Мне приснились покойная мама и мёртвый отец.
Очень редко гостят, и вечно поодиночке.
Вот, приснились - и сразу пришёл конец
Мне желаемой всеми спокойной ночи.
Будто простыни в морге сползают
с любимых лиц,
Я зову санитаров, они продолжают курить, не верят.
Я их дёргаю за рукава, и вспышкой-блиц
Вдруг дрожащий свет выбивает двери.
Белый кафель - моргов или больниц?
Я кричу им: смотрите: вот кисти рук,
Прежде сросшиеся, чтоб не упала свечка,
Разжимаются с трёх-четырёх потуг,
А с разомкнутых губ неслышно стекает Вечность.
Ну, скорее, давайте поможем сесть.
Нет ли тут на выброс у вас какой одёжки?
Чтоб умилостивить этих небритых божеств,
Из ушей выкручиваю золотые серёжки.
Подошли. Как архангел у райских врат,
Как вахтёр или прочий вершитель судеб,
Возвышается полупьяный с утра медбрат,
Ухмыляется: ладно, сейчас разбудим.
Наконец, отброшены простыни и бинты,
Маме где-то находят линялое платье.
И теперь, вместо ваты и пустоты,
Я живое и тёплое заключу в объятья.
Мама смотрит-не наглядится, отец молчит.
Мама трогает ухо, осиротевшую мочку.
Вынимает слова, бережно, как хлеб из печи:
- Полно плакать, новые купим, дочка.
- Мама-мама, да разве я из-за серёг?
Вас так долго не было, теперь-то вы не за мной ли?
А она: - Не здоровайся через порог.
И старайся на стол не просыпать соли.
- Мама-мама, да толку ли от примет!
Вы за мной? Сколько времени мне на сборы?
И она спохватилась: - Ну что ты, родная, нет!
И пошли у нас обычные разговоры...