На охоту с отцом. Рассказ. 19. 12. 2023

Галина Лебединская
На охоту с отцом
(рассказ из повести о детстве "Деньки Господни"). 19. 12. 2023

Зима. Южный Казахстан. Отгонное животноводство. В предновогодние
деньки погода стоит тёплая, ласковая. Небольшое поселение
Каганович (не скажу теперь, сколько в нём насчитывалось дворов:
может быть, тридцать, сорок или пятьдесят). Люди занимаются трудом:
здесь живут доярки, скотники, трактористы. Национальности разные,
но много казахов; народ бедный и дружный...

Наш домик — с самого края хуторка. От него идёт дорога через
песчаные барханы к шоссе, ведущему в район. Всюду мазанки,
похожие на бараки. Длинные такие приземистые домики, с
невысокими деревянными (часто сколоченными из досок) дверями
и низкими оконцами. Открываешь такую дверь — сенцы, затем ещё
дверь, за которой — одна-две комнаты. Почти везде в домиках
пол земляной, ровный и гладкий, смазанный до блеска глиной.

Деревянные полы есть только в школе (она здесь по четвёртый
класс) и медпункте, где мама работает фельдшером-акушеркой.
Она же — заведующая медпунктом, то есть исполняет и обязанности
врача. Полину Андреевну, — так зовут мою мамочку, — все знают
и любят. О её доброте можно слагать легенды, но об этом —
отдельный разговор. Старшие сёстры Нелличка и Фаечка уже
замужем (о них тоже в другой раз расскажу). Имена с уменьшительно-
ласкательными суффиксами в нашей семье — норма, но почему-то
отца принято называть просто папкой. Не знаю, почему.

Папка Леонид Александрович считается заядлым охотником, хотя
не помню, чтобы он приходил домой с добычей.
Я — двенадцатилетняя девчонка-певунья, с двумя пшеничными
пушистыми косичками, голубоглазая и жизнерадостная, неутомимо
распевающая песенки.

Вот папка собирается на охоту. Я кручусь возле него, радуясь,
что он в этот раз в хорошем настроении и берёт меня с собой.
На столе — патронташ с патронами. Папка шомполом чистит
ружьё, которое гордо называет "зауэр три кольца". Рядом с
нами в волнении кружит охотничий пёс-сеттер,  по кличке Дик,
отменный красавчик. Белая волнистая шерсть лоснится, как шёлк;
кое-где по спине разбросаны редкие чёрные пятна. Уши длинные,
тоже волнистые, с махровыми кисточками на концах. Умные глаза
янтарного цвета с крупными крапинками смотрят вопросительно
и внимательно. Кажется, что он всегда хочет о чём-то спросить... 
Дик — папкина гордость. У них — взаимная любовь: пёс по утрам
приносит хозяину тапочки, когда видит, что тот опускает ноги
с кровати.

Наконец-то всё готово! Ружьё почищено. Одеваемся. На папке —
тёплая меховая куртка, поверх которой вокруг по поясу —
патронташ, ружьё — за плечами. Я, тоже одетая уже в тулупчик,
беру небольшую сумку с пирожками для перекуса и, как птичка,
первая выпархиваю на улицу. За мной вылетает Дик, радостно
поскуливая и помахивая хвостом-метёлкой. Папка закрывает
дверь, и мы отправляемся через барханы, заметённые снегом,
по санной дороге на охоту. В этом году, по рассказам чабанов,
много волков, которые подходят к поселению, залезают ночью
в кошары* и режут овец. Зайцев и лисиц часто можно видеть
и днём.

Дорога петляет между снежными невысокими холмами. Зимой не
видно, что они песчаные и что весной между ними зеленеют
островками лужайки, на которых расцветают огромные тюльпаны,
а летом — другие полевые цветы...

Идём бодрым, но неторопливым шагом. Дик с радостью носится,
исследуя местность, весело бегая вокруг и обнюхивая следы,
оставленные зверюшками.
Я, любопытная девчонка, задаю папке бесконечные вопросы, на
которые он не успевает отвечать, так как они сыплются один
за другим:
— Пап, а зайцы не замерзают зимой?
— Нет, у них же шубки...
— Пап, а лапки? Лапки-то у них голые? А какого у них цвета
шубки? А чёрненькие бывают?

И тут же, не давая возможности отцу ответить, тараторю:
— Хорошо, если б их не убивали, таких маленьких и миленьких!
Волков-то можно: они злые... А зайчиков зачем? Они же добрые..!

Папка объясняет, прищуривая небесного цвета глаза: даже под
очками видно, что они улыбаются:
— Люди придумали охоту давно, когда есть было нечего.
А сейчас на охоту ходят по-разному:  кто — по жадности, кто —
отдохнуть, проветриться, а кто — для развлечения. Вот как мы,
например. А ружьё берём для защиты от зверя.

В это время Дик настораживается, слышится его тихое рычание.
Понятно: неподалеку,  на холмике, мелькает еле-еле заметный
серо-белый комочек. Это заяц. Папка вскидывает ружьё, почему-то
направленное чуть вверх. Выстрел. Одновременно с ним я закрываю
уши ладошками в варежках и ныряю головой в сугроб...

Папка, поднимая меня, смеётся и спрашивает:
— В сугроб-то зачем?! Ух, всё лицо залеплено снегом!
Я вытираю варежкой лицо и слышу: Дик с заливистым лаем носится
где-то по сугробам... Через несколько минут он, сконфуженный,
возвращается к нам с виноватой мордой.
— Что упустил зайца? — весело спрашивает отец и ободряюще
треплет его за ушами.
А я, радостная и возбуждённая тем, что отец "не попал" в зайчика,
отряхиваюсь от остатков на себе снега и бросаюсь обнимать Дика.

Послесловие.

Как живые, сейчас встают передо мной эти отрадные картинки
из детства, согревая мою душу.
— Господи, спасибо за дар Твой! Я знаю, что такое счастье!