Вариация 1. Несбывшаяся
пусть убийца любовь - мертвость хватки не та, чтобы единственным взглядом
двоих наповал.
у меня измельчала строки борозда. для тебя всплеск эмоций в душе - чем не
шквал? и не в радость сиреневость платья весны, нагота чуждых женщин,
обманчивость ласк. этот город огромен, но слишком тесны для таких
возбужденных бессонницей глаз небеса по ночам, чтобы в их красноте
странный блеск не горел. он тревожен и желт, словно капля луны в
воспаленной заре.
то, что в небе искал, я в тебе не нашел.
не судьба - это, словно, лунатик, пройти, не заметив в безумных глазах
огоньков, не почувствовать тот же заевший мотив прозы жизни в душе. просто
слишком легко все идет по накатанной там у тебя; я латунских строкой как
хочу, так и гну. так что лаврович сохнет, зубами скрипя. невменяемость тем
не вменяют в вину. у лапшенниковой нет пристойной лапши.
тучи в небе. у дня сероватый подбой. может к лучшему все - дальше вместе
не жить. не отравишься мной, чтобы ожил тобой. вот и ночь не похожа на
замшевый бант с ослепляющей пряжкой померкшей луны. а в окно, а в виски
мерный стук - не судьба. мы живем, наши взгляды все так же больны.
у убийцы-любви остроты нет такой, чтобы 2 сердца - и сразу взгляд насмерть
прошил. у застройщиков с пятым углом нелегко. а с заоблачным замком в
потемках души посложнее, а значит - все тот же подвал. лавры липовы, ибо
нет шапочки той с буквой М. в кладку хуже ложатся слова. жизнь трещит,
ощущаясь настолько пустой, что и кровью бы спрыснуть детали ее, этой
адской машины - но чтоб маховик провернулся, ушло навсегда бытие. и
неважно - жизнь\смерть. но под сенью Любви.
и не суть, что глаза не смутили цветы.
распустились они - сам по-прежнему квел.
несудьба - где глаза
то ли спрятала ты,
то ли я,
то ли кто-то обоим отвел.
Вариация 2. Сбежавшая.
для такой вот тоски беспричинной
просто нет утешающих слов
ветер лики меняет в личины,
выдувая из сердца тепло.
Мастер душу свою зажимает
все сильнее тисками тоски,
а она все равно, как немая,
всем порывам его вопреки.
сердце - грубый обычный булыжник
без резца воспаляющих глаз.
где нет веры в себя, слов не слышно.
нет причин для нее в этот раз.
где во здравие чувства горели
свечи крон тлеют за упокой.
сердце бьется в груди еле-еле -
так зажато безумной тоской.
драгоценный испорченный камень
без любимого взгляда-резца.
сжат бесцельно сегодня тисками.
кто сиял - тот не сможет мерцать.
кто творил - не сумеет халтурить.
кто любил - здравый ум не вернуть.
лучше гений в придурошной шкуре,
чем обычный посредственный путь.
с кем попало сживать себя снова,
чтоб имя чуть позже забыть.
в ее сердце то самое слово,
что сильнее любой несудьбы.
но уже не дождется блаженный.
ветер сдул с крон-свечей огоньки.
для таких нужных слов-утешений
нет причин у сбежавшей тоски.
Вариация 3. Попавшаяся
В «многая знания» знаешь, что многия?
Это на будущее слова.
Что-то в глазах чересчур одинокое.
Вечные поиски мастерства.
Просто художник нужней вдохновению - сам-то сваяет и без него.
Да, не на уровне сверхоткровения. Пипл захавает, ничего.
Нафиг кому-то вся эта пилатчина, если сереет совок вокруг? Знаешь же -
схвачено все и проплачено рукопожатьем подмытых рук. Надо ли петь о
настолько возвышенном, звездный огарок искать в пыли? Верю, что рукопись
въелась и выжжена прямо по сердцу – поди спали. Нет от нее априори
смирительных клеток, забвений, уколов, роб. Ставший для неба
громкоговорителем, ты для реальности – психотроп.
До мозжечка твоя кость расцарапана. И у рассвета кровав подбой.
Вроде не дети давно, и пора бы нам знать, что не в курсе тиран любой, что
вытворяют шестерки от имени даже под носом… ну а в глуши…
Если б сказать вдохновенью «прости меня»
И приструниться, и заглушить…
Тонкость намеков - как тонкость кишечника. Время эзопова языка.
Рукопись въелась в печенки - не сжечь никак.
Всюду глумление и тоска.
Проще убогоньким - жить не гонимыми серой посредственностью из мглы,
что над любыми иерусалимами властна. Пусть люди не то чтоб злы, но от
природы им свойственно ближнему гадить - рефлекс этот вековой
намертво въелся, и попросту лишними истины стали - кто с головой дружит,
тот знает, насколько священнее кровь искупленья - святой обряд.
Жечь гениальное - да, извращение.
Время - огонь, в нем дотла сгорят серые строки воды одноразовой без
сумасшествия мастерства. Жги, распыляйся, страницы разбрасывай -
рукопись в сердце твоем жива.
Кто Маргарита? Твое вдохновение.
В дурку ли, к черту ли на рога ты убегаешь - она тем не менее всюду
достанет наверняка.
Да, мастерство априори сомнение. Только не ей усомняться в нем –
слобохарактерном сломанном гении, вечно горящим ее огнем.
Не удивляйся – и здесь, мол, нашла меня. Что за упрямое существо?
Мастер нужней вдохновенному пламени –
Сам-то истлеет и без него.
Вариация 4. Шабашная. 18+
Скрипит земля проржавевшей осью,
Не возбуждая небесный вертел.
Твой взгляд горит - до того стервозен
От этой долбаной круговерти.
Сереет небо плитой нависшей.
Сидит в печенках могильность склепа.
Любой ценой процарапать... выше.
Здесь запах тлена. Здесь душит небо.
Скрипучий вертел, огонь замедлен.
Но за улетом не заржавеет.
Сильнее пламя.
Мертвеют петли.
Там будут те, кто живых живее.
Они умеют грешить красиво.
Порочна там красота любая.
Их раскаяние - труд сизифов.
Могилы запросто прогибают,
В которых все, что душе не мило.
И к исправлению нет подвижек.
Где сила Божья крыло сломила,
Страсть сцепит зубы и сможет выше.
Без лишних слез и без долгих сборов.
Помеха слева - мой взгляд волчары.
Подрезан с визгом соседский боров.
Навылет взор - не простые чары.
Привет, красавица, пошабашим
Сегодня чуточку возбужденно?
Сам дьявол станет галантным пажем.
Он будет ласковым, как чертенок
В мультфильме - номер его 13
Среди привычных сорок четвертых.
Ну чей бы взгляд так сумел признаться
Что плоть слаба, где набухла твердо.
А черный цвет оттеняет кожу.
Белеет магия все сильнее.
И дьявол вскрикивает «о, Боже»
Он бросил бал.
Занят только Ею.
В огонь еще подливает спирта.
Страсть обжигает сухие губы
Под некраснеющей маской флирта.
Ты забываешь, что нежность губит
Вернее страсти...
Но от колена
Горячка губ воспаляет выше.
И ощущаешь, что запах тлена
Его дыханьем из фибров выжжен.
В лукавой нежности - вкус порока.
И невозможно не пасть с ним ниже.
Где все целуют - он будет трогать.
Всех ангелочков в тебе нанижет
На остроту ощущений этих,
Когда спугнет с твоего бутона
В животик...
Если уже не светит
Спасенье свыше - душа бездонна.
Нет дна у пропасти. Нет финала.
Любовь обманчива, как и внешность.
Ведь ты и раньше прекрасно знала -
Где страсть спасла, там погубит нежность.
Засос как штампик. Тариф «уплочен».
Тебя я выкупил у рутины.
Захочешь - рви договор, но клочья
Срастутся заново воедино.
Ночь, ты и я.
Соберутся пазлы
Желанья и возбужденной тверди.
И слюнки будут кипеть, как масло,
Попав на огненно-страстный вертел.
Вариация 5. Хэппи эндная
Да, ты знаешь, о чем я думаю.
Слов не надо - ты столь близка...
Так штормило, а нежность ту мою
Все равно ведь не расплескал.
Счастья нет в мире том - ни в сталинке,
Ни в психушке нет, ни в Кремле.
Здесь мирок наш уютный, маленький.
И не суть - в небе, на земле.
Да, роман такой не поместится
В площадь сталинки, в серость дней.
И плевать, что теперь, в поместьице
Тот роман позабыл Он с Ней.
Да, не каждая вдохновение
Так навеяла б, что держись...
Посложней будет тем не менее
Так, как ты вдохновлять - на жизнь.
Это счастье неотвратимое.
Обреченность на вечность чувств.
Что рифмуется там, в груди моей?
Я услышу, я примолчусь.
Может, о воплощенном фатуме.
Может быть, и о нас, о том
Как глазами я виноватыми
Извиняюсь за общий дом.
Наш с тобой. Только наш. Которого
В мире низких реалий нет.
НездорОво там все, что здОрово.
Что не может сгореть в огне -
В равнодушной пыли хоронится.
Наплевать... Важно - ты со мной.
Это значит - теперь бессонница
Будет вызвана не луной.
Это значит, что будет Эврика!
Вальсы душ, бедер общий такт.
Да, легко накропать шедевриков.
Но любить шедеврально так...
Улыбнулась? Все то, что думаю,
Понимаешь, ведь так близка.
Ад штормил нас - но нежность ту мою
Я до рая не расплескал.
Вариация 6. Эпиложная
Нет, Маргарита, вновь ни слова
Который день – и ни строки нет.
Что я – тень Мастера былого.
Раз черт, то непременно кинет.
Покой – страшней любых решеток.
Ай да тюрьма – тепло и сухо.
Все пошло так, все несвежо так –
Где вдохновенная шизуха?
О чертов Шуберт, будь неладен.
К чертям отвальную жратву ту!
Пишу – нет шторма. Рябь на глади.
По делу – превзошел Иуду.
Жизнь предал. Сложную и очень.
Зато реальную, живую.
Тогда творишь. Здесь обесточен,
Ведь не живу, а существую.
Легко все. Только сердце глуше.
Что ни строка – опять пустое.
Ад вдохновенья не заслужен.
И мук творенья недостоин.
А бытие невыносимо, когда легко, как эти мысли. Так не в аду, не в небеси мы - над миром серости зависли. И погружаться неохота, и в выси что-то не пускает. Пат и цугцванг, ведь выбор хода - тоска безмерная такая, что рад хоть вспомнить те мгновенья, где пусть не свет - хотя бы проблеск. Весомых мыслей в голове нет. Да и осилить не сподоблюсь. Былое серо - в идеале исправить все, да как исправишь? Я б реквием свой на рояле играл... Лишенном черных клавиш, лишенном белых, знамо дело. Хватило б серых мне для пьесы. О бытии, что надоело. О людях... Обо всем без веса. Где дух высок – туда не принят. Где скрип зубовный – стал изгоем. Где тот герой? Где героиня? Мы серый фон.
Цена покоя.