СЕВИЛЬИН ДЕНЬ
Часть 5 (Отредактирован)
От взора Здорга скрывшись за кустами,
Анасис сразу шаг прибавил.
на лошадиный дух,
что в жарком воздухе ещё витал,
толстяк уверенно тропой шагал.
Так вскоре он лошадку заприметил.
Склонивши шею обречённо, низко,
жеребчик травку сочную щипал.
Стоял на месте и грустил, скучал.
Почуяв человека, шевельнул ушами
и вяло морду приподнял.
— Салют, дружок,
— Паук ему издалека шепнул.
Приблизился, огладил, осмотрел.
— Меня ты знаешь, пегий.
И, к сожаленью, я тебя узнал.
Дрожали мышцы шеи скакуна.
На ней Анасис распознал
царапины звериных лап.
Края ощупав осторожно,
нашёл, что кровь свернулась,
а раны странно быстро воспалились.
Конь вздрогнул,
нервно головой затряс,
копытом топнул, отстранился.
Паук, сочувствуя ему:
— Что? Больно, пегий? Верю, верю.
…Считай, что выжить повезло.
Стой, погоди. Не наврежу.
Сорвал он листья крапивы и череды,
до появленья сока их размял руками.
Смесь к ранам осторожно приложил,
и плотно гривою прикрыл.
Подумал, пожалел коня,
и сверху руну исцеленья
начертал перстами.
— Немного станет легче.
И ненадолго сдержит жар и воспаленье.
Тебе бы к лекарю скорей попасть.
Скажи, дружок, —
коня любовно приобнял,
взглянул глаза, как в зеркала.
Они слезились.
— Ты почему в лесу один остался?
Неужто добрый Зэо бросил?
Так надо было? Да?
Он торопился очень?
От страха упустил поводья?
Интересно было бы узнать,
Куда и с кем теперь подался?
Да, вижу. Вторая лошадь увезла.
А вот тебе здесь на тропе опасно.
Зверь жив ещё. Ты — пища для него.
И Здорга жизнь спасать твоею жизнью
не входит в мои планы.
Ты понимаешь, пегий?
Иди куда-нибудь скорей, иди.
Взяв под узцы коня,
Паук его с тропы направил.
Уздечку снял, забросил в лес.
Сорвал пучок крапивы,
По крупу жеребца ударил.
И тот, взбрыкнув, обиженно пошёл,
куда его глаза усталые глядят.
— Пусть добрый человек тебя найдёт.
Счастливый путь, дружок.
Паук латунные часы опять достал,
раскрыл.
Тончайший сектор круга
он в диск ногтём расправил,
под солнца луч зазор с отверстием подставил,
и с тенью стрелки совместил.
Так знаки «солнечного диска» точно показали:
что за полдень ушло два с четвертью часа.
«Как быстро день сегодня тает!
Минуты – скакуны.
Лишь Хронос может их унять?
Поторопиться надо!
Ах, Зэо, Зэо… Где ты?
КТО магией, и почему ТЕБЯ спасал?»
Паук привычно аккуратно
инструмент свернул, убрал.
И вверх по следу побежал.
В стремлении найти ответы
он даже не заметил,
как привела тропа
к укрытью — дому лесника.
* * *
Лужайка ярким солнцем залита.
Златым цветением пылят древа.
Искрится знойный воздух.
Гудят над травами пушистые шмели,
скрываются в тени зелёные стрекозы.
* * *
Анасис к дубу брюхом прислонился
и приобнял его уставшею рукой.
К коре припав вспотевшею щекой,
услышал громовые ритмы сердца.
За древом притаившись, будто вор,
туда-сюда бросая цепкий взор,
он наблюдал широкий чистый двор.
Вдали,
в мерцающей тени цветущих кедров,
прильнув одной стеной к горе,
замшелый деревянный дом стоит.
Под черепичной красной крышей
он, отчего-то покренившись,
как будто старый воин спит.
Горит огнём на окнах солнца свет.
Дверь, видно — заперта,
похоже, что хозяев дома нету.
А у просторного сарая,
покрытого овсяною стерней,
душистая копна стоит,
в копну воткнуты шест и вилы.
Жеребчик рыжий не привязан.
Он сено разнотравное жуёт.
Гоняя оводов, копытом бьёт,
мотает часто гривой.
Гуляют куры. Щиплют травку гуси.
Трещит поленьями огонь в печи.
Там на треножнике большой котёл кипит.
Разносит смачный запах ветер вездесущий.
Манит-зовёт оленьего жаркого дух
и оттого урчит, проголодавшись, брюхо.
Вдохнув тот аромат, еду учуяв,
Паук сглотнул прильнувшую слюну.
Подумал:
«Дознаньем вечно занят ум,
а тело жаждет пищи.
Умелая хозяйка!
Отведать бы жаркого,
да и воды пора уже испить.
Иссохло в горле.
Хозяин дома — где?
Скорей всего,
что бродит рядышком в лесу».
На цыпочки поднялся, ещё раз огляделся.
Хозяев и охраны Анасис не узрел.
И лишь теперь из тени на поляне показался.
Не торопясь, направился к коню,
чтоб обнаружить свежий пот на коже,
попутно заглянуть в котёл,
а после в приоткрытое окно.
«Коль что, то поздороваюсь с хозяйкой.
Но, может, Зэофанеса увижу там…
Быть может, ту защитницу-магиню…
А, может, даже маленькую Тару!…»
Пустую амфору за горлышко держа,
Паук легенду для себя легко придумал:
«Паломник я. Родник ищу.
Случайно заблудился, потерял тропу.
По счастью к дому вывел аромат жаркого».
От солнца щурясь и прикрыв чело рукою,
Анасис только под ноги себе глядел.
Но вот пятно горелое в траве заметил.
Потом ещё… ещё… Ещё одно пятно нашёл!
В одном торчала чёрная стрела.
Паук её горелую достал
трёхгранный наконечник осмотрел.
Персты испачкал свежей сажей.
«Хм. Наконечник боевой,
Александрийский.
Недавно на Агоре я такой видал,
когда от злобной плети перса
девочка спасла неукротимого Арэса.
Помню, помню.
Тут явно совершился бой.
Сгорели стрелы – значит ночью.
Здорг, ранним утром призывая,
сказал: Мечом я ранен дважды».
Паук, минуту рассуждая,
поляну цепким взглядом прошивал.
«Трава ещё везде примята…
О. Огромные звериные следы!
А вот — от многих человечьих ног.
Что это? Кровь?!
А вот ещё застыли капли».
Паук лоскут увидел и поднял.
«Да неужели!
Кусок от красного плаща!
Здорг точно ЗДЕСЬ те раны получил!
Хотелось бы узнать, каким мечом?
И в чьих руках на этот раз
Орудие возмездья оказалось?
На вряд ли ныне кто-то знаньем обладает,
что силы и уменья хватит только магу
срубить звериную башку долой с плеча.
А правосудие вершить лишь ясным днём,
и лучше ровно в полдень начинать.
Коль лошадь Зэо я нашёл…
И тропка к дому вышла…
Быть может, ножик с бычьей головою,
что за туникой парень прячет,
его к мечу заговорённому привёл?
Ведь Тэос меч у трупа гладиатора забрал.
Везде с собой носил, не расставаясь.
Кризэса меч и нож опять соединились?
Ну, да… А как иначе?
Тьма… Свет… Те – вечно спорят меж собою.
Тьма – постоянно всё, что может, разделяет.
Свет – словно капли ртути,
притяженье порождает.
Сегодня ночью звёзды встанут в Кресс.
Севильина Звезда взойдёт на небосводе в полночь.
А это значит, что Конец Времён придёт,
коль вскоре Тара малая умрёт.
И наши боги, зная это, направляют.
На перекрёсток из семи дорог,
невидимыми тропами ведут
всех тех, кто их призыв
Душою светлой слышит
и готов любой ценой помочь.
Предчувствую:
Сегодня мно-огое ещё произойдёт.
Санти, о Падме, когда-то милая сестра.
В погибели семьи и Рода
я виноват.
Я опоил вас и открыл врата.
Сколь лет прошло тех пор
— об этом помню, мучаюсь и каюсь.
и еженощно слышу убиенных братьев крик,
мольбы сестёр, их малых чад:
Скорей на помощь, брат!
Содеянное — не забыть!
Вину, позор — не смыть.
Теперь я проклят вечно жить.
И вот стараюсь что-нибудь исправить.
... Я даже не успел кому-то рассказать…
Так совершилось быстро.
Тем днём, Санти, я на охоте был.
Оленей выследил у скал, в заливе.
Вдруг чёрная гроза,
порывы ветра налетели.
От метивших в меня Перуна стрел
укрыться не успел.
С утёса в пропасть я нечаянно свалился.
В падении подумал:
ТАК с жизнью расставаться рано, глупо.
Представил:
ВОроны глаза склюют,
Орлы всё тело разорвут, сожрут.
А кости унесёт на дно прилив.
В Навь к Праотцам Душа не перейдёт!
Бродяжить будет в Междумирье вечно.
В тот краткий миг отчаянья,
прощаясь с жизнью уходящей,
я помощь тихим стоном призывал.
И Трагос Булл, как будто услыхал.
Он прямо с неба в ступе опустился, (Ступа – индивидуальный летательный аппарат)
спасенье за одолженье предложил.
Не ведал я тогда, что к нам беда стучится.
Булл слово дал,
и дал с настоем маленький сосуд.
Сказал, что люди лишь уснут.
Что хочет в это время тихо
он наши храмы только осмотреть.
Что извещал о намерении этом Саама и Чанди,
но оба неучтиво отказали.
Какой-то странный трепет в теле…
И необычно громче, чаще бьётся сердце.
Отчётливей сейчас я слышу голос Совести Души,
как будто прикасаюсь к памяти ушедшей
и возвращаюсь из походов дальних – прежним Яромиром
на земли Таврики домой, к родителям, семье.
А это значит,
что к тебе – Санти,
я с каждым шагом ближе».
Отяжелев от дум, Паук споткнулся.
Под жгучим солнцем закружилась голова.
В глазах златые пятна замелькали,
потухли вдруг,
и накатила тьма.
Анасис удержался, не упал.
Солёный липкий пот утёр со лба.
Глаза сомкнул, стрелы огарок бросил,
про амфору в траве в мгновение забыл.
Паук, трясясь, немного постоял.
И зренье постепенно возвратилось.
Но ноги к месту словно приросли.
Старик качнулся, словно пьяный.
Усилием шагнуть себя заставил.
Поплёлся, с чувствами смирясь.
Преодолев полста шагов, шатаясь, (Полста – на старорусском - пятьдесят)
он потерял сознание внезапно,
и за копною в травы камнем пал.
Конь рыжий встрепенулся, отошёл.
А гуси громко закричали.
Парнишки эти звуки услыхали,
и из подвала вышли поглядеть.
Двор оказался пуст,
спят так же воины в сарае.
Гогочут громко гуси у стожка.
Тревожно крыльями шумят, шипят.
Конь отошёл, и сено перестал жевать.
Ахилл двор снова осмотрел.
Обтёр кровавою тряпицею ладони.
Вглядываясь в кромку леса,
Зэо тихо вопрошал:
— Кого так гуси испугались?
Быть может, зверь опять пришёл сюда?
Взял храбро вилы пастушок:
— Не думаю.
Иначе б жеребец сбежал.
Взгляни-ка, братец, за копною.
Чего-то гуси там галдят.
Скорей всего, там кролик,
а может быть змея…
Я за сараем посмотрю.
Ох, какой же жаркий день сегодня!
Скорее бы разделать нам оленя,
иначе мясо понапрасну пропадёт.
Он обошёл сарай, вернулся и увидел:
Растерянный послушник
над телом толстяка навис
И, пялясь на персону, ногти грыз.
А Зэо, обнаружив человека,
в нём ростовщика афинского признал.
Узнав, парнишка испугался,
что выследил его старик-хитрец.
Ахилл, увидев старика лежащим навзничь,
смекнул,
что незнакомец от жары сознание утратил.
Кивнул пастух дружку:
— Чего ты так дрожишь?
Не зверь и не змея.
Не ранен человек, не болен.
Возможно, к дяде гость,
паломник или простой прохожий.
Скорей всего, что с тропки сбился он.
В горах в таком густом лесу не мудрено.
Давай же, Зэофанес, помоги!
В тень надо старика перенести
и окатить всего водою.
Так он в сознание быстрей придёт.
Но Зэо, раскрасневшись, отстранился:
— А может быть,
…пускай умрёт?
— Ты что такое говоришь? Подумай.
— Я — думаю!
Прежде, чем осудить меня — послушай:
Перед тобой Анасис — афинский ростовщик.
На шее, видишь, медальон златой висит,
на пальце — перстень с властным камнем.
От лекаря сатрапа — Пана
я тайное заданье получил.
За мной Анасис сразу увязался.
А в Кирияках я от него сбежал.
И вскоре от друзей моих узнал…
Ахилл, те знанья только для сатрапа.
Я должен передать их. Срочно! Понимаешь?
Иначе благословенное дитя умрёт
и вскоре к нам несчастие – Война придёт!
Сей ростовщик силён, умён, хитёр.
Ты не гляди, что без сознанья, стар и толст.
Ведь как-то ж он сюда пешком один взобрался?
Ахилл задумался, взглянул на дом,
где мирно почивала Самандар,
и дом окном, как будто глазом подмигнул,
порогом деревянным улыбнулся:
— Я понял. И ему нужна Саманди.
И Зэофанес взглядом подтвердил.
Ахилл:
— Тогда и мы с тобой слукавим.
В тень старика сейчас оттянем
и ты укроешься в подвале.
Гляди, там не шуми.
Я сам в сознанье «гостя» приведу,
и покормлю, дам мех воды с собою.
Дорожку укажу и после прослежу,
чтобы ушёл лазутчик с глаз подальше.
Нет лошади твоей —
здесь незачем ему тебя искать.
Вот только б гости наши тихо
час ещё проспали.
И Зэофанес согласился:
— Пусть будет так, как ты решил.
Ахилл в ухмылке хитрой будто засветился:
— Нам мама часто говорит,
деля на всю семью еду:
коль волки будут сыты,
то и овцы будут живы.
Берём его за руки. Потащили.
* * *
В тени очнувшись от озноба,
Анасис приоткрыл глаза.
Мелькают перед взором пятна.
Одежда вся насквозь мокра.
Ахилл тряпицу на его челе поправил,
сочувственно погладил по плечу:
— Не беспокойтесь, незнакомец.
Вас одарило поцелуем Солнце.
Я окатил вас из ведра.
Вот родниковая вода.
Держите крепче чашу
И пейте по глоточку неспеша.
Паук едва дышал, дрожал.
В ушах он слышал свист,
на шее частый пульс стучал,
сбивалось с ритма сердце.
Рукою слабой упираясь,
пострадавший попытался приподняться.
Найдя, что тени сильно удлинились,
Паук мальчишку вопрошал:
— Сколь без сознанья я пробыл?
Ахилл:
— Примерно с полчаса
от той минуты,
когда нашёл вас у стожка.
Вам повезло, что дома я остался,
что гуси дали знать:
«Пришёл сюда чужой».
Паук, моргая еле-еле,
себе на сердце руку возложил
и разминал с усердием подмышку:
— Да-а… Гуси...
Они когда-то Рим спасли.
— Что — правда?
Так и было?
— Да, юнец.
Подняться, сесть мне помоги.
Лежать — для сердца тяжело.
Скажи мне, как тебя зовут?
— Ахилл я. Здешний пастушок.
Вот дяде я помочь пришёл.
— Пришёл? Откуда?
— Из Кирияк.
— Отсюда далеко.
— На жеребце моём не долгий путь.
Привычный он тропинками бежать.
А вы, как в самой чаще оказались?
Вздохнул Анасис полной грудью
и, запинаясь, в полголоса изрёк:
— Р… родник искал и… заплутал.
Кувшин… — рукою слабой указал.
— Да, незнакомец,
я вашу амфору из-под вина в траве нашёл.
Промыл, водой её уже наполнил.
Вас покормить? Проголодались?
Оленя утром подстрелил.
Из рёбер получилось славное жаркое.
— В жару — жаркое?
Нет-нет. Благо дарю.
Простой бульон пока.
— Я вижу, вам гораздо лучше.
Как вас зовут? Куда идёте?
— Я… Ан…натолий,
— подумал и соврал Паук.
Услышав ложь,
Ахилл немножечко вспылил:
— Как, вы сказали?
Ан…настасий?!
— Анатолий.
Шёл в Итию, а далее на праздник.
Все в Дэльфы в этот день спешат.
Ждать Пифия не станет
одинокого больного старика.
Начнутся в храмах ритуалы…
Пророчить откровеньем станет дева всем.
Слов благодати, наставлений не услышу,
хоть чрезвычайно в них нуждаюсь ныне.
В неведении весь год пройдёт.
Здоровье у меня уже не то.
К началу верно опоздаю.
— Коль это очень важно — помогу.
Короткую тропинку укажу.
Коль строго вы по ней пойдёте,
паломников найдёте.
А там и на повозке кто-то подвезёт.
К мистериям есть шанс успеть.
— Конечно.
Ты здесь один, Ахилл?
— Пока что да.
Вот-вот и дядюшка вернётся.
За ним отец и мать — моих сестёр
с собою привезут.
Пока их нет — двор приберу.
Глядишь, созреет и в котле жаркое.
Я вам бульон сейчас же принесу.
Сегодня будет щедрый праздник.
Так много дел ещё,
А день спешит к ночи.
Ахилл его оставил, подошёл к котлу.
Глубокой чашей щедро зачерпнул бульон,
налил лжецу в широкую другую чашу.
Подумал о рассказе Зео:
«Действительно, старик — хитрит».
Тем временем Анасис разглядывал сарай,
искал ещё следы или огарки стрел у дома.
Не знал,
с кем в бой вступил сегодня ночью Здорг,
и что принудило его преобразиться в драко.
Подозревал и чувствовал Душой Паук,
что в этом доме дева Тара пребывает,
но доказательств не увидел, не нашёл.
Лишь те следы, что на поляне видел раньше:
лоскут от красного плаща
и наконечники александрийских стрел.
Анасис приподнялся, сел
и развернулся брюхом к дому.
Ещё плеснул воды себе в лицо.
Тряпицей влажною обтёрся
и незаметно цепким взглядом
жилище это будто насквозь прошивал.
Пытался обнаружить тень ребёнка.
Быть может, девочка мелькнёт в щели
под крышей приоткрытого оконца.
Но в доме слишком тихо, никого.
«Уехала семья с охраной,
Видно через горы — в Дэльфы.
А это значит, девочка жива
и выполнит своё предназначенье».
Паук душою засиял.
И, соглашаясь, сам себе кивал:
«О, Слава Ра! Санти благополучна!
В полночном храме средь огней
она поговорит с Дэльфинией.
Надеюсь, в этот раз
— всё будет так, как должно.
Ещё на несколько часов
я Булла задержу в лесу. Клянусь!
Поторопись, дитя. И берегись, молю.
Пусть неутомимым будет под тобой
неукротимый жеребец Арэс».
Заметив взгляд лжеца, Ахилл заволновался,
но вида не подал.
«Ишь, взглядом в окнах дома рыщет!»
И, чтобы старика отвлечь от дум,
наш пастушок приветливо спросил:
— Вам посолить бульон?
Насыпать резаные травы, Анатолий?
Лепёшек нет пока. Испечь их не успел.
Анна-атоли-ий?!
Опомнился Анасис, обернулся и кивнул:
— А?! Да.
Немного соли. Трав — не надо.
Ахилл доброжелательно ему кивнул
и, отвернувшись, тайно ухмыльнулся:
«Хитрец… Ну, хорошо. И я схитрю.
Ведь ты сказал: «Спешу».
Я буду добр, учтив, подняться помогу.
Отсюда СКОРО побежишь, не солоно хлебавши!»
С дознаньем согласившись,
Паук взволнованно искал часы,
но в складках гематиона (Гиматион — длинный плащ, его носили поверх хитона).
их не оказалось.
Увидел: развязался пояс.
Анасис испугался, в мгновение вспотел.
Он рьяно рыскал под собою,
Копался рядышком в траве…
И… снова не нашёл.
Встав на колени, полз, искал.
Заглядывал за камни, под травою.
И непослушною дрожащею рукою,
Обшарил многократно разные места.
Заглядывал под каждый маленький кусток.
Нет драгоценной вещи! — Вот таков итог.
Почувствовал Паук,
как вдруг похолодело сердце.
Земля под ним разверзлась,
уходит беспощадно из-под ног.
Он зад свой тяжко опустил,
Зажмурился, главой поник.
Стон хриплый испустил,
Зажав в кулак травы пучок.
— Ах-х, я — растяпа!
Боги, боги! Потерял!
За что такая непомерная оплата?!
Ахилл ему:
— Вы что-то обронили?
И обречённо вымолвил Паук:
— О да-а, мой юный друг!
Старинные арийские часы.
Латунные такие,
Размером с детскую ладошку.
— Как выглядят?
— На треугольник схожи,
с двойным колечком на конце.
И с малым красным камнем в центре.
Всё, что осталось от семьи моей сгоревшей.
Ахилл из-за туники вынул и подал:
— Когда без чувств, в копне лежали
Под вами я вещицу странную нашёл.
Ваш пояс развязался,
а предмет в траве блеснул.
Анасис дрогнул, прослезился и часы схватил.
— Благо дарю, дружок!!!
Он с облегченьем выдохнул,
И в жилах снова жизни ощутил прилив.
Паук с отёкшего перста,
стянул кольцо с рубином
и пастушку в ладонь вложил.
— Держи.
Ахилл опешил, отстранился,
Едва бульон из чаши не пролил:
— За мзду не совершают добрые поступки!
Мне ничего не надо!
Лишь ваше — вам вернул!
— Нет-нет. Возьми, Ахилл, — смахнул слезу.
— Когда ты возмужаешь,
То тогда поймёшь, что злато, камни – пыль.
Нет в мире драгоценней — памяти.
Тех безделушек разных иль вещиц,
Хранящих образы семьи, живых детей.
Не мзду прими за честность.
Прими, как одолжение, перстень.
Коль будешь в затруднении,
В Афинах ростовщика Анасиса сыщи.
— А мне зачем его услуги?
В деньгах я не нуждаюсь.
Их возвращают за дьявольский процент!
— Анасис — я.
Жизнь длинная, бывает коротка.
Шалят, играют нами боги.
И всякое случается, поверь.
— Но вы назвали имя: Анатолий…
— Возможно, так сказал.
Был не в себе и смутно разумел.
Лгать, не желая, я солгал. Прости, Ахилл.
Бульон уже остыл.
Дай чашу, добрая душа.
— Ещё немного горяча.
Ой. Осторожней, не пролейте.
Ахилл присел, разглядывал мудрёное кольцо.
Всё в завитках оно, и буквицах, и рунах.
Парнишка перстнем восторгался.
И сардис подставлял под яркие лучи. (Сардис – старое название рубина)
Анасис с благодарностью ему:
— И вот совет: побереги мой перстень.
Хоть на краю беды окажешься иль глада…
Не продавай! Ни перед кем им не хвались.
Найди меня и предъяви, как долг.
Любое пожелание с лихвой исполню.
Хорош бульон из оленины с солью!
Меня он сразу исцелил.
— Ну да. Старался я.
А если вы умрёте?
— Тогда мой сын иль внук окажут помощь.
А сам подумал и взгрустнул:
«Сынок, я многократно всех переживу.
Бессмертность — благо и расплата».
— Подсядь поближе.
Гляди, что покажу:
Сие есть древний инструмент
для точных вычислений.
Ахилл приблизился и сел.
Паук поставил чашу в травы,
латунные часы себе на длань
благоговейно положил.
Тончайший сектор круга
Он в диск ногтём, не торопясь, расправил,
Под солнца свет зазор с отверстием подставил.
Привычно луч с отверстием
и с тенью стрелки совместил.
— Сейчас нам солнце показало…
О, боги! Пять часов!
Я опоздал к началу ритуалов!
Паук скорей часы свернул,
Бульон из чаши залпом выпил.
Поднялся лихо. Суетился.
Ахилл ему одежды расправлял.
И в руки пояс подал.
На этот раз Анасис
его через кольцо часов продел.
Ахилл:
— Почти просохли одеянья.
Я б сам сказал, что пять часов уже.
Вон… анемоны, видите….
… что теперь стоят в тени дубов,
Почти закрыли все свои бутоны.
Пока не скрылось за горою солнце…
Воистину бежать пора.
В лесу застанет тьма…
Там волки, линксы… (Линкс - ещё одно название рысей, род кошачьих)
— Да, да. Скорее в путь!
— Пойдёмте, к тропке.
Коль поспешите,
то к каменной дороге
сойдете через час.
Я амфору до места поднесу.
— Куда сейчас?!
— Во-он к тому древу.
* * *
У дуба Анасис обернулся,
вновь поглядел на «странный» дом.
И старику нежданно показалось,
что там… сейчас в окне…
стоит и улыбается рыжеволосая… ОНА!
Паук окаменел,
Густым румянцем закипел
…и, не сдержавшись, прослезился.
Виденью малой девы Тары
он низко в пояс поклонился.
«Пусть будет добрым путь, Санти!
За прошлое меня прости».
А для парнишки
пожелание провозгласил:
— Во все лета
пусть будут благословенны все,
кто мирно в доме сим живут.
Благо дарю, Ахилл, за помощь
и за воду.
— А вам успешного пути.
Прощайте, щедрый человек.
Желаю вам везде успеть.
С тропинки только не сходите.
Паук растрогался совсем,
немного губы подхватил
и просиял печальными очами.
Тряхнул парнишку за плечо.
Взял амфору с водой,
и по дорожке,
по которой и пришёл сюда,
Под гору резво семенил.
Ахилл поклону старца удивился.
— Он дому, словно храму, поклонился.
Странный.
Одинокий старый человек.
Вдруг, отчего-то плакал…
Возможно, он хитёр…
Как Зэо говорил.
Но, чувствую,
что глубоко несчастен.
А если за Саманди приходил?
То и ушёл от нас ни с чем.
* * *
Разглядывая перстень на ходу,
Ахилл, сияя, воротился к дому.
«Вот так подарок неожиданно пришёл!
Где спрятать с глаз его?»
А Зэофанес у стожка дружка встречал:
— Ну что, старик убрался восвояси?
Чуть вздрогнув и зажав кольцо в кулак,
Ахилл кивнул.
— А как же?
Как я и говорил, он ничего не разузнал.
Зэо:
— А что ты прячешь за спиною?
Под дубом что-нибудь нашёл?
— Так… ничего. Внимания не стоит.
— Покажи.
— Не покажу.
— Тебе Анасис что-то дал?!
— А почему я должен отвечать?
Ты гость. Я на своей земле. Себе хозяин.
Пойдём, разделать должно нам оленя.
— Не хочу!
Ахилл!
Постой!
Старик… Он не простой,
Ты понимаешь?!
Что дал — сейчас же покажи! —
И Зэо руку пастушка схватил.
— Давай! Раскрой ладонь!
Ахилл его толкнул и руку силой дёрнул.
— Ты что, на солнце перегрелся?!
Зэо в тунику паренька вцепился:
— Дай посмотреть?!
— Оставь меня! Уйди, шальной!
— Глупец!
— Я — глупый?!
Да если бы не я…
Тебя б дракон в лесу сожрал,
В мгновенье вырвав сердце!
И Зэо бросился на парня с кулаками.
— Отдай сейчас же!
— Нет! Не отдам! Моё!
— Твоё?!
Так покажи! Не отниму чужого!
Таг-Гарт и Кодр на шум и гам немедля вышли.
За ними появился на поляне рысью пёс.
Рычал, сливая жёлтую струю под куст.
Приковылял Сатир, зевнул.
Он драку безучастно лицезрея,
Направился к сараю -
Арэса вывести скорей во двор.
А из сарая, пробудившись, греки появились.
Не понимали, из-за чего здесь ссора вышла.
Глядели, вспоминали свои такие юношеские драки,
Как на проулках тёмных с ожесточеньем разбивали
Лучших будущих своих друзей носы.
Таг-Гарт:
— А ну немедля прекратите драку!
Ахилл, что здесь стряслось?
Оставь парнишку. Слышишь?
Разбил ему губу и нос.
Из-за чего вы бьётесь, будто насмерть?
Но парни в сене злобно кувыркались
и продолжали «правый» бой.
Тогда как мартовских котов
греки-воины обоих их разняли.
Хвала богам, бой справедливый,
В котором были оба парня правы,
быстро прекратили.
Ахилл, туникой утирая кровь:
— Таг-Гарт, он первый начал!
Его в лесу нашёл, от зверя спас,
А он…
Неблагодарный!
Тунику изорвал…
Зэо возмущённо:
— Ему Анасис что-то дал!
Что — просто показать не хочет!
Ведь я его предупредил: старик-хитрец!
Прошу, к сатрапу отведите, СРОЧНО!
Кодр, зевая:
— Вот я перед тобою. Говори.
И вырвавшись из цепких рук вояк,
Послушник с рассеченною губою
перед правителем Афин предстал.
Поклоном низким он почтенье показал
Молящими глазами поглядел,
И твёрдым гласом произнёс:
— Правитель мудрый наш,
Я вести нехорошие привёз.
Прошу их выслушать немедля.
Кодр:
— Представься, кто ты.
— Я Зэофанес.
При храме Зевса третий год служу.
Тебя искал. Предупредить.
— И как нашёл?
— Ведут короткими путями боги.
Подсказаны дороги добрыми людьми.
К тебе направил Панифаций, лекарь ваш.
Он приказал мне тайно наблюдать,
что должен срочно передать…
— Пойди, умойся, отрок,
и потом ко мне.
— Да-да. Иду.
Ахиллу прежде прикажите
ладонь немедленно раскрыть.
Почти уверен, в ней найдёте
Златое драгоценное кольцо.
— У пастушка? Кольцо?
— Отсюда только что ушёл
афинский ростовщик.
Его давно я знаю.
От самых от Афин,
он по пятам за мной ходил.
Я в Кирияках от него сбежал.
Да, видно, выследил, хитрец. Простите.
Кодр — Ахиллу:
— А ну-ка, подойди, малец, сюда.
Ведь ты уехал утром.
Так почему вернулся? А?
Дай мне, что прячешь в кулаке.
Ахилл напрягся, словно вор.
Кровь утирая кулаком,
в душе он с Зэо ещё дрался.
Послушно руку протянув,
пастух раскрыл ладонь,
приказу Кодра подчинился.
— Сатра-ап, мне дали это в дар!
Услугой за услугу отплатили!
Я спас Анасиса,
да и ещё часы ему вернул.
Он в благодарность
перстень ПОДАРИЛ.
Кодр в руку взял и оглядел:
— Хм…
«Я знаю этот сардис (Сардис - прежнее название рубина)
в золотом витом кольце».
— Что здесь искал Анасис?
— Ничего.
Его нашли мы у стожка
Лежащим навзничь.
Сегодня солнце жаркое с утра.
Под палящими лучами ещё б немного пролежав,
этот человек бы вскоре умер.
Мы в тень перетащили и помощь оказали.
— Чего хотел, когда пришёл в себя?
— Нет, ничего.
Я дал воды ему с собой и тропку указал.
А Зэо в это время в подвале укрывался.
Кодр строго:
— За что же перстень получил?
В глаза гляди. Не лги!
— Да он в траве вещицу обронил.
Такие странные латунные часы.
Сказал, что вещь, как память дорога,
Воспоминаньем о семье его погибшей.
Когда везде искал, его отчаянье трясло.
А я нашёл, вернул, как должно.
Вот в благодарность я услугу получил.
Кодр:
— Нет, Ахилл.
Златом осуществляют плату.
— Я тоже так подумал,
а он сказал,
что перстень — символ предъявленья долга.
Велел не продавать его, хранить.
… Что при возвращении кольца,
С лихвой любое выполнит прошенье.
А Зэофанес несдержанно вскричал:
— Не верь! Не верь, Ахилл!
Старик — хитрец!
Как он за мной сюда взобрался?!
Как тропку к дому вашему нашёл?!
Ахилл:
— Нет, не хитрец.
Он глубоко несчастный человек.
В лесу он заблудился.
А без воды в жару сознанье потерял.
Ты сам видал, когда нашёл.
Старик за странную вещицу
без сомнения отдал
перстень с ВЛАСТНЫМ камнем…
Вот ты скажи:
Чем дорожит он больше?!
Что для тебя дороже, Зэофанес:
мама или драхмы?!
Смутился Зэо:
— Ну, ты спросил!
Как можно сравнивать такое?!
И вспомнил сам,
Как, нежно перекладывая
одежды старших братьев,
мать роняет тихую горючую слезу.
И часто просит храм оставить,
Жениться и семью
пополнить многими детьми.
Ахилл:
— Воспоминанье о семье – дороже!
Особенно погибшей! Понял!
И этот одинокий человек…
Он просто благодарен был.
Его бульоном напоил,
Отправил сразу восвояси.
Он очень торопился в Дэльфы,
Успеть к мистериям хотя бы.
Кодр к Зэо:
— Так ли было?
Зэо:
— Точно так я видел.
Кодр:
— Спор между вами кончен?
Зэо, опустив свой взор:
— Да, кончен, мудрый Кодр.
— Пожмите руки, дети.
Ахилл, утёрши битый нос:
— И я согласен.
Я ссориться не собирался с ним.
Кодр за плечо мальчишку приобнял:
— Ахилл, ты проницателен.
И много видишь сердцем.
Ты прав.
Анасис, к сожалению, бездетен.
А те, что есть — на рынках выкупал.
Затем усыновлял, свободу даровав им.
Его с женой я уважаю,
Хоть он и крайне хитрый ростовщик,
Владеет магиею чисел, острого пера
и знаньем всяческих наречий.
Ну, Зэофанес, коль спор исчерпан,
Поди, теперь умойся и бегом ко мне.
Расскажешь вести.
Ной, выстави охрану и позаботься о еде.
Да…
И дайте лошадям немного попастись в тени.
Что с ранеными — доложишь позже.
Ной тотчас же приказ отдал:
— Посты расставить.
Другие — выводили лошадей к ручью, поили.
Сатир Арэса вывел на широкий луг.
Дал попастись ему и заодно почистил.
Рубин везде за ними семенил.
Переглянувшись с Таг-Гартом,
Кодр с Зэофанесом уединился.
Сел рядом с домом у окна.
Остановив кровотеченье у Ахилла
и дав распоряжения Паки и Уиллу,
Таг-Гарт тот час вернулся в дом
и Марка тихим гласом разбудил:
— Брат мой, проснись.
Посланец из Афин к сатрапу прибыл.
Недобрых новостей, сказал, принёс.
Мы чрез окно их разговор услышим.
— Что говоришь?
Подслушивать чужие тайны?!
— В недобрый час в горах
свели разумных игроков дороги.
Три Мойры неустанно ткут Судьбы Ковёр.
Куда несёт нас Ветер Перемен,
знать должен мудрый рулевой.
Сейчас нам Кодр союзник.
Что может быть потом?
Хотя...
Нет, я почти уверен,
что он для разговора
намеренно расположился у окна.
Тем показал, что нету тайны от тебя.
Нам важно защитить Саманди, Мэхдохт
И не ввязаться снова в бой.
Санти необходим
с драконицею разговор.
Случиться должен в храме,
Ровно в полночь.
И время с каждым часом тает.
Бог Гелиос спешит за горизонт.
Марк, одеваясь:
— Да, ты прав. Согласен.
* * *
Кодр под окном сидит и
Задаёт вопросы Зэо:
— Ты многое уже наговорил.
Как ты попал сюда — мне ясно.
Начни теперь сначала.
Что Панифаций передал?
Рукой мальчишке указал: «Присядь»
И тот уселся на ступеньку ниже.
— Начало было раньше, мой правитель.
— И когда же?
— В ночь мистерий в Элевсисе.
— Вот как?
Повествованье начинай.
И Зэо ярко рассказал,
какая давка приключилась ночью,
как лошади в повозках
вдруг с ума сошли и понесли.
Как разбивались подношений чаши с маслом,
и возгорались одеянья, люди голосили.
Как Страх и Паника у храмов воцарились,
как сам в толпе, мечась, немного обгорел.
Как там какой-то всадник юный неизвестный
остановил взбешённых лошадей.
Тем спас паломников-калек,
Иначе все б разбились, обгорели.
Как знатный лекарь — Адонис Тэррий
Трёх мистов сильно пострадавших
у себя в дому всю ночь лечил, спасал.
Средь них был изувеченный храмовник.
Служитель храма Зевса – Доплен Здорг.
Как в третий день он — наш Зэофанес — прибыл
к Авроре в славный город Элевсис.
Как Здорг умом от ран немного повредился.
Разыскивал в пустом дому александрийцев.
Кипел безумием старик. И в гневном иступленьи
Приказывал их всех немедля без суда казнить.
Так он с Кризэсом — другом-силачом —
был вынужден злосчастного жреца связать, скрутить
и дать успокоительный настой пред тем,
как перевезти его и двух храмовников в Афины.
Притом, Аврора поделилась наблюденьем,
что заживленья таких тяжёлых ран от мазей
столь невероятно быстро
прежде не видала никогда.
Затем — как будто в храме Здорга подменили.
Потом — другой, тот крепкий человек, — пропал.
Что Зэо глазами собственными видел,
Как на пустыре за храмом в старой роще
сражались насмерть друг-Кризэс
и человек, лицом на Доплена похожий.
Истошный крик Кризэса вспомнил:
«Детоубийца! Зэо, берегись!»
Как он на пустыре очнулся,
Наослепь чей-то труп и липкий нож нашёл.
Глаза прикрыв на миг,
послушник ту картину ясно увидал.
Похолодев от скорби, задрожал.
Слезу горючую сдержал.
Смятенье духа волей обуздав,
юнец вздохнул, взор скорбный опустил,
и далее рассказ в полголоса продолжил:
— Потом охранники меня схватили…
От храма в казематы привели.
Ваш мудрый лекарь рану осмотрел…
И сделал вывод,
что от удара камнем в шею
Я не только потерял сознанье,
Но ещё и собственное имя позабыл.
Пан, расспросив меня и помощь оказав,
От страшных пыток Ката спас.
Леченье оказал и кашей накормил.
Но главное — он в мой рассказ поверил!
Чуть позже, в час вечерний тайно
мы с Паном и Медонтом — вашим сыном,
дознанье в роще проводили.
Тот труп, что я нашёл на пустыре,
был мой Кризэс.
Он беглый Римский гладиатор, оказалось.
И, будто был истерзан зверем,
Иль пал ссс горы, разбился весь.
А Пан ещё сссказал,
Что до конца Кризэс не сдался.
Сссоперника он повредил вот этим вот ннножом.
И, что убийца, вероятно, меч его с собой унёс.
Кризэса меч и нннож — как братья-близнецы.
Правитель мой! Тттаков тот меч — гггляди!
Вот Панифаций и рррешил
Что, если меч нннайти,
Нннайдётся и убийца.
По ггголосу, возможно, я б его узнал.
Мммой друг Кризэс в бою
вввозмездье сссовершал.
Как пппонял из дознанья лекарь,
Тттот неизвестный пппогубил
У гладиатора любимую жену.
Антеей, знаю, деву звали.
Кодр чёрный нож вертел в руках
и точно знал,
что чуда, запечатлённого в металле,
ни разу в жизни прежде не встречал.
Рисунок тонкий на клинке, как письмена.
Эфес - в мгновение застыли волны моря.
А в рукояти: выставив вперёд рога,
почти живая голова рассвирепевшего быка.
Весь нож - единая божественная мысль:
как будто из под тёмных вод
для мщения на сушу рвётся Апис. (Апис первоначально был только живым символом
Осириса, который сам называется образно
«быком преисподней»)
Подумал Кодр,
что нож сей, как и меч создали боги.
И тот, кто этой парою владеет,
управляет силою двоих быков.
Кодр - Зэо:
— Так лекарь мой сказал?
Кивая, Зэо:
— Да, Кодр. Ддднём позже.
В ттту ночь…
он дал мне тттайный кров,
чтобы убийца не нннашёл,
ннне кончил дело.
А утром…
нннам с Медонтом…
Паннн ещё одно открыл…
Словам послушника внимая,
Кодр юноше сопереживал.
Плеча коснувшись, подержал,
Чтоб тот не заикался больше:
— Не торопись,
и говори спокойней, мальчик.
— Да, да. Дышу.
Ваш лекарь возбуждённо рассказал,
что прежде в Риме пппроживал.
Что был военным очень знатным
И на аренах в гонках часто пппобеждал.
— Об этом знаю. Дале что же?
— Тттого, кто сжёг его семью, детей…
Он, вероятно, встретил в вашем доме.
Его узнал по голосу, манерам.
Тот лжец трагедию ЕГО,
а не СВОЮ, вам рассказал.
Да и ещё представился ссстратегом.
Что гость незваный — Тэос Трагос,
Омоложенья даром обладает
И нелюдской его талант.
Уверен Пан на самом деле,
охотится тот Ирод за дитём,
Как Ирод-царь, что погубил
бесчисленно младенцев.
А коль дитя найдёт святое — замучает, убьёт.
Ведь иродам сие привычно дело.
Ещё предупредил:
Стратег — хитёр невероятно,
и тем опасен он,
что в сумерках и ночью
наши намерЕнья ясной мыслью слышит.
И, затуманив разум
словом, взглядом или жестом,
может повелевать легко
свободной волею людей.
Вот так он и тебя направил с войском
На поиски благословенного дитя,
Чтобы найти его, украсть
И тотчас скрыться с глаз подальше.
Злодеем — судьи сделали б тебя!
А чья была б потом Афинская корона?
Аврора в Элевсисе говорила,
Что та семья александрийцев,
Которую разыскивал наш жрец,
жила у них с сопровождением неделю.
И златокудрое дитя столь необычно.
Привычно и легко ей врачевать,
И видеть сердцем суть вещей.
Душой она добра, светла, бесстрашна.
Влас красный — словно халк на солнце. (Греч. халк — медь)
Глаз девы цветом камня аметиста.
Спасаясь от ищеек Здорга — миста,
они на лошадях подались в горы.
И сам Адонис Тэррий в Дэльфы
их безопасными тропинками теперь ведёт.
И цель моих усилий тоже —
Спасти благословенное дитя.
Коль девочка умрёт, наступит Тьма.
Разрушат наши земли войны, глад, нужда.
Вот Пан меня послал следить за тем,
Кто рядом с вами в Дэльфы скачет,
суть зверя и убийцы прячет
под красным шерстяным плащом.
Но Пан, как бывший воин, приказал:
В бой не вступать, себя не обнаружить.
Коль ирода по голосу узнаю
Иль меч узрю с резною бычьей головою,
Немедля воротиться должен
И всё подробно рассказать.
«Немедля», к сожаленью, не смогу.
Я упустил дарованную Паном лошадь.
В лесу сейчас остался пегий жеребец.
В пути к тебе его чуть насмерть не загнал.
Там на тропе…
Ахилл меня от зверя спас в последнее мгновенье.
Тогда перед сражением услыхал-заметил:
Как драко вдруг по имени его назвал.
Как зверь вещать по-человечьи может?!
Всю жизнь Ахиллу благодарен буду
И возвращать сей неокупный долг.
Теперь я всё сказал, что знаю Кодр.
Скажи, что Я исполнить должен?
Что Пану передать?
— Мда…
— Не верите?!
НЕ ВЕРИТЕ?!
Кодр, напрягая ноги, еле встал,
Как будто на плечах своих держал
Всю ночь небесный звёздный купол.
Утёр холодный пот со лба,
Вернул с почтением оружие мальчишке.
Правитель глубоко дышал,
На скулах желваки играли.
Сатрап сжимал и разжимал ладони, кулаки.
Чтоб признаки тревоги скрыть,
он руки прятал за своей спиною.
— Что исповедал — истина.
Тебе я, мальчик, верю.
Обрисовал картину.
Теперь всё ясно мне. Благо дарю.
Пойдём, кого-то покажу.
— Кого?
— Ту, которую, не видя и не зная,
любой ценой готов ты защитить
— Саманди…
и её семью.
А также смелого Сатира.
ОН - в Элевсисе
тех перепуганных коней
у храмовых ворот сдержал.
И здесь…
Разящий чёрный меч богов,
По благословению Афины,
Был именно в его руках.
НИКТО из нас — вояк
Лже-Тэоса в бою не ранил.
А парень дважды смог,
Хоть от рождения хромой.
Он сирота и бывший раб,
Теперь свободный человек
По пожеланию Саманди.
И Зэофанес восхищённо задышал.
И, раскрасневшись, суетился.
Бросая взор туда-сюда,
Искал Саманди и хромавшего мальчишку.
— Они все ЗДЕСЬ?!
Сейчас?!
Что — правда?!
Я их увижу?!
Чудо! Чудо!
— Ты, Зэофанес, это заслужил.
Пойдём, «дружок с кровавым глазом».
Как нам вчера Саманди провещала.
Она ждала тебя.
Ахиллу встречу утром предрекла.
ОНА - его послала,
Тем шанс на жизнь тебе дала.
Теперь вы братья с ним навечно.
— Такому братству очень рад!
У меня лишь три сестрёнки.
А, правда ль то, что у Саманди
лавендиновые очи? (Лавендин — другое название аметиста)
Восхищенье парня ощутив,
Кодр засиял в улыбке:
— Ха-ха…
Дитя я это от рожденья знаю.
Пойдём, послушник,
и увидишь сам.
* * *
Марк, за стеною находясь,
Обоих речи слушал, не дыша.
Когда послушник и правитель удалились,
Легат сидел, не шелохнувшись,
и рассуждал на корточках в углу.
Шептал:
— Не знаю, что и думать, Таг.
В святую ночь Деметры
Жрец храма Зевса в давке пострадал…
Для миста ведь недобрый знак.
В подвале нашем оказался после…
И на предплечиях его друзей
Олкейос чёрную печать нашёл:
Кинжал, на нём змея и роза.
Возможно, потому силач пропал,
что тайное нечаянно увидел.
Второе совпаденье, скажешь? Да?
… Здорг без врачевания Авроры
Едва от тяжкой раны не погиб…
Но, омолодившись как-то за ночь,
мист этот по дороге будто бы исчез…
…Да и Секвестра очень изменилась…
Что с ней случилось? Почему?
А утром после ссоры с мамой
девица убежала в славные Афины...
Кто девушку туда послал?
Что сделать приказал?
В день третий — жрец храма Зевса
Из храма своего сбежал
и гладиатора-вдовца на пустыре поверг…
Но способом, каким
пока нам точно неизвестно.
Злодейство совершилось тайно.
Свидетель боя чудом не погиб.
Скажи, Таг-Гарт…
Выходит так, что Доплен Здорг — старик,
Став юношей, сменивши имя,
В плаще и с гладиаторским чужим мечом,
К сатрапу в дом пришёл,
Представился стратегом Рима?
— Верно, так и было.
А Панифаций ирода узнал!
Лже-Тэос Кодра словом обольстил…
В его отряде — сам себя искал!
— Жрец годы рядом с Кодром был,
Ни слова правды, только лгал!
Здорг в дом его входил!
Детишек на руках держал!
Сатрап его всегда к совету приглашал
и мудрым другом называл.
Сам это слышал.
— Немыслимо коварство!
О, пощади всех нас, Озирис!
— И ты заметил,
каким путём пришёл к Сатиру верный меч?
Лжец и убийца сам принёс его сюда!
Видать, что очень опасался чёрной стали.
И потому, он при себе сие оружие держал.
Да упустил, когда девчушку похищал.
ОНА - ему дороже и опасней, значит?
Перстами растерев зудящий мыслью лоб,
Таг-Гарт вполголоса изрёк:
— Клубок из путанных богами нитей и дорог!
Одно могу сказать: Кодр нам не враг.
Его нам опасаться нечего в сей час.
Препятствовать отбытию не станет.
А зверь, что называл себя стратегом,
Сюда к ночи
За дочерью твоей придёт опять.
Друг мой, пора бежать.
Разящий меч Афины у Сатира есть.
Нам нож посланника
в дороге пригодился б очень.
— Согласен.
Буди александрийцев, Таг-Гарт.
Пусть Паки выведет, напоит лошадей.
Я поднимусь наверх,
Саманди, Мэхдохт разбужу.
И Ларга подниму с дочуркой.
Пока Фортуна благосклонна
И над нами ярко светит солнце,
Нам надо отправляться в путь.
— Но, до того
поесть за дружеским столом необходимо,
Чтоб дружбу с Кодром закрепить.
Быть может, даст сопровождение до Дэльф?
Трёх всадников
Хотя бы на день и на ночь.
— Разумный ход. Спрошу.
Но не уверен, даст ли.
Зверь жив и Кодру может отомстить.
— Конечно.
И что сейчас в его решеньи перевесит:
дружба или страх —
никто из смертных знать не может.
Вставай, пойдём…
Ахилл с дружком оленя утром подстрелили.
Уже готово мясо и наваристый бульон.
Мы за два дня опустошили все припасы.
Нет более в амбаре овсяного зерна
И потому лепёшек ожидать не стоит.
Как будет выживать семья?
Марк:
— Я понял. Ларгу заплачу.
Сатир хромает сильно?
— Да как обычно.
Похоже, рана за день зажила.
С Арэсом и Рубином
Он только что ушёл к ручью.
— Легка на врачеванье
рука моей Саманди.
Таг-Гарт:
— Да и чудесны Тэррия бальзамы.
Всё ж…
слишком быстро набирает силу дочь твоя.
Марк глубоко вздохнул и вздрогнул:
— Верно, верно.
М-м…
Что-то укололо прямо в сердце.
— Может быть…
отцовская любовь?
Смутившись, Марк сурово брови сдвинул:
— Её касания тревожат воинов умы.
Из-за неё свершаем мы ошибки.
— Но всё ж…
Любовь — источник бесконечной силы.
— Знаю, знаю.
Мне просто непривычно дочь свою любить.
— Пока мы в этом мире живы,
УмнО сей шанс не упустить.
Кто знает, Марк:
У Мойр в руках ещё большой клубок
Иль тоненькая нить уже осталась?
Похолодев, Марк зыркнул, резко встал.
— Таг-Гарт! Язык свой прикуси!
Поди, займись делами.
Я поднимусь к семье.
— Да, мой легат. Прости.
Продолжение читайте в главе "Севильин день" часть 6