На стогнах руского раскола,
Под новогреческий обряд,
Ковалась лютая крамола,
Ломался рускости уклад.
Царь Piter, бесов наконечник,
Рубил по корень древний лад,
Маячил грозно семисвечник,
Крепчал пруссаческий уряд.
Росия втюрилась в Европу
И обомлела от чудес,
Приняв под плети и ослопы
Чужой костюм и интерес.
И под сурдинку хазареи,
От белорусов и хохлов,
Пришли, как тати и злодеи,
Из ополяченных углов;
Пришли по царствующей воле
И яд распада занесли,
В народном колосистом поле
Чертополохом проросли.
Курили пьяное вино,
Шинкарили и отравляли
Земли насущное зерно,
И оптом души покупали.
Дурман Расею поглотил
В чаду бунташных революций,
А бес, обрезанный и куцый,
Бесплатным хлебом искусил.
И Мы, наследники раскола,
Живём ни дома, ни в гостях,
И упиваемся крамолой
На прародительских костях.
О чём тогда надрывно плачем,
Чего ворчим, о чём судачим,
Рядясь в хазарское тряпьё.
Пора острить сердец копьё,
И ополчиться правдой дружной,
«Булатно, стально – харалужно»,
На местечковые полки.
Напор – и сдует их силки
В Ветхозаветные химеры,
А там джихадовы нукеры
И палестинские стрелки
Решат вопрос Любви и Веры.
2010 г.
Представлены полотна следующих живописцев: по краям Николая Неврева («Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Андрианом и учителем Зотовым»), Дмитрия Костылева («Выбор пути. Пётр Первый в Немецкой слободе»); по середине Григория Мясоедова (««Дедушка русского флота. Франц Тимерман объясняет Петру Алексеевичу устройство ботика, найденного в одном из амбаров села Измайлово»), Андрея Рябушкина («Потешные Петра I в кружале»).