Alterego 2023 Альманах Миражистов

 
Alterego 2023
  Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН
Екатерина-Августа МАРКОВА Иосиф БРОДСКИЙ
2023

Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН
Екатерина-Августа МАРКОВА
Иосиф БРОДСКИЙ

Alterego
 
 
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Екатерина-Августа МАРКОВА
Иосиф БРОДСКИЙ
2023

Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин
Кошек нарисовала  Кристина Зейтунян-Белоус
© Коллектив авторов 2023г
 

Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ
Альманах Миражистов
 
Имя рек
Константин Кедров-Челищев
Человек имярек
океанов морей
Человек древний грек
или древний еврей

Человечество рек
Человечество гор
Человек Гутенберг
Человек Кьеркегор

Человек бесконечность
В небесном пальто
Он прозрачность и млечность
Никто и Ничто

28 июня 2917
Цефей-трапеция
Константин Кедров-Челищев
ТРАПЕЦИЯ


Я к трапеции прикоснулся
и она улетела
а потом
я соприкоснулся
с небесным трепетом

так душа летела
и тело пело
и вот трапециевидный Цефей
пронёс нас
сквозь низ
и веер вер - вверх

Миг зависания неописуем.
Так игла парит
над хребтами звука
Так плывёт корабль
по звуковым волнам
утопая в буре Бетховена

так Шенберг
преображён в зыбь и дрожь

О Господи
пошли мне эту иглу
ныне уплывающую
за горизонт звука земли
плывущего над горами
трапециевидный звук
распростёрт над нами

им несомые
и мы невесомые
будем продолжены
иже еси
Дебюсси
Равель
на ухабах
Баха.



© Copyright: Константин Кедров-Челищев, 2017
Свидетельство о публикации №117062804912
 
 Позади зодиака
Константин Кедров-Челищев
небо - гаечный ключ луны -
медленно поверни
из резьбы вывернется лицо
хлынет свет обратный
на путях луны в пурпурных провалах
друг в друге алея.
Марс - Марс
каменное болото
костяное сердце
отзовись на зов
Кто поймет эту клинопись
провалов носов и глаз
Черепа - черепки известковой книги
в мерцающей извести зияющие провалы
твоя звенящая бороздка
долгоиграющий диск черепной
повторяющий вибрацию звонких гор.
В том извиве прочтешь
ослепительный звук тошнотворный
и затухающий взвизг
при скольжении с горы вниз
в костенеющую черепную изнанку.
В том надтреснутом мах и пристанище
ночная грызня светил.
За этой свободой
ничем не очерченный
не ограненный
за этими пьянящими контурами
проявляющейся фотобумаги
не ищи заветных признаков
не обременяй громоздким
твое грядущее шествие в неограненность
и когда эти камни
эти щемящие камни
отпадая от тела
упадут в пустоту
ты пойдешь по полю
наполненному прохладой
отрывая от земли букет своих тел

1982 год
© Copyright: Константин Кедров-Челищев, 2017
Свидетельство о публикации №117062802119

Пьяное фортепьяно
Константин Кедров-Челищев
во мне играет
пьяное фортепьяно
гам гамм
анданте
Данте
Рахманинов рассыпал
хрусталь печали
печаль -хрустали
Вот наисовременнейшая пьеса
для фортепьяно
Он гаммаотвод
исходит молниями звука
Куст молний так похож
на длань Рахманина
играющую небом
воздушных клавишь
или нотозвёзд
© Copyright: Константин Кедров-Челищев, 2017
Свидетельство о публикации №117062709020
Ангелею
Константин Кедров-Челищев
Не старею я а ангелею
Без зубов мне даже веселее
Это вам не демократизация
Это дематериализация

Никого я в мире не терзаю
Просто постепенно исчезаю
Поступаю в небо по ступеням
Постепенно только постепенно

Так в туманный день войду в аллею
На Тверском и в ней заангелею

© Copyright: Константин Кедров-Челищев, 2017
Свидетельство о публикации №117062708961

 
Г Москва
 
 
Николай ЕРЁМИН
Альманах Миражистов
 
 
ВЫСОКАЯ  ТЕМПЕРАТУРА 
СОНЕТ  ПРО  МОРЕ, МУЗУ И  КОРВЕТ

Я жил у моря, то есть, выживал,
Где Айвазовский и «Девятый вал»,
Стакан,  феодосийское  вино,
И сон – до горизонта, сквозь окно…

И снилось мне, что скоро, нет – вот-вот,
Внезапно муза милая придёт,
Нет, приплывёт, приедет, прилетит,
Собой украсит черноморский вид…

И скажет мне: - Ты выжил из ума!
Бежим! Здесь хорошо, но здесь – тюрьма…-

И вдохновенно за руку возьмёт,
И проведёт на пристань, где народ
Расступится при входе на корвет,
Увидев ею купленный билет.
2023
***
Смертельная осень.
Я
Грохнулся оземь
Лицом…  Но, представьте,  воскрес!

Сочувствуя очень,
Два Ангела Ночи
Подняли меня – до небес…

Где я, как во сне наяву,
О прошлом мечтая,
Живу…
2023

***
О, Лев, летящий на меня
Из цирка,
Сквозь кольцо огня…
Жар 40 градусов в тени…
О, Боже, прогони
Огни!
Они повсюду
Там и тут…
Они сейчас меня сожгут…
Всё шире огненная пасть…
Не дай мне в пасти Льва пропасть!
Расплавлен градусник…
И путь,
Которым  огненная ртуть
Стремится  от земных забот
За
Льдом покрытый горизонт…
Где
Точно сон во сне – уже –
Плюс-минус
В теле
И в душе.
2023

***
Я солнечнобессонным был,
Когда тебя любил…
И ты особенной была,
По-лунному светла…

Где темнота – вокруг
Среди друзей, подруг,
Идущих сквозь года
Неведомо куда…

***
Умножение ли, деление –
Постоянное удивление –
Громко-тихое
Стихосложение
Или тайное
Вычитание –
Музы музыки причитания –
Скрипки, флейты, виолончели…
В небесах,
И в душе,
И в теле –
Бестелесные в самом деле…
2023
***
О, Муза, Муза! Помнишь, я, чудак,
Пил за твоё здоровье просто так…

От радости я пил, от всей души…
Поскольку вина были хороши…

И счастием глаза твои полны
При свете Солнца… И в лучах Луны…

О, свет  любви – прямой и отражённый…
Вокруг – неверные мужья и жёны…

А в центре – стол, и славы пьедестал…
Зачем  я вдруг тебе неверным стал?

И без тебя, в безмолвии, как жаль! –
С другими  пью – до дна - свою печаль…

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

СИНДРОМ ДАУНА

Недоумки недоумевают,
Упрекая умных, вот беда,
В том, чего, увы, не понимают
И понять не смогут никогда.
***
Завод мне дал  наводку и заводку —
с тех пор не пью ни пиво и ни водку.
Мила мне  родниковая вода
И   дождевая…Впрочем,  — иногда...

РЕКВИЕМ  В ДЕКАБРЕ
Неужели и мне удаляться,
Ах, придётся?  И – не удивляться
Никогда, ничему, никому…
Кто исчезли – по одному…
***
- Был я глупым - стал я умным,
Был я умным – стал я мудрым…
Был, увы, таким-сяким, скоро стану никаким…
А идущие за мной повторят мой путь земной.

Декабрь 2023г

 
ПОРТРЕТЫ  МУЗЫ В ДЕКАБРЕ      

РАССКАЗАННАЯ  БЫЛЬ

- Она в меня влюбилась –
И забылась,
По-царски  мне  оказывая милость,

Среди черёмух и сиреней мая
Меня,
Как невидимку обнимая…

Когда ж она опомнилась,
Тогда
Всё тут же изменилось,  господа!

Я без неё, - как в ссылке,  на беду,
Увы,
И возвращения не жду.

Хотя, чем чёрт не шутит?
Видит Бог,
Ко мне судьбы острог не так уж строг.

И я – в неё влюблён,   
Как наяву,
Предмайским ожиданием живу…

 «Онегина»  цитирую устало,
В него
Преображаясь  каждый раз, -

И понимаю: 
Всё, «что было»  -  стало
На удивленье  лучше, чем сейчас…

И появленье Пушкина в пространстве
И времени –
Реальней с каждым днём…

Поскольку  и в душе, и в  государстве
Режим сейчас такой  же,
Как при нём…

Где тут и там -
Барачный мрачный быт,
Увы,  запреты, созданные властью…

Я - деморализован и убит
И не способен  ни к любви,
Ни к счастью.

А на  душе - пленительная страсть:
Идти по ветру,
Чтобы не упасть.

АНЕКДОТ

- Полетаем? – Сказал Полетаев.
И она полетела за ним...
- Полежим? – Произнёс Полежаев.
Был поступок её объясним:
- Ловелас! – Что поделаешь с ним?-
А потом предложила опять
Полетаеву полетать...

СОНЕТ ПРО ЭТОТ И ТОТ СВЕТ

Этот свет – туда,
А тот – оттуда…
Темнота.
И никакого чуда.

Птичье  тело
Рядом, без души
Тихо пролетело
Вдоль межи…

За  которой  жизни миражи
 Строго параллельны  миру лжи…

Да, и всё же светит, хороша,
Чувств и мыслей звёздная межа…
Где пересекаются, дрожа,
Бесконечность  и моя душа…

***
Был мирный век – счастливый, лирный
И для меня,
И для вселенной…

Потом, увы,  совсем не мирный –
Полувоенный
И военный…

Попали все,
Кто в Рай, кто в Ад…
Все, кто ни в чём не виноват…

Хотя молились:
- Гой,  еси!
Помилуй, Боже, и спаси…
2023
ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
***

Невидимое слово, неведомое слово –
Всего на свете –злого и доброго  основа…
А в мире без основ
Нет высказанных слов…
***
Ни правдолюбца, ни паяца,
Мой друг, не следует бояться!
Они ведь не боятся нас,
Увы, ни год, ни день, ни час…

ПИСЬМО из ГРЕЦИИ

- Россия – родина талантов,
Живущих в Греции Атлантов,
Плеяд, Орфеев, Эвридик…
До встречи в Греции, старик!

ПЕРЕВОДЫ

Я себя перевёл на английский,
На французский, немецкий, латинский...
Но, когда мне сказали: - Орёл! –
Я обратно себя перевёл...


СНОВА

Муза,  в каждом стихотворении
Ты живёшь! Но в другом измерении...
Стихотворный размер  - О-го-го! –
Не способен измерить его...

ПОРТРЕТ МУЗЫ

Правый глаз – ума изюминка.
Левый – лунная безуминка...
И – не видимый для вас –
Точно солнце – Третий глаз...

Декабрь 2023 г Красноярск

   
 
Александр БАЛТИН
Альманах Миражистов   
 
 
ВРЕМЯ УБЫСТРИЛОСЬ
Поезд шёл размеренно, и вдруг
Полетел, минуя полустанки,
Пролетая холод и жару,
Будто скорость показав с изнанки.

Поезд? Это время полете-
ло, срывая жизни с корешками.
Морок Апокалипсиса тем
Представляя маленьким – нам с вами.

Крепость стала слабостью, огни
Темнотой предстали. Мы не ждали.
Мельтешат вполне безлико дни,
И забыто имя вертикали.

Время, что с тобой? Я не успел
Осознать, зачем я был на свете.
Свищет время; бесконечность тел
Онтологии разносит ветер…

*  *  *
От сна восставши еле-еле,
Не разберёшь, насколько жив…
Действительности надоели
Мотивы – нету перспектив…
Процесс в реале бытованья
Стирается, как дважды два.
И медленное угасанье
Теперь несут твои слова.

*  *  *
Статуэтка Будды на столе
На волну спокойствия настроит.
Дом соседний так похож на Трою,
Как зима – на счастье детских лет.

Будду, от компьютера на миг
Оторвавшись, трогаешь тихонько.

Будто – сил набраться, чтобы тонко
Свился стих.

 
*  *  *
Подсознание – подвал.
Заметьте,
Как подвал устроен: пыль и банки,
И мешок картошки – даже ветер
Не проникнет в этот мир изнанки.
Как влиять подвал на данность дома
Может? Пусть необходим при этом.
Сила подсознанья – байка, доля
Чепухи, наживе конгруэнтной.

*  *  *
- Па, ничего, что ты в метро играешь?
- Сынок, конечно, ничего.
И – омрачается чело,
Коль неудачей жизнь считаешь.
Растит сынка один, и вот
По выходным с собой берёт.
В метро на саксофоне он
Играет нечто популярное.
На эту чашу обречён,
Мечта была сему полярная.
У стеночки напротив сын,
А музыкант растит один –
Стоит, глядит на папу лапа.
И слёзы сдерживает папа.

 *  *  *
Нисходящих траекторий пуль
Не увидел за мгновенье до
Смерти. Жарок выдался июль.
Явлено – со счастьем и бедой –
Всё – от дико вьющихся цветов
До мальчишки – скачет на коне
Деревянном, и огня стихов.
Всё ещё пульсирует во мне.
…увидать, почувствовав удар.
Вот и тело, что считал своим.
И такой едва ли смерти ждал,
Падая теперь в её режим.
 
*  *  *
- А это чья? – спросила про монету.
Разложены. Планшет был самодельным.
Назвал страну, сим подчинён сюжету
Игры своей. День тёк вполне бесцельным.
Потом он продавал свои монеты
Из юности: водил в кафе подругу.
Финал Союза, а затем сюжеты
Такие наслоятся друг на друга…
О, сколько минуло, как это страшно.
Ведь были дни насыщенными очень.
Подруга рано умерла, и даже
Сам не заметил, как вместился в осень.
И покупать он снова стал монеты,
Страсть юношескую припомнив будто.
Вдруг вспомнил, как спросила: Чья же это?
И испытал сквожение абсурда.

 

ПЛАСТЫ ПАССИОНАРНОСТИ
       Смыслы слов расслаиваются,
вышелушиваются,
играют оттенками,
поэтому Николай  Ерёмин предлагает пласты
 «Пассионарности Лжизни»:
новым альманахом.
 «Вихри Декарта» закручивает Константин Кедров-Челищев, ставя слово во главу бытия:

Перемалывая друг-друга
Перемелем когда-нибудь
Перемолотая в нас вьюга
Отправляется в с-нежный пууть


Мы друг -друга перемололи
Как телесные жернова
Вьюга были и вьюга боли
Перемелется на слова…

Надмирная сущность языка недоказуема,
но поэт,
сам не ведая, откуда приходят стихи,
не может не ощущать чего-то подобного…

 Благодать самой жизни познав,
Николай  Ерёмин делится снежно-морозным откровением с гипотетическим читателем:

Выйти в полночь на морозный воздух -
Вместе с Музой –
Что за благодать!

Чтобы
Опадающие звёзды
Попытаться -  Ах! -  пересчитать…
Где,  мешая зрение и слух,
Поцелуй
Захватывает дух…

Как знать?
Может быть,
богослужение есть процесс,
растянутый на всю жизнь,
и
заключающийся в предельной расшифровке собственного «я»:
во всех аспектах,
включая, разумеется, поэтический…

 Соединив любовь с полётом, Николай Ерёмин восславит жизнь:

Любовь  похожа на полёт
Без крыльев, с крыльями… Вот-вот

Взлетишь - и разобьёшься ты
С не-имо-верной высоты…

И всё  ж – поёшь в ночную тишь,
что веришь  – и  летишь, летишь…

***
…интересно показывает внутреннюю деформацию человека
Владимир Монахов:
современность,
вибрируя множественностью непонятного,
горазда на изменения человеческой сути:

Я не смотрю телевизор,
но выключенный телевизор
пристально всматривается в меня.
Я не читаю местную прессу,
Но газетные статьи лезут мне в душу.

Я давно уже сжался до точки
Черной дыры Вселенной,
Куда проникают со своими сомнениями
Другие второстепенные знаки препинания
Расползаясь бессилием света...
***
       Представить чужой мир:
вернее – мир другого поэта русским глаголом –
есть честь расширения поэтического пространства;
выигрышно играют – совершенно всерьёз, -
переводы Юрия Москалёва из голландской журналистки и поэзии  Абанаба Тангермана.
***
…завершается альманах статьёй Льва Гумилёва,
 трактующего пассионарность как феномен…Пласт оного феномена красиво и содержательно представлен художественностью слова: которое,
увы,
всё больше и больше превращается в современном мире
в передаточный механизм.

Александр Балтин город Москва
 
Екатерина-Августа МАРКОВА
Альманах Миражистов
 
 
Тень отца

Я теперь совсем уже не та,
Поднимаюсь по тропе ослиной,
И плетётся молча по пятам
Ужас арзамасского разлива.

А над скалами шагает тень отца,
Звездами усыпан ветхий плащ,
И не видно бледного лица -
Продираюсь сквозь колючий плющ.

После молнии я слышу глас,-
"Как ты проживаешь жизнь свою?
Слышишь, тихо ангелы поют,
Веришь? Родину спасает Спас."

Что ответить? солоно губам,
На Украйне жизнь страшнее смерти,
В чернозём посеянным гробам
Не восстать в безумной круговерти.

Снова свастика плетёт негаданно,
Души, клюнувшие рыбой на посул-
Без креста, без свечки и без ладана,
Только желваков железо скул...
 
День грядущий  сетью не уловишь,
Солнце поднималось из -за гор,
И ушёл отец на полуслове.
Без него брожу я до сих пор.
disperato
               
В этом победном "Ура!" троекратном
Тихо шепчу в толпу,-
Где же ты, где ты, брат мой?
К тебе не сыскать тропу.

Ты уходил на войну пригожим
С родинкой над губой,
Кланяюсь в пояс веселым прохожим,
Где же ты, братец мой?

Мать наша в муках тебя рожала,
Мучилась трое суток,
Чтобы огня ядовитого жало
Свет погасило круто.

Где ты, мой свет, я ношу твой свитер,
Холодно нынче ночами,
Хлещут дожди сквозь небесное сито,
Осень с зимою венчая.

Воля

С секвойей я веду беседу
До самой кроны,
Как будто по небу я еду
С солдатской похоронной.

Как будто бы луна садится
Из ночи в новый день,
Как будто бы Господня птица
Несет на крыльях тень.

По небу бродит конь стреноженный,
Ничейный, словно в поле,
И невозможное возможно
По Божьей воле.
Из цикла «Сума и тюрьма»

В лесах кладбищенская тишь,
Любовный птичий разговор,
Шмелей подпевкой  басовитый хор,
А ты давно молчишь.

Я вспоминаю  нумерованный  твой ватник,
В страданьях искаженный  рот.
Вставал на небе на крыло стервятник
Над чернотою торфяных болот.

Меж датами твоими лагеря и тюрьмы
И непечатных горсточка стихов,
На камне под кусочком хлеба рюмка,
Моя молитва о прощении грехов.
Ежи

Как будто поклоняясь идолу,
Я сено возносила вилами
На высоченный стог-
Ежи пустились наутёк,

Не утекла ежиха, проколотая лихом.
Оставив двух ежат...
Закутав в плат, похоронив ежиху,
И сквозь кустарник колкий ежевики

Я принесла их в дом, покрытый дранкой.
И, подорожником заклеив ранку,
Кормила их из ложки молоком,
И расправлялся ощетинившийся ком,

И носики  тянули без опаски,
И бусинками из-под бровей
Смотрели. подчиняясь ласке
Губительницы матери своей.
 
Полудура

Полоумной – полудурой,
Туда,  где шавка рыщет,
Уйду по гальке сумерек
К алкающим духовной пищи-

Лучами золотыми сотканные,
Высокой пробою отмеченные,
Услышу речи там высокие
До неземного вечера.

И долго буду стыть на пристани
С гремушкой шутовской на шее,
Солёными рыдая брызгами,
Осмеянной лишенкой.
Орфей

Ты был Орфей для бедных,
Лабал на лире мощно,
Раб всех привычек вредных-
Кудрявый, чёрный, тощий.

Психушки тебя знали,
Летал аминазиново,
В эпоху твёрдой стали,
Где под окном осина.

По осени с вакханкой
Ушел по листьям в хмель,
Зарезанный по пьянке,
Непризнанный Орфей.
Ищу Тебя

Задохнуться морем солёным
Под бетховенскую "Оду к радости",
В небывалое всегда влюблённой-
По таинственной надобности.

Сохранившей кудри золотые
Со времен сплетения племен.
Эротичного, как ночь Батыя-
Взгляд его поныне раскален,

Прожигающий восход славянства,
Искушающий кочевья вольницей,
Смертного разгула пьянства,
И святых, что колокольно молятся.

Предки веру подняли на вилы,
Меж кнутом и дымчатым кадилом.
Всё Тебя  ищу на вековом изломе,
На небесном вечном окоёме.

В избушке

В неделе у меня семь пятниц,
Пойди  различи без семи пядей во лбу,
Страшные сны мне снятся,
Что я тебя снова люблю.

Завьюжат, завоют речные метели…
Рябина пунцово-оскоминная.
И снегири красногрудо слетелись -
Уже полбатона им скормлено.

Собака и кошка - всё моё скотство,
Им  отдаю даром нежность,
С ними у нас почти кровное сходство
В избушке по окна заснеженной.
Альтер эго

В моей избе не греет бра
И печка ели дышит,
Я четки вновь перебрала-
Меня никто не слышит.

Компьютер сдох, мобильник спит-
Молчит электролиния.
Живи один, ты царь -пиит,
Пьянею снежной синью я

А позолота дней -под снегом,
Над нею россыпь звездная,
Почило в  Бозе альтер эго
Ни рано и ни поздно..


ЦВЕТЕНИЕ

Цвели цветы неодинаково,
По новому кукушка куковала,
И ночь холодная, будто Рахиль по Якову,
По прошлому цветенью тосковала.

И тенью по прозрачным буреломам,
Седой, почти серебряный старик
Летел над оперённым клёном,
Ушедшему в забвение двойник.

И родниками омывал он раны,
Не узнавая прежних берегов,
И растворялся майской светлой ранью
Нетленный звук его шагов.


СИГАРЕТА

И было далеко до поезда,
Я сигарету не с того конца зажгла,
И отчего-то стало совестно,
Когда звезда вчерашняя взошла.

Посадку объявляло радио,
Ты протянул мне синий плащ.
И больше ничего не радовало,
И вечер наступал не наш.


ОПОЗДАНИЕ

Не приходи ко мне, опаздывай,
Езжай с неверной пересадкой.
Та ночь у времени за пазухой —
Теперь не больно и не сладко.

Зачем слова вновь перемалывать
В гордыне, будто в костоломне.
До страшного суда без малого,
По самым нам подсчётам скромным

Осталось лёту лет пятнадцать,
А может, и того короче —
Гораздо ближе добираться,
Чем возвращаться к тайной ночи.


ЭТЮДЫ

Перед сном мы окна не крестили,
Когда на горизонте день отчаливал.
С тех пор друг друга мы простили
У края, у последнего отчаянья.

Была до крови откровенной,
А ты молчал, видать, не зря,
Когда река текла по венам
Песчаника, где спит заря.

Страшилась залюбить и заласкать
Тебя, возлюбленный, будто этюды Листа,
Которые так просто «заиграть»
Тому назад лет триста.


СЫНУ

Как неотжатое бельё,
Над лесом протекала туча,
В предзимье собиралось вороньё,
Которое нас ничему не учит.

Отговорил полынный полдень,
И слаще сделалась рябина,
И обрусел Уистен Оден
В печальном исполненье сына.

Запорошится мир снегами,
Не сорванным замёрзнет чистотел,
Полярная звезда зажжёт над нами
Глаз, леденящий душу в высоте.


АПОЛЛОН

Я поменяла золото на мишуру,
А мишуру на свет погасших звезд.
Никто не пишет мне в мою нору
Среди подсолнухов и мраморных берез.

Совковою лопатой ворожу,
Чуть осветится мир рассветом —
Я уголь тачками вожу,
Рифмуя новый день при этом.

Словесной вязью увлеченной,
Тащусь с углем под сосен кроны,
А надо мною черный Ворон —
Предвестник Аполлона.


НОВОЛУНИЕ

Новолуние одиночества крутолобо,
Гальку моет протяжно волна.
Одолела тебя хвороба,
Остаюсь со стихией одна.

И куда же идти мне пешей?
Безвыходнее только счастье.
Вытаращился вслед фонарь
помешанный —
Почти с участьем.


ТАНЕЦ

Вся жизнь моя, как битый час,
 Как танец Терпсихоры,
 Что я танцую отродясь,
 Страшась подпевки хора.
 За мной несётся ветра вой,
 Сопровождает как конвой
 Меня в кромешной пляске,
 Навязчиво идёт за мной
 В слепой дурацкой маске.
 Со мной он вовсе не знаком,
 Но послан мощным сквозняком,
 Стеречь мой танец странный —
 Надсмотрщик окаянный...
 Но ловит мой нездешний слух —
 Вот-вот означится петух,
 Пройдёт галиматья,
 Очнусь от танца я.

 Город Москва
 
Иосиф БРОДСКИЙ
Альманах Миражистов 
 
 
В ТОСКЕ НЕОБЪЯСНИМОЙ
СТИХОТВОРЕНИЯ,
ставшие песнями
 
От окраины к центру
Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.
Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть —
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.
В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.
Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.
По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.
Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.
Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю — с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.
Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.
Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.
Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари — по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.
Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять — только это возможно.
То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.
Это — вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.
Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.
Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.
Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.
Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь —
но уже не вернусь — словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.
1962 г.

Ломтик медового месяца
                М. Б.
Не забывай никогда,
как хлещет в пристань вода
и как воздух упруг —
как спасательный круг.

А рядом чайки галдят,
и яхты в небо глядят,
и тучи вверху летят,
словно стая утят.

Пусть же в сердце твоем,
как рыба, бьется живьём
и трепещет обрывок
нашей жизни вдвоём.

Пусть слышится устриц хруст,
пусть топорщится куст.
И пусть тебе помогает
страсть, достигшая уст,

понять без помощи слов,
как пена морских валов,
достигая земли,
рождает гребни вдали.
май 1964Источник: https://brodskiy.su/stihi-o-lyubvi/lomtik-medovogo-mesyatsa

Песенка

«Пролитую слезу
из будущего привезу,
вставлю её в колечко.
Будешь глядеть одна,
надевай его на
безымянный, конечно».

«Ах, у других мужья,
перстеньки из рыжья,
серьги из перламутра.
А у меня – слеза,
жидкая бирюза,
просыхает под утро».

«Носи перстенёк, пока
виден издалека;
потом другой подберётся.
А надоест хранить,
будет что уронить
ночью на дно колодца».
Источник: https://brodskiy.su/stihi-o-lyubvi/pesenka

Солнце

Солнце, я становлюсь твоим лучом.
Я режу кожу и оголяю нервы непритворно,
Соли не будет мало тем, кто станет первым,
Слово утонет в голосе минутной боли.
Больше не осталось ничего.
Больше не осталось ничего - теперь мне путь свободен.

Ветер закружит вальс в коре тугих деревьев.
Плечи вишневых стен сольются с белым фраком.
Видишь, в моём саду теперь играют дети,
Игры все те же под кристально-черным флагом.
Я прошу тебя закрой глаза.
Я прошу тебя закрой глаза - мне в эту ночь не спится.

Запах ночных костров заведомо приятен.
Возраст течёт из рук, торопится в дорогу.
Можно теперь тебя обнять, нас только двое.
Кто-то уже успел отдать дань некрологу.
Вот и не осталось ничего.
Вот и не осталось ничего - а лето пахнет солнцем.https://pesni.guru 
Не выходи из комнаты…
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.
О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счётчиком. А если войдёт живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; ещё одна будет лишней.
Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
Рождественский романс
                Евгению Рейну, с любовью
Плывёт в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу жёлтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывёт в тоске необъяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывёт в тоске необъяснимой.
Плывёт во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на жёлтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывёт красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывёт в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льётся мёд огней вечерних
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несёт сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывёт в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнётся снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнётся вправо,
качнувшись влево.
1961 г.
 

ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ
Читайте в цвете на ЛИТСОВЕТЕ!
Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!
06.09.15 07:07

45-тка ВАМ new
КАЙФ new
КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/
СОЛО на РОЯЛЕ
СОЛО НА РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: КОЛОБОК-ВАМ
Внуки Ра
Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк ТАЙМ-АУТ

КРУТНЯК
СЕМЕРИНКА -ВАМ
АВЕРС и РЕВЕРС

ТОЧКИ над Ё
ЗЕЛО
РОГ ИЗОБИЛИЯ  БОМОНД

ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ


КаТаВаСиЯ

КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА  ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ


СИБИРСКАЯ

СЧАСТЛИВАЯ


АЛЬМАНАХ ЕБЖ "Если Буду Жив"

5-й УГОЛ 4-го
               
 
.  2023

Alterego
Альманах Миражистов
Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН
Александр БАЛТИН Екатерина-Августа МАРКОВА
Иосиф БРОДСКИЙ


               АЛЬТЕРЭГО