Мне нравится площадь в Сокольниках.
Вся плещется свежей листвой,
И липок молоденьких стволики
Взошли из брусчатки седой.
Как наша столица: и юная,
И старше иных городов.
Просторная, стройная, шумная, -
Живет, не считая веков.
Начавшись с высокой гостиницы,
И с аркой просторной в конце,
Вся площадь лежит именинницей,
В нарядном красуясь венце.
Венец этот - церковь прелестная,
Вся в зелени и куполах.
Судьба у нее интересная:
Воздвигнута в бурных годах,
Расписана лично Поленовым,
Она и славна и видна.
Супруга моя благоверная
В сем храме была крещена.
В другом же конце этой площади
Воздвигнулась ввысь каланча.
Глядится она чуть попроще, -
Пряма и строга, как свеча.
Когда-то на башне старинной
Дежурный пожарный сидел.
И взглядом своим соколиным
Вокруг неустанно глядел.
На дивные рощи Сокольников,
На дачки в окрестных лесах,
Порой на ныряльщиков голеньких
В глубоких и чистых прудах.
А видит вдруг тучу угарную, -
Тотчас раздается набат.
И мчит колесница пожарная,
И кони, как птицы, летят.
Вот здание старых "Сокольников".
С приветом из сталинских дней.
А рядом построено новенькое,
Угрюмое, как мавзолей.
Естественно вырос проклятый,
Но всеж неизбежный вопрос:
Неужто же в веке двадцатом
Настолько нам легче жилось?
Когда-то у круга трамвайного
Построен был розовый дом.
С трактиром и домом свиданий.
Он "Тиволи" звался. И в нем
Ильич произнес речь когда-то
Для тех, кто для штурма небес, -
Рабочим, крестьянам, солдатам,
Собравшимся в сумрачный лес.
А после, в шестидесятых,
Туда я в спорклуб приходил.
Брал лыжи на пункте проката
И в парк погулять уходил.
Но вдруг - как плотину прорвало:
Пришел двадцать первый к нам век.
С каким-то ньюйоркским накалом
Дома сразу ринулись вверх!
Вся площадь торговыми центрами
Покрылась с обеих сторон.
И стали почти незаметными
И церковь, и розовый дом...
А площадь, как прежде, прекрасная
Вся в плеске зеленых ветвей.
И пусть она все же не Красная,
Но звездочкой светится ясною
В созвездьи Москвы площадей!