Тридцатый день

Юлия Малыгина
ТРИДЦАТЫЙ ДЕНЬ

|

Одни и те же приёмы текста, как несмешные шутки,
пошученные много раз.
У меня всего одна жизнь, возражает близкий,
дальние покупают молоко,
а не очень-то и хотелось, чтобы снами разговаривали,
а не сизым облаком коротких слов.
Бывают такие, знаете, словно сахарная вата в жаркий день,
и без неё хочется пить,
и пройти мимо невозможно,
очень уж хороша.

– Не сильно ли ты любуешься на слова?

Верно, лучше всматриваться в людей,
все всматриваются в людей несчастливых,
а я буду в счастливых.
Я посмотрю на влюблённых, которые не отравятся,
я посмотрю на детей, которые не умрут,
я посмотрю на обратную сторону зеркала
и не отшатнусь, счастье станет моей писательской радостью.

— Людям важен только опыт, недоступный им.
Неужели ты думаешь, что опыт счастья недостижим?

Верно, буду всматриваться в небо, его никто не может запретить,
оно всегда там, высоко,
всегда над нами, даже во сне.

— Настоящее небо видно только из Башни.

... сыплются и падают из колоса наземь,
ударяются и прорастают сомнения,
голос их громок и почти невозможен,
они стоят по ту сторону гула
и пытаются стать различимыми.

||

Ира часто появляется в моём тексте,
тянет его, кажется, вот-вот вытянет себя из него,
но пока ещё здесь, внутри неотшкуренных слов.

— Слова не семечки.

— Ты должна в чём-нибудь признаться, в этом есть драматургия.

Но говорит это всё не Ира, Ира вдохновляет слушать.

Сегодня я снова слушала подборку колыбельных,
стала ловить себя на механическом пропуске слов,
получается, из песни очень легко выкинуть слова и ничего не изменится.
Потом слова можно выкинуть из сумки,
с которой езжу в детскую поликлинику,
из сумки, с которой ездила год назад на работу,
из постели, из ванны, из дверного звонка,
попутно от него отказаться.
Не будет никакой вереницы с котомками,
не придётся и горевать, —
вот не горюю же я по своей знакомице,
которая выпорхнула из такси и сказала мне:
"ой, дорогая, я так мечтала с тобой поговорить",
она была чёрная жар-птица, а я — серая наседка,
такие вселенные не пересекаются,
это знали мы обе, но она почему-то врала.
А Ира никогда не врёт, блестит очками своих библиотек,
подбирает шарфик в тон к шапочке,
иногда пытается этот шарфик безнадёжно вязать.
Всё пение мира здесь и сейчас для тебя, Ира.
Для тебя, Надежда, для тебя Анна, для тебя Марина,
для тебя, Ольга, Лена, Фаина, — седьмая здесь, Ирочка, ты.
Я провела тебя текстом, не согрешив ни единой его складочкой,
больше мне ничего не мешает идти дальше. Спасибо.

(По хэштегам #повембер  и #поэбрь ВКонтакте можно прочесть остальные дни)