные выступления. Также в то время набирала силу игра в КВН. Не прошла эта страсть мимо нашего техникума. Игра проходила в ДК Завода «Динамо». Нас приглашали играть при командных сражениях в КВНе в фоновом варианте!
Последнее (именно последнее) выступление состоялось во ВНИИЭТО. Там мы защищали дипломы, а по этому случаю был дан банкет с научным персоналом и танцами. Наш квартет был на нем к месту. Очень жаль, что к последнему!
Распределение после техникума, а затем призыв в Советскую армию, положили конец квартету, дружбе между одногруппниками. Вех разметала судьба. Были потом отдельные встречи случайные и не очень, но всё потихоньку сошло на нет.
Но у нас пока шло обучение. И начались предметы по профессии. Один из таких предметов назывался «Автоматика ЭТО». Преподавала нам его сотрудник ВНИИЭТО Зинаида Герштейн. Тоненькая, невысокого росточка, симпатичная женщина. Учила она нас автоматике настоящим образом, о чем я всю жизнь потом вспоминал с благодарностью. Но не об этом я хочу поведать.
Как-то в часы хорошего расположения духа Зинаида поведала нам о такой забавной ситуации из профессиональной КВНовской жизни.
«Я была капитаном одной из самых первых команд из МЭИ и на первой игре КВН. Конкурсы шли своим чередом. Как могли, фантазировали и старались, как можно больше вложить юмора. Вот звучит песня (стала потом на некоторое время символом конкурсом капитанов) – «… Капитан, капитан улыбнитесь … Капитан, капитан подтянитесь!» Вот именно на этом слове песня останавливается. Подвоха мы и я еще не поняли. С той стороны на конкурс выходит парень … А с нашей – естественно я. Перед нами два турника! Смех, смехом, но я-то к нему никогда не подходила. Конечно, меня заменили для подтягивания на кого-то из нашей команды. Это к тому, что учитесь всегда и всё продумывать до конца!».
Период обучения в техникуме составил с 1966 года 1970 год – во и считайте сколько.
После защиты диплома во ВНИИЭТО, меня распределили в филиал этого самого ВНИИ, находящегося в городе Истра, располагавшемся в аккурат напротив Воскресенского монастыря. В нем я проработал три месяца, а после этого меня призвали в ряды Советской армии.
До того, как меня призвали исполнять священный долг, в нашей Архангельской среде сложился дружеский коллектив, который оставался им до самого последнего дня каждого его члена и его земной жизни – Игорь Пилюк, Виктор Комаров, Юрий Дешевой, Николай Зайцев.
Потом уже к нему будут примыкать новые друзья, но этот костяк был заложен тогда и навсегда! О другом дружеском коллективе – из сердец трех, я уже написал.
Косой переулок исчез с карты Москвы. Тетя Клава и её сородичи (Александровы) переехали в новый дом в свою квартиру на Красноказарменной улице. В гости ездили уже туда через метро Бауманская. Там же появилась у меня и Кольки Хомутова новая забава. Мы клали на трамвайные рельсы пистоны, капсюли, которые взрывались в момент проезда по ним трамвая. «Пятаки» и «трехкопеечные» монеты, раскатывались трамвайными катками до толщины бритвы. С нашим взрослением, а именно походами в парк Лефортово, эти забавы закончились, также как и частые поездки в «гости» сюда к Александровым.
Переехала из района Динамо в район около метро Войковская (сейчас это улица Космонавта Волкова) тетя Нюра со своими домочадцами.
Тетя Сима продолжала жить в Максимово. Двоюродные братья Юра и Толя вернулись из армии. Юра работал в Клину на Стекольном заводе и здесь же в Клину женился. Толя женился и осел в деревне Ошейкино (под Волоколамском).
Тетя Тоня продолжала жить там же, где и жила. Её сын Слава вернулся из армии, работал на стекольном заводе и женился по месту своего жительства.
Я продолжал часто ездить в Клин. Слава помогал мне с чертежами по курсовым работам в техникуме.
Свадьбы двоюродных братьёв Юры и Славы не запомнились. А вот брата Толи чуть ли не в деталях. Проходила она в какой-то избе, скорее всего невесты Зины (то есть жены уже). Столы стояли вдоль стен так, чтоб в середине можно было «откаблучивать». Пили самогон – мутный и не очень приятного запаха.
Веселье того было сколько хочешь – песни, частушки под трёхрядку с озорными сюжетами и словами. На следующий день традиционное русское деревенское веселье – с переодеванием. Мужики рядились в женское, а женщины в мужское. Вдоль деревни ходили с «гармозой» да с посвистом, да с покриком! Глухой и слепой рассмеется.
Закончился этот этап моей жизни. Из него видно, что в моей жизни появилось очень многие «нити» каната «Жизни». Дальше приобретенные «нити» только утолщались.
Жизнь набирала обороты.
«Священный долг»
Несмотря на то, что этот период жизни (совершенно безальтернативный) идет в жесткой связке с предыдущим периодом, я все-таки хочу выделить его в отдельный подтекст. Почему безальтернативным? Потому что, у меня не было вариантов не быть призванным в Советскую армию ни по каким причинам (а они тогда были такие – здоровье, учеба в высшем учебном заведении с отсрочкой). Почему он требует отдельного эпизода жизни, так это потому, что он влияет на всю оставшуюся жизнь, которая потом будет проживаться после его окончания.
Призвали меня в почетные ряды СА сразу же после празднования Дня победы, а именно 10 мая 1970 года. Как и положено мамой были устроены проводы. Собрались друзья, приехала проводить меня тетя Тоня из Клина. Накрыли стол в пустующей соседской квартире (там, оказывается, потом жил Андрей Тимирёв – очень хороший человек). Там же устроили танцы под магнитофон. Всё шло так, как положено – по-людски. Выпивали, закусывали, пошли гулять, пришли с прогулки и опять выпивали, закусывали. Танцевались танцы.
Для веселья был приглашен один из наших приятелей Володя Поляков с трехрядкой (на улице он звался – Хищник). Играл он не ахти как, но гармонь непременный атрибут того времени на проводах. Ритуал надо было соблюдать.
Когда дошла очередь до гармони, Хищник сел посередине комнаты из состава той пустующей квартиры, вцепился пальцами в планки с кнопками и начал яростно «рвать» мехи. Гармонь же при этом начала издавать «страдания». Петь Хищник не пел, заголосила мама и тетя Тоня. Правда, это длилось не долго. Молодежная часть вечера предпочла магнитофон.
Как я уже сказал, компания двинулась на прогулку, а Хищник остался в квартире. По возврату с прогулки мы наблюдали такую картину. Вова сидел один в темной комнате и яростно «рвал» гармонь. Он играл для себя, провожая в армию меня.
Меня проводили до Военкомата. Все остальное не так интересно. На «пересылке» в Железнодорожном, меня включили в какую-то команду. Как оказалось потом … Для прохождения службы в учебной части в городе Остров (всё потому, что окончил техникум). Город особенно ничем не примечательный, но в нем родился великий актер и артист В.В. Меркурьев.
«Учебка» запомнилась событиями не значимыми, а глупостью, проявляемой сержантским составом, оставленным для воспитания курсантов. Особенно ценились у командования младшие командиры, имеющие украинскую национальность. Речь таких славных представителей того народа изобиловала примерно такими фразами, произносимыми «бабьими» или скрипучими (как несмазанная дверь) голосами.
– Бетарея … арряйс … бетарея … усирнооо …
………………………………………..
– А я говорю – у туалэтэ вода не бегит …
И тому подобное и таким манером.
Такие младшие командиры хорошо выколачивали из курсантских мозгов «гражданское» мышление, заменяя его искаженным военным. Это надо было быть полным дураком, чтобы не воспринимать их уроки, и стать в итоге полноценным оболваненным воином.
Вечерами они над нами издевались после отбоя. Тренировали на скорость выполнение команды «Отбой» (мы все должны пулей лететь в койку и на ходу аккуратно складывать свое обмундирование). А потом была команда – «Подъем». Мы должны были выскочить пулей из койки и за 45 секунд одеться и быть застегнутым на все пуговицы. Эти тренировки вызывали в душе каждого курсанта ненависть к такого рода служакам.
Сержанты, которые нас приучали к армейской жизни, её же и нарушили. Они при случае напились, пошли в дома офицерского состава и начали ловить в кустах идущих мимо. Привычки в поведении, проявленные в отношении офицеров, были те же, что и к нам … Их арестовал патруль и потом весельчаков сдали в караул. Дальнейшая их судьба нас не интересовала … Надоели …
В Острове я прошел обучение на сержанта и по окончанию этого военного учебного центра был направлен в Тверскую область, где служил до самого «дембеля».
В кадровой дивизии служба была не так, как в «учебке». Я был начальником отделения роты электрозаграждений и минирования.
Здесь уже была полная ответственность, предусмотренная уставами и вплоть до уголовной. Мы заступали на боевое дежурство, по защите нашей Родины – СССР. Мы охраняли в лесу шахту с ракетой. Любая провинность в этот период могла быть приравнена к измене родине. Слава Богу, со мной этого не случилось.
Такая служба состояла из следующих чередований – неделя на боевом дежурстве, неделя в полку, в дивизии.
Кстати о дивизии. В неё Н.С. Хрущев привозил Ф. Кастро для показа баллистической межконтинентальной ракеты, стоящей на боевом дежурстве. Тогда таковой была ракета К63. Её устанавливали на пусковой стол и вручную прицеливали. Для ознакомления с ней можно приехать в Николо-Урюпино. Подобная ракета, стоит там, на пусковом столе, рядом с золотистым куполом. Его привезли сюда после закрытия американкой выставки в Сокольниках, проводимой летом 1959 года. А всё вместе расположено недалеко от маленького бункера, из которого С.П. Королёв со своими единомышленниками, пускал ракеты ГИРДы (обычно в хрониках говорят, что это было под Нахабино).
Демобилизовали меня почти день в день, как призвали. Помогла аллергия, выскочившая весной из-за обморожения моих ушей зимой. Я лежал в госпитале, а по выписке продолжал лечиться мазями в расположении полка. Командирам такое положение дел не очень-то нравилось. Они усиленно пытались засунуть меня на боевое дежурство, но врачи написали такое заключение о моем здоровье, что им ничего не оставалось такого, как отправить меня домой.
Процесс демобилизации проходил не так, как в фильме «Иван Бровкин на целине». Все прозаичней. Отдали документы, проездные и немного денег. В посёлке сел на автобус до Бологого, а там уже на поезд в Москву. Домой приехал к ночи. Случилось это событие 20 мая 1972 года.
Мамы не было, она дежурила на «скорой» в НИИ им. И. Мечникова. Встреча произошла утром и очень трогательно. Днем я позвонил друзьям по стационарному телефону (маме удалось поставить таковой). Они долго не могли признать в говорящем им в трубку меня.
Всё дело было в том, что оказывается, у меня в голосе стал бесподобный баритон (так мне потом говорили со стороны). Я же, правда, не знал про это. Как я слышал себя всё то время, так и слышал … Без изменений в тембре.
Это, наверное, было самое прекрасное приобретение в Советской армии на всю оставшуюся жизнь!
Продолжение следует!