Соблазном стал ТТ в коробке, сарай давно его хранил и после двух стаканов водки теперь нашёл и воскресил. А поводом опять погода, осенней слякоти хандра, непроходимая дорога, да грязевая' колея. Коробка открывала факты и прошлые ошибки лет, среди знакомых фотографий залёг холодный пистолет. Обоймы полные патронов, почищен, смазан гладкий ствол, среди соседских в ряд заборов свои мишени приобрёл. Сезон моих уединений распологал пожить вдали, от объективных убеждений машины, люди!, далеки. С годами одному попроще, забыл назойливых друзей, а может, не были друзьями?!, среди обыденных семей. На протяжении той жизни, я остро верил в смысл её!, сегодня, в зыбкой перспективе, всё чаще ощущаю дно. Допил холодной водки горькой, обойму новой зарядил, не целясь я стрелял по ели!, которую, сам посадил. Разминка не дала' покоя, хлопки в глубокой тишине, отстреленные глупо ветки легли уныло, на земле.
Я ненавижу всех сегодня!, и проклинаю всё вокруг!, хотелось попросту упиться!, или убиться!, с вражьих рук. Нещадно заполняла бездна своих поступков чередой, забыл, когда почти был трезвым!, и мысли!, светлой головой. Осенний дождь свидетель гнусный, он издеваясь промолчит, фонарь поскрипывает тусклый, за предрассудки не журит. Опять пустынно за забором, прохожих и соседей нет, а дождь надменным приговором мой заливает мокрый след...
Находкой оказалось тело, две дырки ровные в башке, излишне-любопытный сторож на заднем рухнувший дворе. Не обессудь, так получилось, не первый день следишь за мной, сегодня пуля напросилась, прошив забор и череп твой! Ты про'жил жизнь свою паскудно!, таких конечно большинство, стучал упорно участковым, отбеливал!, грехом нутро. Покоится в навозной яме, в дождливый и сырой сезон, разбухшим вскормленный червями!, а после спущен в водоём.