Олег Коцарев. Переводы

Не о том

Дедушка пытался меня научить
разбираться в радиодетальках,
показывал и пояснял,
а я лишь смотрел и думал, что
эта зелёная штука напоминает мне
железнодорожную цистерну,
а вечерняя лампа тем временем мягко,
гуманно резала глаз.

Через шесть лет я разбил кирпидоном
окно упразднённого детского сада
и, убегая, думал лишь о несоразмерности
жирной сторожихи
и тонкого дрына,
с которым она за мной гналась.

Всегда я думаю
не о том.
Вот и теперь –
через какую-то секунду я нажму кнопку,
бархатные клёны натужились,
понимаете, ещё миг – и я нажму кнопку,
но думаю
лишь о том, что одновременно
загорелся зелёный свет
на всех светофорах этой улицы,
превращая пространство
в бесконечную бодрую ночную взлётную полосу.


Победа

дождь вынуждает выходить на балкон,
глядеть на стену, деревья
и беременных коз,
которыми кажутся другие балконы,
похоже,
в этом году виноград всё же коснётся
трепещущей рукой
крыши этой пятиэтажки


Новые симптомы

Первенец-дождь знойного лета
возводил вокруг лип и некоторых стен
невидимые дома теплоты.
В них свою негу лелеял
влюблённый человек,
выдумывая хайку
о новых
симптомах
своей страсти:

смотрю на тебя
вот губа онемела
и лунка над ней

Выдумал и послал на конкурс –
здесь он лежит,
листочек с каплей
дождя,
упавшей с волос кого-то из членов жюри,
лежит – и, может быть,
что-нибудь выиграет.


Любовь

любовь играла на солнечных нервах
разбросанных по воздуху моей страны
уже с самого утра

и тогда научный секретарь одного из универов
оказался динозавром
и разрушил до сорока процентов
строений своего учебного заведения

а мы тогда пили алкогольные струи в кофейне
мы наливались любовью
и видели что в очереди к туалету
один 20-летний парень уписялся
уписялся
уписялся
уписялся

и мы поняли что нужно сделать
забежали в одну мастерскую
то ли в обувную то ли в часовую
и стали там обблёвывать все верстаки
каждый верстак
каждый ножичек ручечку линзочку баночку ключик
и послеобеденные яблоки
и ребристый пол
и даже электрические пауколучи
мы обблевали

но вот блестящий чёрный радиоприёмник
заиграл песню "вояж-вояж"
а потом песню группы "воровайки"
и любовь тогда распоясалась окончательно
всё вокруг зазвенело
сила притяжения исчезла
мы засмеялись и повалились на пол
а обписянный парень
стал бабочкой-адмиралом

так из трёх способов запрудить
реку дня крепкой плотиной любви
только последний оказался успешным


Маленькая казахская девочка

Чистый воздух вливается
Во все щели и двери
Вагона,
Словно вода в ситечко
С зелёным чаем,
И наружу
Выливается
Уже немного потемневшим.

Можешь глотать глазами
Эти струи,
Можешь пытаться
Думать о чём-то другом,
Пока
Маленькая казахская девочка
Жасмин
Ещё привязывает ремнями к полке
Своего отца,
А не тебя.


Встреча на Эльбе

на тусе по средам
между универом и метро "Госпром"
мы с тобой несколько раз подряд
целовались до само
заб
ве
ния

если чужие вещи
называть своими именами –
целовались безо всяких мыслей и намерений
что и спасало от
не
до
разумений

кроме одного:

как-то раз
после долгого чувственного петтинга
я не нашёл в кармане джинсов
5 гривен
долго искал долго злился
и знаешь
был уверен
что
это
ты

прошли года
и кажется
мы с тобой пока что побеждаем
мы стали кем хотели
а ночной клуб
который мы ненавидели –
"XXI век" –
закрылся
и вход в него перекрыли
отряды накаченных
бурь
я
но
в

из соседнего
победного окопа
я довольно салютую тебе
так же как и ты мне
смотрю и думаю что же я лучше
за
помнил:

твои глаза пекуче-космически-синие
или твердющие вишни твоих сосков
или всё-таки
эти 5 гривен
(цвета всех джинсов всех твоих глаз)
которые я
наверно
сам же
и потерял?


Инженерия

Молоко в шампанском.
Липа на тротуаре.
Одна.
Совсем нет конкурентов.
Из-за земли,
Кислорода,
Кошек и псов,
Углов падения и отражения солнца.

А ещё есть у липы секрет –
Большое подземное озеро
(Она в нём полощет корни),
Совсем позабытое инженерами
Этого богатого
Инженерами
Города.
Вот один:
Седые волосы, зелёные глаза
Его
До сих пор отражают бело-зелёные
Стены-знамёна
Производственного помещения 1970-х годов
С лампочками-тире
И лампочками-апосторфами,
С нетрезвым блеском часов,
С тонким сыром чертежей
И коматозной силой гравитации
Поломанной вертушки.

Он и сегодня
Занят,
У него сумка инструментов и русый мешок
В который он складывет
Крышки люков канализационных
Для своей коллекции,
Самой большой (если не единственной)
В этом городе.

Сейчас он поднимет –
Вот-вот-вот, ещё немножечко –
Люк слева от липы –
А на самом деле на невидимом пульте
Нажмёт на кнопку "Гаплык" –
Озеро проснётся
И встанет,
Быстро поглощая горизонтали и вертикали
И съедая, как кашу, землю.

Мы ещё не дошли
Пару кварталов,
Я удивляюсь воде, но совсем другой:
"Оля, смотри, что такое, нету дождя,
а с крыш какая-то вода льётся на землю?"
"Господи, да это были заморозки ночью и утром,
а теперь всё растаяло и стекло.
Что ты, физику в школе не учил?"

Не учил.


Смерть Сталина

А.П.

Наверное, у каждого может быть своя смерть Сталина?
А теперь есть своя и у меня –
Это одноименный этюд
Аркадия Павлюка.

Пятого марта пятьдесят третьего года
Он ещё до обеда
Спустился по тихой улице
В харьковском частном секторе
Между белых и красных домиков,
Поставил на месте умершей на зиму грядки
Этюдник
И через какие-то полчаса
Подарил мне смерть Сталина:

этот мокрый
ещё не раскисший снег
это небо цвета чуть посиневшего мороженого
эти угловатые мазки заборов
эта заснеженно-грязная изба
деревья чьи ветки превращаются в воробышков
и на каждом доме красно-синие флаги
с чубчиками чёрных ленточек
спокойное остужённое дыхание
без траура и злорадства
очередная победа пейзажа
и едва заметная фигурка
у забора
со словами: "смотри, кто это там?"

Несмотря на оттепель, за эти полчаса он замёрз.
Собрал этюдник. Зашёл и выпил.
Быстро написал в правом уголке "А.П."
Поставил рисунок у стенки.
Порылся немного
В шкафу среди скелетов подрамников.
Закрыл шкаф.
С крыши дома
Сосулька упала
Кому-то под ноги
В одну из первых
Противных  и холодных луж.


* * *

взять и написать впервые за год
стих в котором ничего не будет о воде
где она не будет сверкать перстнями белого золота
где она не захрапит и не станет ворочаться во сне
где она не родит птиц из ничего
не поселится в волосах
не защекочет руку

или не писать его
а просто сесть в автобус
и поехать к морю

у поэта всегда есть выбор


Разговоры об эмиграции

Вот и улетел в западном направлении
самолёт
с очередной порцией
твоих приятелей-эмигрантов,
а за ними поплелось солнце,
оставляя пятна жара
и пятна жира.

На миг сердце остановится,
на миг желудок сожмётся,
и покажется, что ты –
крестьянин семидесятых годов,
который не поехал
с одноклассниками
учиться в ближайший город,
растерялся – и вот уже в засаленных штанах
рыбачишь в камышах за плотиной,

и по-коровьи поёт
гудок
единственного здесь завода,
а тебе всё равно,
тебе наплевать,
кажется, у тебя клюнуло.


Под лапками сороки

Буквы
на дереве и в камне –
словно намёк на поэзию;
состязание, ненависть
и покой –
как формы одиночества.

Намёк –
ох, как это часто бывает –
оказался
сильнее поэзии,
об этом тебе сообщить
сорока спешит,
чёрно-белой кардиограммой
прыгает она по могилам
маленького
пражского кладбища эмигрантов.

Под её лапками
столько миров далёких качают
высохшими головами,
и не поймёшь уже,
соглашаются с птицей
или же наоборот.


Стены

пузыри краски на стене
туалета моего детства где было так весело
где всё пространство было моим и я даже становился
хозяином дедовой пепельницы
которая в прошлой жизни была консервной банкой

стена дома – я хотел повалить её ударом руки
в отместку за то
что меня звали домой и не давали больше гулять

стена которая воедино склеивает кирпичики и плиты
стебельки двп а потом их отпускает
или навечно зацеловывает чёрными снами пожара

стена за которой кто-то смотрит сериал о милицейской
собаке

стена которая оканчивается воротами
плавными и пластичными как раковина
и как пёстрая персидская кошка одновременно

стена которая немного ободрала спину
кому-то из любовников

есть стены – не разделение
не давление расставаний
стены – целостность
радость
завершённость

совсем не обязательно рушить стену
обойди её медленно проведи рукой
перелезь через неё
обними
ласкай её –
тёплую благодарную стену!
ласкай её сильнее!


Без пыли – грустно

Подарил тебе пластмассовый китайский будильник.
Чёрно-белый.
Ты сказала, что я дурак,
А обиделся – он.

И полетел в окно,
Сел на ветку.
Молчит с грачами,
С воронами обсуждает галок,
Но больше всего дружит с сороками.

Те всегда зовут будильник
Вместе дразнить млекопитающих
Или вызволять из плена кусочки солнца,
Но будильник – нет,
Он любит сидеть здесь на ветке,
Потому что ежедневно снизу останавливается
Человек,
Чешет голову,
И часть пыли с его волос,
Всему вопреки,
Высоко взлетает
И садится на циферблат,
А без пыли – грустно,
Спросите у любого будильника.

Теперь, даже если батарейка разрядится,
Будильник с удовольствием покажет время,
Хотя бы два раза в сутки,
А освобождённое сороками солнце
Сыграет роль секундной стрелки:
Вон как она бегает –
Столько всего изменилось,
Ты меня называешь дурачиной и целуешь,
Но уже совсем по другому поводу.


Валет

– Кто живёт в этом камине,
Замурованном ещё до войны?

– Здесь живу я, валет,
наполовину червовый,
наполовину пиковый.

Сегодня, первого июня,
я вылетаю в щель,
выныриваю над крышей.

Сегодня, первого июня,
я могу лишь немного изменить
угол солнечного света –
и внезапно начнётся осень.

Сегодня, первого июня,
я вижу, как на далёком поле
ходит дождь,
как огромная цыганка.

Сегодня и всегда
у меня на беретике перья.

Берегись, если тебя захочет
Тёмная моя половина.


Осеннее смягчение

Бабьим летом,
когда светит земля вместо солнца,
а деревья вместо фонарей
так сильно, что даже на Марсе моря плавятся,

на скамейках перед гаражами
бухают не подростки, а пьяницы почтенного возраста,
молча, задумчиво.

А может, это просто подростки
одели на себя маски,
опухшие,
мягкие,
звуконепроницаемые,

и неслышно смеются,
всё громче и громче,
в напрасной надежде
прорвать эту сладкую маску
тёплых вечеров
Бабьего лета.


Внутренняя логика

Девушка из России
Медленно смеётся при одинаковых припевах
Акустического рок-фестиваля.
Рассвет.
Над землёй летает розовый шарфик,
А посеревшие за два дня
Горячие и усталые гости рок-фестиваля
Возвращаются домой на свистящих электричках.
Девушка из России
Легла тебе на колени: по-другому на этих сиденьях не уснёшь,
Но какая же коварная штука – язык!
Это только называется – "легла на колени" –
На самом деле ложатся совсем не на колени,
И ты глядишь в окно, читаешь шифры на столбах, ищешь волков среди посадок,
А у тебя совсем не на коленях – голова девушки,
Которая перед тем, как заснуть,
Назвалась будущим архитектором –
И вот возникает неминуемая эрекция,
А она на миг приоткрыла глаза и спит себе дальше,
Трудно определиться, сладко это или постыдно,
И тогда ты понимаешь: вот что такое внутренняя логика!
Внутренняя логика – это когда ты
Вписан в цепочку событий, красок, домов, деревьев,
Внутренняя логика – это когда ты
Смотришь вслед улизывающей электричке,
А там в окне – ещё один ты.
Из-за твоей эрекции голова сонной девушки из России
Время от времени едва заметно поднимается,
Словно бессильно пытается
Чему-то возразить.


Мешки, парики, груши

Река заходила в ночь
Со вскипевшим чайником в руках.

Подходило к концу строительство
Из забавных
Гвоздиков, треугольничков, спиралек,
Зеркальных фигур без формы,
Звериных масок,
Оставленных здесь во дворе авангардистами-деструкторами:
Кого-то забрали дежурные с мешками картошки на ногах,
Кого-то забрали наркологи в пластмассовых париках,
Одного даже схоронили за муравейником.

Под утро строительство вздохнуло
И завершилось.
И что же –
Как ни строили, опять, чёрт возьми, вышел
Кривой и уютный домик
С рожками
Для винограда дикого,
Со ржавой колонкой,
С гнилыми грушами
Для червяков и котят –
С ними придётся поколениями дружить
И делиться
Хлебом и трупиками.


Внутреннее противоречие забора

Забор одного
Из красных дворов
На левом берегу речки Немышли,
Обросший мягким мхом,
Сверху какой-то надкушенный,
Словно крыса надгрызла печенье,
И только когда пошёл дождь,
Понятно стало,
Что это струя воды из водостока
Продолбила в заборе выбоину
За десятки лет
Летних ливней, бесконечной осенней мороси,
Вдохновенных весенних осадков,
Когда небо напоминает море,
Хороший пример, и тут бы сказать,
Что таков он, дескать, закон жизни,
Что всё у нас так и происходит,
И привести пример, что по похожей схеме
Отец моей знакомой
Убедил её мать
Выйти за него замуж,
И что так члены Союза писателей
Получают Шевченковскую премию,
И что так строят школы и заводы,
Завоёвывают рынки,
Так гибнут и рождаются народы...
Непобедимо ярким и поучительным
Был бы этот пример
На левом берегу Немышли,
Речки тонкой, как гадюка, и такой же ядовитой и гибкой,
Если бы я не видел, как мох
За считанные дни взбирается по этому забору,
Если бы я не видел, как дождевая вода
За семь минут, пока я говорил с тобой по телефону,
Безудержно заполнила арку двора,
Где люди прятались от непогоды,
Им сперва пришлось отступать
Всё ближе к бежевой стенке,
А потом они не выдержали,
Одели на головы пакеты от куличей с изюмом –
И выпрыгнули под ливень:
Словно десантники на побережье,
Словно мох на забор.


Бахчисарайский чебурек с орденами

И вот сижу я в Бахчисарае
Возле окна огромного, а передо мною лежат
Раздавленные мёртвые солнца чебуреков
С пустыми вздутыми кратерами, жирными законами физики,
Мясными морями галактик.
Ещё вчера я был разведчиком в штабе субординации:
Нагло вербовал агентов,
Зычно смеялся и кашлял,
Короче, вёл себя непрофессионально.
А вот сегодня сбежал. Сегодня я посреди
Геометрического сада пропорций,
Посреди углов, извивов и с точками башен.
Здесь на минаретах живут сфинксы,
А на сфинксах живут козы,
А напротив меня
Русский дед пьёт чай с орденами.
Я бы и сам соорудил здесь фонтан
И написал бы тюркскими буквами:
«Вырастают груди у женщин
когда они вместо мыса входят в средние волны
а у морских мужчин
когда они посмотрят на небо
в глазах – стая чёрных волосинок».
Но ведь я сначала перепутал –
Солнце чебурека совсем не мёртвое, а живое.
Вот я сейчас съем – и засвечусь
Самовлюблённым солнцем.
Короче, я вполне доволен,
Как и русский дед напротив,
Одного бы мне только хотелось:
Увидеть фильм, фотографию или пантомиму
О том, как он вселялся
В чужую сырую квартиру,
В чужую глиняную хату,
В чужой сарай, в чужой сад с забором,
И как при этом чухал голову.


Московский проспект

Тысячи следов на снегу
потягиваются и куролесят;
тысячам следов на снегу
в нём уютно,
как и людям
в своей утренней и вечерней любви.

Миллиарды снежинок в старом дворе
забавляются и танцуют;
в узком проходике из двора на проспект
мне сказали они,
что жить собираются в моём пальто.

Щурятся глаза угасшим фонарям –
один лишь пух в мире вокруг!
И никакой несправедливости!
Я носом шмыгнул и сильно плюнул вперёд,
но кусочек моего плевка
прилип к одной из снежинок
и с нею быстро полетел сквозь проход,
быстро полетел наружу –
куда-то в опасный,
в бесконечный проспект.


Что такое счастье и кто такая работа

каждый человек
каждый день
999
раз произносит слово «счастье»
так что же такое счастье?
и, если на то уж пошло,
кто такая работа?
итак, работа – это когда
инженер возвращается с завода трезвый,
садится на зелёный диван,
достаёт свою домру –
это такой струнный
инструмент,
такое чёрное солнце с одной длинной ногой –
и исполняет пару адаптированных
произведений Бетховена,
а счастье – это когда
тот же
самый инженер
среди ночи
проснувшись, увидит,
как лунный луч сквозь окно
выхватывает из комнаты тёмной
портрет Аль Бано и Ромины Пауэр
на обложке старой пластинки:
Аль Бано хитро смеётся, а Ромина
придерживает шляпку,
инженер подскочит к окну
и увидит, что далёкий лес –
это обдранная тощая собака,
завывающая на луну,
тогда инженеру станет хорошо,
словно он две недели отдыхал в санатории,
словно свечкой негасимой работал
в окне церковном
на дежурстве ночном –
пока колокола не проснутся
и не придут
на работу.


* * *

Только бесконечные
Цепи фонарей
Соответствуют
Моему
Настроению.


Мой первый нож

И что он мне
Только не показывал!
Даже шрамы на гадких жёлтых рёбрах.
И рассказывал что убил человека
И про обстоятельства в республике Ичкерия
(Мы были за длинным неудобным столом)
А напоследок он показал мне нож
Танцуя с русой девушкой
Эту девушку привёз из центра я:
Обычная шлюха с грустной улыбкой
Очень-очень молодая
И с длинным конским хвостом
Потомки спросят
Чего я хотел и зачем привёз её в этот дом?
Трудно сказать
Теоретически я с ней хотел переспать
Пока вокруг крякали остатки бора
Очевидно
Девушка ему понравилась
Они танцевали
Именно тогда он взял нож
Чёрный нож с серыми заклёпками
Со следами прошлогоднего хлеба и снега
Глядя на меня и на неё
Он рисовал им блюда в воздухе
Огромные
Всё больше глядел именно на меня
Иногда рисовал букву Z
С тех пор я решил собой гордиться:
Я – вовсе не конченый человек
И не загнанный кабацкий кабанчик:
Ведь нож мне показали
Не из-под стола как некоторым
А в быстром
С намёками на страсть танце
Мой первый
Кухонный нож!


Год национал-социализма

Год национал-социализма
Начался жареным утром,
Когда сторож перетащил к центру стоянки
Разбросанные взрывом автомобили...

Если честно,
Души были пусты,
Даже деньги, эти коньки морские,
Мало что возбуждали:
В этом легко можно было убедиться,
Зайдя в первый попавшийся офис
И выслушав половину телефонного разговора.
Сомнения исчезали:
Другой половины нет...

Огней было немного:
Архитектор из окна офиса
Увидел бы их как несколько новых высоких деревьев,
А бантики появились у всех
За считанные минуты,
И каждый дышал всё сильнее,
И кто-то нёс домой новую книжку,
И кто-то отколупывал жёлтый кирпич,
А у кого-то была только минутка – перерыв  для чая –
Чтобы посмотреть, как в небе потягивается и вздыхххает
Раскалённый синий лев...

Когда расстреливаешь быт,
Хочется видеть цветные гильзы,
Очередь над очередью:
Воздушные шары и выкрики,
Это каждый в толпе надеется получить себе орешек
Из длинных рук,
Люди не хотят болтовни,
Люди смеются и лепят нашлёпки на витрину,
И один выкладывает слово «дуля», а другой – слово «оля»,
Потом – резко спешат домой,
А там в лифте вооружённая женщина
Прибивает табличку:
«человека нужно беспощадно использовать
и человеку нужно беспощадно помогать!»


Репортаж

Уважаемые друзья
Предлагаем вам узнать
Что же происходило в нашем городе сегодня

Восемь утра. Парень приезжает на вокзал
И встречает там подружку
А у него настолько вежливое настроение,
Что он говорит ей: «А я едва не опоздал на поезд»
Но только она отвечает:
«Хорошо, что ты есть»

Двенадцать часов. Улочка
Длинная серпантинная улочка
Самая настоящая река застывшей брусчатки
С усыплёнными каменными водоворотами!
Жители рассказали нашему корреспонденту
Что ждут и не спят:
«Вот скоро выйдет она из берегов»
Какое-то мгновение – и на церковных куполах
Так засверкало солнце
Что зачесалось у улицы в носу
Она развернулась и чихнула –
Даже камешки из брусчатки полетели на небо
Полетели на крыши
На деревья
На дождь

Три часа. В парке на скамейке
Цвета пейзажа XIX века
Один алкаш
Лезет через спину другого и бьёт третьего
Третий бьёт второго
И все падают
Вместе со скамейкой солнечной
Рвут рубашки портят воздух
И катятся по чуть-чуть влажной траве
Словно эдакое свихнувшееся колесо судьбы

Восемь часов. В нашем городе начинается дождь
Вода несётся из верхних районов города
Словно школьники на свободу
Трамваи быстро со скрежетом
Режут эту святую маслянистую воду
Своими ножами вилками и рогами
А в пригородном лесу
После музыкального фестиваля
За спиной у костра возле палаток
Двое дерутся глухо как вагоны экспресса
А потом затихают
Только навязчивый обиженный голос
Блуждает как телёнок-подросток
Посреди капель дождя

Одиннадцать часов.
Юля аккуратно идёт по скользкой тропинке
Сквозь бурьяны
Над чёрным заводом
На заводе что-то быстро и часто вздыхает
Громко чтобы услышала
Каждая звезда выползшая из-за тучи
И какой-то работник ненадолго
Загораживает белую пасть сторожевого прожектора
Тогда весь мир исчезает
Юля немного пугается
На мгновение останавливается
Но она смелая девушка
Она дальше идёт
Свет оживает
И привидения прошлогодних бурьянов нас подбадривают
Юля вышла на трассу и взяла такси
День окончился
Над мостами проснулись совы

А мы попросили мэра нашего города
Прокомментировать события этого дня
Он долго вздыхал долго смотрел на нас и на вас друзья
А потом сказал:
«Ах как недостаточно!
Ах как ещё недостаточно!
Ах как ещё недостаточно мы наслаждаемся жизнью!»


Инсталляция сельской интеллигенции

мальвы и бурьяны в рост человека
в среброкленовой рамке окна
и неправильный серый неба треугольник
эта инсталляция
одновременно живая и идеальная:
хата сельской интеллигенции –
зелёная табуретка
широкие доски
немного кривого пола
белые стены и тёмные снимки
некогда идеально красивой хозяйки
и мужчины с усами гитлера
пианино «десна»
«лолита» набокова
тонкий хвост дворовой кошки
а на заборе чтоб подчеркнуть безнадёгу
кто-то написал “tokyo hotel” –
и надо всем
словно слой воды
шевелит лучиками шопен
кошка играет
хвостом мыльных пузырей-сплетен
а в раскрытых дверях стоит тот
единственный кто знает сюда
(хоть и не скажет зачем)
дорогу –
лёня «иисус»
и показывает вместо справки об освобождении
шахматную доску своих зубов
здесь даже ему интересно
здесь словно выворачиваешь наизнанку
как носок
графин воды
колодезной воды
с толстым песчаным осадком


Последний день

Не было
Ни ангелов, ни труб,
Была салатовая молния,
Чёрная трава
Заглядывала
В окна,
А на крыше
Сытый с голодным
Начинали понимать
Друг друга.


Холод сидит в кресле напротив

Каждые часы показывают своё время.
Дед разглядывает тройку ключей.
Металлическая спираль пульсирует красным.
Тихо и нет никого. Только холод
Сидит в кресле напротив.
Холод старший брат.
Спокойный и светлый.
С ним можно говорить и даже ругаться.
Дед отбивает неизвестный ритм.
Каждые часы показывают своё время.
А на далёкую асфальтовую трассу
Водитель поставил недопитый кофе.
Дождь падает в него и разбавляет.
И скоро может опрокинуть.


Я+:

точки над речной водой
точки над лепестками кабины душ
точки над я


Танка

Взгляни на СБУ
Вечерне-истомное:
Все занавески жёлтые,
А одна –
Зелёная


Обходиться без всего

Вечер:
На соснах
На десять минут
Созревает малина


Дополнительный сервис

Ты сидишь на серой стене
В точках над беззвучной рекой,
И для муравьёв, блестящих на солнце,
Твои ботинки –
Как одна из пещер этой извечной крепости,
А если ты просидишь тут ещё с полчаса,
То они залезут тебе даже в рот,
Даже губы защекочут.

Ведь ты пишешь sms тем, кто умер,
Ярко сияет на корпусе серебряная краска,
Вместо номеров – забытые слова
И огненные черепашки звуков.
Эти провалы на востоке засыпаны листвой,
И ты пишешь, пишешь, пишешь,
Руки-узелки, руки-детекторы,
В одежде прячется столько букв,
Из этого можно создать много сообщений!

Твой телефон, конечно, запутанная штуковина,
Но в нём должен быть этот сервис –
Дрожать во сне,
Узнавать фигуру,
Хрустеть ветками и снимками,
Пересылать туда сообщение,
А у отдельных операторов можно даже
Позвонить бабушке на навскую пасху.


Из цикла «Серо-красное вещество»

1919

Полная комната ключей.
Воспоминания пытаются вынырнуть
Из чашки чая, разбавленного сгущёнкой.
Ласточки. Брызги.
Очередное бесконечное время года.
Армия Украинской народной республики
Свободно перемещается по железной дороге –
Ведь Шиян контролирует
Всю ветку: от завода и до Харькова.
Теперь у каждого дождя – своя армия,
Теперь ворон не лови.
Поэтому Шиян и его армия
Украинской народной республики
Окружают лавку моей прапрабабушки
И требуют им открыть.
Заходят в комнату и видят, что она
Битком набита только одним:
Бочками с селёдкой.
Селёдки – и всё,
Словно гильзы, собранные во всех уголках войны,
Бесконечные селёдки,
Бесконечные буквы о, такие обидные для тех,
кто не умеет читать.
«Откуда это?» - спрашивает Шиян.
Моя прапрабабушка отвечает:
«Это моей дочери жених подарил,
он приезжал в белых перчаточках,
но провалился под лёд, простудился и умер».
Шиян забрал всю селёдку,
Не боясь
Быть выслеженным по запаху.
Прямо на коне он заехал в госпиталь,
«Есть ли такой-то?» – спросил,
Конь через ступеньки запрыгнул на следующий этаж,
Почему-то не удивив старую сестру,
И бойцы вывели четырёх раненых.
Это арт-нуво, мир после дождя,
Когда прикасается к раскалённому авангарду,
Начинает бешено дымиться,
И за недостатком времени расстрелянных кладут
В той самой части двора,
Где убивали предыдущих пациентов
Белые русские и красные китайцы.
Вода на реке каждую весну разливается,
И выдры ныряют в неё, как чаинки
В чай, разбавленный сгущёнкой.


Две ворожки

Есть у меня две ворожки –
Обе чернявые, высокие,
И обе на меня похожи.

Я их боюсь – я видел,
Как задуманное ими сбывается,
Как ведут они за тонкие верёвочки
Горы, комнаты, самолёты и любови.

«Что вы обо мне задумали?
Разложили карты и руки,
Вулкан чая дымит у вас и сигарета,
Я знаю, что больно не будет,
Но всё-таки от вас убегу».

Они посмотрят на меня издали, подумают:
«Ах, какая хорошая часть пейзажа!
Жаль его трогать, жаль портить дорогу,
Пускай уже так,
Пускай!»
И правда, я так гармонично
Спешу по полям к кому-то,
Такой растянуто-изящной синусоидой,
Что ни один занесённый меч, тьфу-тьфу-тьфу,
Не осмелится меня ударить.

Посмотрите в мои раскрытые карманы:
Какие нитки,
Монеты и ткани комки!
Может, это самое красивое, что вам приводилось видеть
В этот незрело-черешневый вечер?
И положите, будьте добры, обратно.

Мои карманы раскрыты, поэтому я не боюсь,
Даже ворожек,
Это я им соврал,
Когда убегал,
А они совсем и не обиделись,
За что на меня обижаться?

Они руки складывают,
А я спешу,
Дольки радости понемногу тасуются с пейзажами,
Руки гладят карты, а карты – стол:
«Он выйдет на трассу, и его опять подвезут».

Карты превратятся в маленьких зверят,
Тузы – в красных и чёрных ёжиков.
И одна ворожка скажет:
«Пусть чёрные ёжики незаметно живут в сожжённом лесу»,
А вторая:
«А красные пусть спокойно живут в осеннем».


Стоматолог мороз

Обычно эти процессы растягиваются,
Но сегодня
Одна за другой
В течение каких-то шести секунд
Отпали три сосульки
От крыши маленького домика,
Медленно, слегка поворачиваясь,
И куклы висели на окнах
Медленно, поворачиваясь,
Уж скоро разольётся теней кефир,
И на улицу Цыгарёвскую
Придёт стоматолог-мороз


Поединок в горизонтальных плоскостях

Капает тёплый дождь на мозаику,
Где застыли в полёте с мечами
Крепкие и решительные мужчины.
Сразу видно, что это тот самый
Драматический поединок свободы и рабства,
Которому учит нас всемирная история,
Осторожно идите, не наступите на героя!
Но приходит вода, чуть сероватая,
Изменяет очертания, знамёна и краски мечей,
История –
Ошиблась,
Мозаика –
Усложнилась:
Ваш выбор на самом деле – между рабом и дебилом,
И у каждого, что характерно, свои преимущества,
Дебил улыбаться лучше умеет,
А раб лучше приспособлен
К марафонским дистанциям.


Без колбасы

сегодня праздник
каждый проводит его по-своему
снежинкам
долетать до земли облом
а наш кот
пошёл к проституткам
они ему колбасу предложили
а он отказался
не за этим – говорит – я пришёл


Ухо подворотни. Атлантида

Ты вышла проводить меня до метро,
Потому что пошёл дождь, а у меня нет зонта.
Какого цвета твой зонтик?
Синий или красный? Это важно.

Дождь и дождь. Каменные стрелы над окнами.
В окнах спешит множество туч:
Тучи победы,
Тучи поражения,
Туч сатурналии,
Туч вакханалии,
Туч небесный цианистый калий.

Знаешь, я не пойду на метро.
Пойдём в это
Ухо-подворотню.
Двор. Эклектика. Металлические
Навесы, водостоки, трубы каких-то
Воздушных систем.
Как по ним всем стучит дождь!
Это словно массаж, счастливое щекотание,
И мы, в середине уха,
Превращаемся в сплошной слух дождя.

В этом ритме
Под ногами лужи
Постоянно меняют
Структуру:
И выныривают уже
Очертания очередной Атлантиды,
А вместо неё тонут
Другие континенты-неудачники, –
Выныривают
Нашего с тобой мира очертания,
Который –
Надо же –
Таки, оказывается, существовал
И теперь пританцовывает
В ритме водостоков,
Мерцая словами и картинками.

Но нет.
Пусть уходит обратно Атлантида,
Снова под воду прячется
Внутрь волны, поднятой автомобилем,
Который хочет выехать из этого уха.
Но почему ты
Снова очутилась в объятиях
Моей руки правой?
И по временам отрываешься от земли,
Когда я
Слегка наклоняюсь влево?
Хитрая ты.
Ты хитрая.

Но тихая капля дождя на носу
Распадается надвое.


Общежитие звуков, гостиница желаний

Бунт осыпался лепестками, маком последним –
Осталось чистое желание.

Это прекрасно!
Окна гостиницы твоей выходят
На окна консерваторской общаги,
И звуки разных инструментов
Сплетаются, обнимаются
Или спадают, если их подтолкнут коварно:
Вот резная металлическая
Фигурка скрипки
Упала в фонтан
Фортепиано,
Звуки пианино то взлетают, блистая,
То глубоко ныряют,
Выпуская огромные грозди пузырей,
А среди них плывёт маленькая юла скрипки.
Там ли, за этими окнами,
Например, та девушка,
Что в магазине хлеб солнечный
Сегодня покупала?
Её пакет, казалось, всего не выдержит,
И вырез на майке, казалось, тоже.
Там ли?
Никто в общежитии не задёргивает шторы,
И ты, понятное дело, тоже этого не делаешь.
Чья это голова быстро появляется и исчезает?
Чья это беззвучная густая флейта?
Чьё это?
Ночь пройдёт, как весна и революция,
И ясным днём
Окна напротив уже
Понапрасну будут всматриваться друг в друга,
Днём небо над ними обоими,
Над общежитием звуков и гостиницей желаний –
Такое себе, голубенькое,
Но чем дальше, тем более недостижимое –
Всё синей и синей,
И хочется всё сильней и сильней.

Бунт осыпался маком голубым,
И желание твоё – неудержимо.


Процесс

Бывает,
Увидишь – снег начался
И на голую землю падает,
Потом пойдёшь поесть,
Ляжешь поспать
Или даже сядешь поработать,
Снова глянешь в окно –
А там уже
Всё-всё засыпано.

В этот раз я решил
Отследить
Весь процесс
И долго смотрел в окно.

Ну и что же, только две вещи увидел:

Как земля напоминала воду в ручье,
Которую кто-то
Медленно
Превращал в молоко,

И как на дальнем
Перекрёстке
Стояла куча машин,
И ни одна не собиралась
Пропускать
Инкассатора с мигалкой.


Речь речи

Рука посылает
Сквозь решётку окна
Огрызок снежно-яблочный,
А следом летит золотистый,
Чуть протаргольный плевок.

Огрызок – аппарат,
Исследующий поверхность планеты,
А плевок передаёт информацию.

Я растворяю тихую форточку ещё шире –
Не придёт ли ко мне речь,
Эта чёрно-белая
Кошка,
Похожая одновременно на ласточку
И на кита,
И на чёрную шотландскую овчарку?
Если окно открыто,
Она может запрыгнуть к тебе,
Но только когда захочет.

Нет. Сегодня пожалует молчание –
Тёплая змея с узорами.
Когда сяду в такси, достану её
Из пакета «Книгарня Є».
– Ты шо! Ты шо! – завопит таксист,
Я знаю это наперёд и точно.
Они всегда начинают кричать.
Ни один тишины не ценит.


Дождь весной

Сегодня мир –
предивное болото,
и совсем заблудились
огни в тенях.

Гирлянда улиц –
красно-жёлтая,
мысли сбежали,
птицы
целуются в стенах.


Латте на Е-40

Ночные маршрутчики в чёрных куртках
вздыхают молча. Но всё громче стучат
взгляды, как шестерни.
Всё громче и медленней. Частицы счастья
блестят и озоруют, разбросанные всюду на скользком шоссе.

Le fruit de l’imagination

День шевелится в тени
Целый день
Очумело,
И только электричка стонет от счастья
Над рельсами.

Продавец вагонный
Знает свой товар наизусть
И читает
Обитателям предместий
Этот верлибр:
ножик фонарик бритва
расписание носки брелок
клей батарейки нитка
крем для обуви
перчатки часы
и молнии конечно же молнии!

Вот дурачьё, никто не купит
Молнию.

Ветки за окнами
Показывают
Фестиваль анимационных короткометражек
Мужчине,
Решившему выучить
Французский язык,
А старая подруга,
Пообещав помочь ему,
Прислала для перевода
Французское сообщение.

Он его переводит уже три остановки,
Помочь некому,
Но похоже, что там написано:
«Ты – только фрукт моего воображения».

Ну надо же.
И правда, думает он,
Я – фрукт воображения,
Много лет уже думал об этом,
Только не мог сформулировать,
Фрукт воображения,
Лучше ведь и не скажешь?
И особенно если оглядеться кругом –
Ведь этого всего
Не может быть на самом деле,
Хотя и воображение,
Фруктом которого являюсь,
Честно говоря,
Немного прибацанное...

Электричка уже идёт над речкой,
Перекрёстно с ней рифмуясь,

По вагону теперь,
Вместо верлибриста и громовержца,
Ходит
Продавец сказок,
Волны гонят льдину на юг,
А она раскалывается надвое,
И каждый обломок,
Каждый фрукт раскола её
Смеётся
И машет нам своими взблесками,
Словно девочка, выбежавшая
Посмотреть на поезд
И что-нибудь в него бросить,
Например,
Маринованное яблоко.


Свечка съела смешинку

давно уже я не засыпал в трамвае
и не бился головой об окно
пугая остальных пассажиров
пока в аквариумах ламп
плавают чёрные мухи
а с потолка меня фотографируют рыси

сегодня я наконец это сделал
склонился и стал
как свечка в одной
из православных церквей средиземноморья
торчала она в песке и воде
а потом мягко склонилась вправо
и упала в воду с таким хохотом
будто проглотила смешинку

ничего
поставят обратно


На холме

На холме деревянная церковь.
Ни следа.
Голубые окна взлетели трапециями,
Голубые провода,
Голубое небо и голуби.
Тёмно-синие кусочки реки,
Призрак леса,
Призрак микрорайона за рекой.
И первые две пары следов
Между утренних снежных глаз
Взошли наконец на холм.
Одна в чёрном платке, другая в красном:
«Здравствуй, Аня! Мы с самого лета не виделись!
А мой старший всё же поступил
В Юридическую академию.
Учится на прокурора.
Я, говорит, мама,
Буду людей в тюрьму сажать.»


Синкопа

Дом, где прошло тёткино детство –
Сразу за красным ручьём
Российской границы.
Там, шарахаясь понемногу от зелёных стен,
В подножье этажерки я обнаружил
Целую коллекцию газетных вырезок,
Журнальных фотографий и статей
Про азербайджанского советского певца
Муслима Магомаева.

Только не было времени рассматривать –
Я уже должен был спешить на обратный поезд,
На убитый транскордонный дизель.
И увидел я там женщин-контрабандисток,
Они одной рукой перебрасывали сумки больше моего роста,
Одной ногой выламывали двери в тамбур и границы.
И пожалел, что не живу в их ритме,
Не извиваюсь в их синкопе
Быстрого бега, быстрого оборота, быстрой косметики, быстрой любви
И медленного употребления за завтраком
Нелегальной селёдки,
Колец селёдки, похожих на подшипники,
Из пластиковой банки.
Молодая контрабандистка была ну такой серьёзной,
Острый нос, острая спина и острое слово,
С калькулятором в раскладном телефоне,
А старшая улыбалась и считала просто так, в уме.
Дизель тарахтел, кто-то подавал знак из лесополосы –
Контрабандистки переглянулись и только
Усмехнулись криво –
Слишком маленькой для них была синяя сумка неба
И слишком мало им было коричневого баула земли.

Я позвоню тебе
С первой украинской станции.


Ночная бомбардировка

во время ночного налёта бомба
расчистила проход между двумя улицами
теперь дети в школу идут вдвое быстрее


Научись различать этих людей

Речка утра, дня брусчатка, пляжный вечера песок.

Наклон улицы был 30 градусов,
Девушка с парнем смеялись в кофейне, смотря на людей,
А старший вор поучал младшего,
Гладил пальцем ухо, стоя на улице
Среди мокрого мяса последнего снега:

«Научись различать этих людей среди всех прочих!
Вот, видишь, человек, будто стрела, летит,
А в глазах у него горит пластмасса?
Он влюблён и бежит признаваться в любви.
А вон женщина стоит – и присмотрись:
У ней ноги дрожат, потому что она не уверена,
Взаимны ли её чувства.
А вот у этого товарища с шагом широким в голове колесо
непрерывно крутится от на хрена мне она нужна до не могу без неё.
Такие люди запросто не на тот поезд сядут,
Не заметят сосульки, падающей с крыши.
Они хоть бы и поняли, что ты им в карман или в ухо залез –
Им всё равно – глубоко безразлично».

«О! Так значит, именно их
Лучше всего, надёжней всего чистить?»

«Нет, дружище, как раз наоборот:
Машины, украденные у влюблённых, все без тормозов,
Телефоны – взрываются, кошельки проваливаются,
А деньги непременно съедают мыши,
Малый, держись от них подальше!»

«Неужели мыши?» - удивлённо младший переспросил,
Но старший не ответил.
Ну конечно,
Господи! Как же чудесно иногда не отвечать на вопросы младшего!


Окна и двери

много лет
станционный фонарь
с аппетитом глядит
на самшитовый куст

пассажир скорого поезда
упёрся взглядом
каштановым
в окно
мимо которого проскочила станцийка

«грустно должно быть – думает –
стоять на такой станции
мимо которой только проносятся
скорые поезда
и только причёсывают
кусты возле перрона
своим светом
своим ветром»

«грустно должно быть – думает женщина
касаясь тонкой рукой
дверей станции –
грустно должно быть вот так
пролетать мимо станции
зная что никогда-никогда здесь
не остановишься и не выйдешь
никогда не преодолеешь
рыжий оконный налёт»

а чёрная земляная жаба на лестнице
кажется камнем


* * *

ветер куда-то пропал –
и кленовые вертолётики
остановились
и обиженно полетели вниз

все сочувствуют вертолётикам
и никто не подумает
как неловко
ветру


Vidi, vidi,vidi

– Когда ты прекратишь, –
спрашивает, –
мучить своим взглядом?

А я достаю для неё
из кармана
яблоко.

– Когда ты, – спрашивает, –
начнёшь
говорить прямо?

И я поднимаю
рот
к солнцу,
чтобы говорить напрямик.

– Я никак не сосредоточусь, –
говорит, –
на новой
своей скульптуре,
а ты –
ты и шага не сделаешь,
поэтому прекратим,
пожалуйста,
выйди за дверь!

Выхожу.
И удивляюсь,
кто же это вставил
пружинки в дорогу,
и как же вырос
процент воды
в мягкой
скульптуре воздуха.

А вот и она
уже пишет:
«Слушай, не могу
эту вещь
закончить –
приходи
и подари мне
что-нибудь».

Иду. А что подарить
(кроме взгляда) –
найду
на соседней улице,
недаром её ведь
вчера
переименовали.


Тантра 1

В старой библиотеке
Что за серым деревом
Читает каждый день по книге
Монах-распутник Ну
Но книг с каждым днём
Становится всё больше
На удивление монаху

Отнеси эту тантру
Жителям тёмных кварталов
В течение трёх часов


* * *

птицы оставляют свои
биометрические паспорта
в парке
на заснеженных столиках
и вечер тёплой монетой
растапливает
память о предыдущем вечере –

не зима а просто какая-то бухгалтерия:
всё крутится
вокруг документов и денег



 
Новые ключи в старых замках

Нет, в этом доме для меня,
Думаю, уже никто не живёт.
Это ведь здесь?
...Вспоминаю, на стене нарисованная рыба висела
Цвета дешёво-винного стекла...
А этот переулок?
Он должен бы называться как-то иначе.

Я бы ничего и не вспомнил, если бы не мышцы –
Они улавливают и к жизни возвращают
Эти холмики, спуски-подъёмы,
Витки дорог, нежные железнодорожные валы,
Человека, разводящего чёрный костёр,
Женщину, что на болоте
Камыши косит,
Вкус прогулянных лекций,
Запах объятий на мосту над рельсами,
Звук еды,
Висящий над мостом, как снегопад,
Души денег –
Они прячутся, невидимые, за этим забором
И следят за странствиями по болотам памяти.

Я предчувствую:
Завтра снова приснится
Та же самая граница,
Через которую в письме вальса по ночам,
В полевой щетине
Я перевожу родных и близких,
Дальних,
И даже лидерш женской организации.
Я дёрнусь во сне,
Словно кот,
Тебе на смех
(Ты как раз к этому времени проснёшься
От моего храпения) –
Это мышцы снова
Пытаются нащупать память,
А память – она такая,
Как новый ключ
В старом замке –
Каждый раз
Немного другая.


Весточка

зелёное декабрьское солнце
пускает длиннющие последние лучи
почтальонша хочет засунуть конверт
в щель на заборе
а её тень
держит в руке пистолет


Что такое настоящая весенняя поэзия

Следы пуль более чем 40-летней давности
маками расцветали в эту весну на стене нашего дома.
Я под стеной играл,
там, где цвета красноватые
становятся серыми,
а папа собирал вещи в Чернобыль.

Я всё играл, играл оцепенело,
автоматически,
и камешки, встретившиеся в руках,
лишённые воли моей,
не знали, что делать, что говорить...

Ещё немного – и –
мама спасёт нас всех,
поведёт его не в военкомат,
а ко врачу,

пока в Киеве поливают битый асфальт...
пока в Гомеле спасают рысь на лодке...

Мир мой поздней этой весной
застыл на краю
над обрывом,
над рекой,
и ещё я на его верхушке – шаткая очень конструкция –
смотрел на долину внизу,
на озёра со смешными названиями,
на реку –
через неё на лодке перевозили коз,
а коровы переплывали сами:
вот если бы вы
подплыли к коровам,
нырнули
и под водой на них посмотрели,
то это была бы
настоящая весенняя поэзия,
огромный,
илистый,
но невидимый верлибр.


Деньги меняют настроение

Коровий череп на дереве
Качался под ветром,
Птицы пролетали быстро и низко.
В старом парке,
Словно жирнющие галки,
На скамейках прятались плащи.

Сегодняшнее открытие
Ужасало простотой и совершенством:
Деньги меняют настроение.
Нет, розовые пятнышки нетерпеливого неба
Никуда не исчезли,
Да и рисунки пробитого кирпича тоже,
Но вот смотрите –
К человеку придвигают деньги,
И становится ему веселее,
Потом отодвигают, и напряжение ломает
Губы, брови и руки.
Так повторяли не один раз,
На разных экспериментировали,
А результат был всегда один –
Деньги меняют настроение.

И получивший гонорар шёл радостно за двери,
Даже тихонько смеялся,
Оглянувшись, чтобы никто не увидел,
И покупал в киоске газету кроссвордов
Или шаурму рядом с пригородным вокзалом,
И всё было прекрасно:
Солнце прятаться начинало, а его функции
Изо всех сил несколько минут
Исполняли жёлтые листья,
А потом, словно лимончики тихие,
Подвинули их
Лампы общежитий, церкви, съёмных квартир.
Листья погасли,
Ветер задохнулся,
Коровий череп застыл в неестественной позе,
А ты за стеклом что-то искала
В своей сумочке –
Я надеялся, что телефон,
А не сигареты.


Больница

гниют в сумерках слоновьи колонны
слёзы оттепели на серой стене
зима всех нас сгибает
и глаза выворачивает словно карманы
ставит на лица маленький круглый штамп

«каждую ночь мне снится как я рихтую машину
одну и ту же машину каждую-каждую ночь»

на одном окне цветы
на другом решётки
молчаливые посетители исчезают за оградой телепортатора


Диссертация

этот сарай
такой cырой
старый такой
такой такой
что даже кошка
черепаховая
здесь окотиться не хочет

зато в сундуке каштановом
прячется
вшитая в обложку
похожую на до-
военную мебель
тетрадь с диссертацией
защищённой
то ли 8 то ли 80 лет назад

вытаскивай во двор!
в карман дня солнечного
чёрными тучами туго набитого!

что это?
что это за штука между страницами
между трупами пыльных бурь?
какая-то белая
не то грибок
не то плесень
не то кусочек пакетика

нет! это конверт
в котором
жук-диссертант
взятку давал перед защитой!

вот он
гляди
важно идёт
между примечаниями и чертежами

хорошо живёт жук
и даже паук
не враг ему
а друг


Улица Молочная

Тихо! –
Кажется, это клёны,
Окутанные запахом
Нескольких улиц родных:
Молочной, Ганы
И переулка Аптекарского.

Кто-то играет на пианино
В бархатно-коричневом тембре
Романтизм бронебойный.

Предвечерье
Тебя переводит за руку
На другую сторону,
А запах – он снова –
Как пенка тонкая золота,
Оберегающая
Это ценное мгновение,
Когда вокруг
Никому не больно.

Оглянись ещё раз!
Никому?
Никому.


После звука

Тарарахнуло что-то в кармане –

И вот стою я
Посреди степи,
Посреди холмов,
Полных воздуха и земли,
Внутри ландшафта, ничем не закрытого,
И смотрю так внимательно, влюблённо –

На жетон метро,
Поющий невесомо и неподвижно
На моей ладони.


Майские лучи

Старая горбатая война
С палочкой
Зашла домой к парикмахерше
И говорит:
«Дорога закончилась!»
Перепуганная
Парикмахерша
Засуетилась
И налила ей спирта.

Война старая –
Она такая чародейка!
Всё, что пожелаешь, в пыль превратить может!
Просто-таки
Философский камень.

Пыль танцует вальс
В майских лучах,
Солдаты-победители смеются,
И мой дед
Радостно поправляет выцветшую форму,
Мой дед – победитель,
А значит,
Хозяин всей пыли мира,
Держит в руках
Завоёванную весёлую игрушку –
Вену,
Смотрит и так, и этак,
Но от истомного усталого командования
Приходит короткий приказ,
И солдаты одобрительно
Собирают всю артилерию,
Заряжают
И дают три яростных залпа
В сторону Альп,
Три оглушительных победных крика,
И снаряды бодро
Редактируют горные массивы,
Срезают скалы и склоны,
Так,
Словно всё это
Движением твёрдым
Обстригает опытная парикмахерша,
И волосы падают на землю,
Бес-
Следно
Исчезая...


90-градусные полотна

сквозняк играет в перетягивание каната
через все комнаты
сам с собой
а игрушечный кот керамический
помогает ему не давая окну закрыться
не давая всё прервать

треплет сквозняк уголок газеты
Dziennik Kijowski
лежащей под углом в 90 градусов
чтобы нельзя было читать
чтобы видно было лишь опубликованную здесь картину Аполлония Кендзерского
«Девушка с кувшином»

на повёрнутой под углом в 90 градусов картине
девушка не идёт с кувшином
а лежит
свесив руку
и мечтательно улыбается
явно задумывая какой-нибудь выкрутас –
письмо двусмысленное
или новое правило игры в шахматы
игры в мельницу или в чёрного поросёнка
в то время как кувшин
(больше кстати на ведро похожий)
похотливо ползёт к её талии

а сзади – смотри –
размытый полосками
схватился за голову в отчаянии человек – крик Мунка
ведь сзади ему мерещится
что девушка эта убита
и что из руки её повисшей
вылетел последний грамм жизни

о счастливый человечек Мунка!
самый счастливый!
редкостное везение ему выпало:
сейчас я разверну газету на 90 градусов назад
и он увидит
воскресение весёлой девушки


Желание

когда снега нет
его функции запросто выполняют
машины скорой помощи
угловатые снежки
они вылетают одна за другой
из ворот психиатрической клиники
а в кабине часы остановились на 11:11
чтобы каждый мог
загадать желание


Два на два

Ночью,
Когда все памятники
Превратились в обычный серый камень,
Мы с тобой в постели
Слушали музыку
В двух на двоих наушниках
И, лёжа, подтанцовывали
Так громко и так ритмично,
Что за стенкой подумали, что мы занимаемся любовью.
А теперь они это прочтут
И в следующую ночь
Подумают,
Что мы слушаем радио,
Когда мы будем заниматься любовью,
Пока звёздная пыль будет спадать
На трудовую книжку ночи,
А листок, опускаясь,
Так закружится,
Что появится небольшая невесомость.


Домашнее вино детей и попутчиков

в грозовой комнате
молния окрашивает ночь словно чай воду
ты говоришь:
«в таком состоянии вселенная дарит нам чудеса»

и правда видно
как по чёрным лесам
ходит июльский николай и выбирает подарки
для тех детей что не пошли ещё домой
а задержались
и заедают дикими грушами домашнее вино

а июльский дед мороз ходит по поездам и автобусам
и прибором причудливым
измеряет степень желания
возникающего между случайными попутчиками
иногда он даже телефон достаёт
и куда-то звонит
«надо уже что-то решать»


Без береговой охраны

не так уж, наверно, существенно, с чего началась эта история,
из-за чего они там поссорились,
кому срывало крышу сильнее
на поворотах этой скоростной грунтовой трассы,
где повороты и стопники сливаются в одно целое,
в одну систему бесконечных знаков,
в структуру огоньков, за которой где-то далеко
тают по-вечернему горы жизни

но началась очередная война в Грузии,
все наши сайты запестрели грузинскими флажками,
и вот он решил, может быть, представив себя Хемингуэем,
или отыскав ненавязчивый способ избавиться от проблем,
короче, решил, нацепив на рюкзак бело-красный значок,
отправиться в Грузию и помочь тем, кто слабее.
светлые изнурительно-длинные трубы аэропортов,
где он переступал с ноги на ногу и шевелил в кармане выключенным телефоном
так, как делать это умел только он,
порты, автобусы.
а перед отлётом
он написал в своём интернет-дневнике о том куда и зачем едет
и отключил возможность комментирования.

она, конечно, прочла это – наверно, часов через пять,
её губы, как часто бывало, сложились в значок legato,
день просто ходила,
а потом поняла,
что в ней тоже, может быть, умер Лорка, или расстреляли целых десять Лорок,
и, отбившись от перепуганных подруг,
тоже полетела на Кавказ.

хотя и порознь, видели они одно и то же:
медвежьи горы, характерный запах, серый камень,
сожжённые джипы грузинской полиции,
сбитые российские истребители,
огненные авторучки в небе и майонез судьбы,
в котором барахтались все.

скопление журналистов, наёмников, гвардейцев,
она там долго его искала, а он о ней вспоминал
и не мог дорваться до интернета,
хотя зачем, сам же отключил возможность комментирования.

и что же, признанный мастер авторского кино, режиссёр Случай
наконец свёл их в одной долине на побережье,
да и сколько там этой Грузии – всё равно бы встретились,
и в бОльших странах не получалось разминуться.

и вот они стояли в жарком ветре и смотрели друг на друга,
а режиссёр Случай задумался, как же эту сцену оформить,
струнная музыка? клавишная музыка?
приближение? удаление? цветовой эффект?
подумал – и решил – и направил к ним
группу российских бомбардировщиков...

– Коц, ну что за фигня? это не смешно!
– не смешно, зато про войну.
да и подумай, ведь они могли выжить!
может быть, выжили они, сидят в сумерках на пляже
возле уничтоженного катера береговой охраны,
без береговой охраны в голове,
играет над ними струнная или клавишная музыка,
и пьют они давно уже невкусное самодельное вино?
ведь и такое может быть, а?



 



* * *

я протягиваю луну ей в одной из рук
"угадай, в какой?"
если угадает - мне луну оставит,
а если нет, заберёт -
дескать, хватит с тебя и победы,
хотя на самом деле и победы, наверно, не нужно,

пусть просто угадывает, не угадывает,
пусть луны касается рукой


* * *

вещи без электрики,
пианино,
спичка,
наливка,
колодец,
где прячется ваша душа?
где тот импульс,
от которого ночью вспыхивает
деревянный голый король?


Симбиоз

в снежные поля
вышел я (смотри-ка рифма!)
в кожухе с монетой в кармане
25 эре
выведенной из обращения и забытой
предыдущей владелицей
перед сдачей в секонд-хенд
а на голове
моей заяц сидел
(голове – сидел: тоже можно сказать рифма)
и грел он мне животом
мозг
а я ему шеей – лапы

шли мы по тропинке
где никто не ходит
никто ходить не хо
а такая тропинка – она словно
монета из оборота выведенная
только красивей становится
в своей нефункциональности

над нами как это нередко бывает зимой
висело множество туч
и только одна между ними дырка
но вдруг подняв свои головы
мы увидели что тучи
быстро разбегаются
оставляя лишь синее небо
это происходило
более-менее постепенно
но когда мы отводили взгляд
на несколько секунд
и потом возвращали его на место
то видели:
всё изменилось бесповоротно

в культуре немало сказано
о возникновении туч
но их исчезновение –
тоже штука заслуживающая внимания
я спросил:
тучи куда вы так быстро?
но они меня
проигнорировали

тогда я достал из кармана
игрушечный трамвай
и поставил его в тени
дуба молнией разбитого
пусть его кто-нибудь найдёт
и тому или той
кто найдёт его
посчастливится наверняка
увидеть дорогу
симбиоз на снегу двух путей
пусть и коротенький
несколько сантиметров
но зато такой что
безошибочно укажет направление
или же
безошибочно укажет
как прокладывать путь


Ялтинская кирха

в порах камня тень живёт
а за дверями ялтинской кирхи
органист разыгрывается
так тихо что слух надо завести
за двери закрыть его там
пусть послушает и потом расскажет

а глаза с пальцами тем временем пусть
сепаратно
ощупывают стену ну
ну откуда на стене возникают они? –
эти очертания каждый раз другие
каждый раз неотступные
кузнечик женщина в пенсне дядя Борис и дядя Артист
бабочка гепард пропасть курица
флаг непонятной страны
разделённый на полосы цветов но без самих цветов
лампа Богоматерь кошачий хвост
откуда они выходят?

из мира символов
двери в который так же как двери в ялтинскую  кирху
были приоткрыты
ещё в самом раннем детстве?
из пещерного города архетипов?
из реки узлов сочетаний?
с доски объявлений громких понятий?

нет из последней выходит
оно с оружием
жуёт цепочку из травинок
и говорит:
«когда слишком долго стоишь в гордом одиночестве
становишься слишком соблазнительной мишенью»

но ты не слушаешь
слух твой всё ещё за дверями кирхи
даже когда тебя зовут
ты не слышишь
только видишь что буква «р» в твоей фамилии
это скрипичный ключ
ты не слышишь
ты стоишь спиной к ялтинской кирхе
и пытаешься вспомнить
цвет её дверей
какой же он?

ну-ну-ну
серый?
зелёный?
красный?
фиолетовый?
фиолитовый?
крадный?
звелёный?
хорый?

с неба в старания памяти падает
шишка какого-то дерева
подозрительно похожая на земной шар
но совсем с другими
континентами


Окно на запад

весь день лежал и смотрел
в окно на небо
и решить не мог
как же смотреть
лучше –

так чтобы видно было
только чистое небо
или так чтобы из уголка
нижне-левого
нежно-левого
выглядывала вон та верхушка дерева?

чистое небо это отлично
полная свобода
ото всяких дурацких масштабов
никаких
вульгарных мелочей и орга-
низационных моментов
сплошной вкус вечности на нёбе

но и дерево добавляет что-то важное
изысканный акцент
намёк
загадка
перерождаются в страсть
гармония на краю балансирует
а история воздухом синим наполнена

так и не определился
но тут солнце
возвращаясь с работы
очутилось напротив окна
и продолжать смотреть туда
стало невозможно

помни:
когда двигаешься –
всегда кому-то мешаешь


Авганистан

Вызревали сентиментальные
ритмы восьмидесятых годов,
Советский Союз готовился заканчивать
свою войну в Афганистане,
и нас, школьников,
первоклашек или второклашек
одного из самых больших городов
этого самого Союза
попросили сделать подарок
детям Афганистана.

Подарком должны были стать
наши рисунки –
на них учительница велела
изобразить школьную линейку –
и письма с рассказами
о нашем житье-бытье.

Сложно сказать,
что имел в виду
человек, всё это выдумавший:
утешить детей несчастной страны
образом мирного быта?
Покрасоваться перед ними
и перед их учителями?
Поманить перспективой
счастья и благоденствия школьной линейки советской?
Или, может, намекнуть нам самим
и нашим родителям –
не всё, видите, у нас плохо,
не ропщите на СССР,
а то знаете, как оно иногда бывает...

Для рисунка я избрал
перспективу сверху и сбоку,
словно из дома напротив школы,
взял самые беспросветные карандаши –
чёрный,
серый,
водянисто-рыжий,
исцарапанно-фиолетовый,
тёмно-зелёный
и нарисовал линейку:
низенькую толстую директоршу
с микрофоном,
шеренгу учителей,
тоскливых учеников,
асфальтовый двор,
голый, как скалы Афганистана,
плакучие клёны,
торец издательства «Прапор»
с малюсеньким окошком,
в которое ученики бросали
всякую
дребедень,
и серое чуть обвисшее здание школы
в недосталинском стиле.

Кажется, это было одно из моих
самых реалистических произведений.

Именно поэтому, наверно,
учительница,
страниц журнальных жительница,
взяла мой листок,
покачала головой сокрушённо
и сказала:
«Ну не посылать же такое
в Афганистан!»

И в самом деле.


Так что я с чистой совестью
и честно заработанной карандашами тройкой
мог смело идти домой,
думая о неизвестной мне стране.

Название её, кстати,
в наших краях
произносили как Авганистан.

Может, это было бы интересно
кабульским или кандагарским детям?
Может, об этом
стоило написать в письме,
которое я забыл написать?

Прошу зачесть
этот стих
как запоздалое письмо
давно выросшим детям.

С наилучшими пожеланиями,
Ваш О.
Подпись, дата, место.
Исправленному – верить.


* * *

ну и ветер
даже в колодце вода
свои рёбрышки
показывает


Вторая рука

Почему у тех,
кто стоит возле рельс
и поездам салютует,
вторая рука
всегда за спиной?
Что они прячут в ней?
Украденные кольца Сатурна?
Мягкий камень?
Железную воду?
Чересчур мелкие страсти?

Но из окна поезда
не получишь ответов,
можно лишь продолжать наблюдать,
как те, что стоят возле рельс,
машут
уже следующим вагонам –
словно моют невидимое окно.

Вальс

часто носители информации так изменяются
что уже и не вспомнишь как обращаться со старыми
но когда включаешь проигрыватель виниловых пластинок
муха уже знает что ей делать

садится и катается на чёрном лоснящемся круге
садится и катается в ритме вальса
хоть и не делали этого уже
предков её
несколько сот поколений

вот она память крови
вот он культурный импульс
муха катается и сонно спрашивает
у пташки стеклянной которая
водой питает газоны

пташка стеклянная пташка
зачем ты опрокинула
вверх тормашками мир?


Прибытие ракет

Словно прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота,
состоялось прибытие российских ракет в Мариуполь.

20 секунд видео из машины,
которой посчастливилось остановиться за пару метров
от границы взрыва,
которой посчастливилось вовремя дать задний ход,
не менее эффектны,
чем знаменитый чёрно-белый паровоз.

А цветовая гамма
бесснежной зимы на побережье Азовского моря –
даже лучше:
светло-серый;
тёмно-серый;
красный с жёлтым отливом.

Страшно было смотреть тот короткий фильм
в 1896 году,
и этот сейчас тоже страшно;
можно позабыть, что ты за экраном,
а не в машине,
каждый раз
в тебе словно взрывается
жвачка, застрявшая в пищеводе.

Но есть способ успокоиться –
смотреть ещё и ещё,
а потом резко перестать.
И постепенно привыкнешь,
постепенно прекратишь думать о
прибытии российских ракет.

Этот метод ты опробовал давно
на трогательном мультике
о самолёте,
который спас больного мальчика.
Прокручивал снова и снова,
а потом просто не включал.
Глаза уже не были на мокром месте.
Уже почти не волновался.

Так и теперь
у многих людей в разных странах
есть шанс успокоиться.
И уже начинает казаться,
что прибывают – не ракеты,
что – не российские.

Может, это просто из подтаявшего
неба январского
падает глыба гибридного льда,
почему-то пугая
непонятные
тени
на улицах и в блиндажах.

Тем поразительней становится
эта маленькая победа машины,
маленькая победа жизни.


Живут люди

в дни уличных боёв
над баррикадой
на балконе четвёртого этажа
куда постоянно заплывал дым
и залетали орудия
борьбы
жители вывесили плакат
«здесь живут люди»

теперь на балконе
котом изгибается
реклама путёвок на остров
посреди тёплого моря

можно поехать посмотреть
как
там живут люди


Берегитесь!

Маленькие беременные колонны
на балконе,
за руки держась,
перебегают
с одного берега концертного зала
на другой,
а над ними вздыхает
колонна критская.

В окне каждый может
увидеть площадь
с иллюминированными домами.

Сейчас цвет,
которым фасад освещён –
зелёный,
но каких только красок
не было:
и красная, и синяя,
а местные краеведы
даже говорят,
что была и чёрная.

Кто только не выходил
под тот дом –
и толпа песчаная,
и многоногий упругий хищник,
и одиночки-пуговки,
и те, кто падал
от выстрелов из этого окна.

Но всегда
– точней, регулярно –
под высоченным потолком зала
музыка плавала и прыгала
то форелью, а то косаткой,
кому-то блеском лаская ухо,
а кому-то отгрызая
лишнюю ногу,
то форелью, а то косаткой,
и рояль внизу
каждый раз открывался
самой звонкой чёрной раковиной,
предупреждая
тех
на той стороне:
"Берегитесь!"


*

Каплю на стол посадил как собеседницу


Sic transit

за ночь
в забытый на лавке стаканчик с глинтвейном
снежинки нападали

разбавили напиток
градус понизился исчез

так проходит праздник


Шутка

трое мужчин в лодке
из широкой, но неспокойной реки
заплыли в затоку,
что своё тело тихое переменчивое
спрятала между склонов и скал.

выпрыгнули на берег
и присели в тени,
а один продолжил рассказ прерванный:

– не поверите, но те пять лет
я прожил, как Бог:
бухал, гулял,
женщин водил в однокомнатную,
но зато свою квартиру,
неделями не убирал,
спал в кедах,
слушал музыку – что хотел
и так громко, как хотел,
соседи вызывали полицию,
а я им не открывал,
наоборот, ставил эту же песню
ещё громче,
с моего балкона летали
яркие и тяжёлые предметы,
я спал до трёх дня,
читал стихи, детективы вместо работы…

другой перебил его:
– если Бог и правда живёт именно так,
можно не удивляться
тому, как устроен этот мир.

шутку признали удачной,
все трое посмеялись
и задумчиво-устало притихли,
между маленьких скал сосны качались,
в монастыре на горе что-то рубили,
чайки качались на проводе,
солнце гладило воду,
а между небом и землёй
опаздывала куда-то
первая муха этого года.


Приходи ко мне на шитьё

в заснеженном кустарнике
ты рукав пальто надорвала
и – говоришь –
уже неделю никак не зашьёшь.

приходи ко мне
домой:
мышь достанет
моток
ниток,
таракан проденет нитку
в ушко иголки,
а паук
зашьёт
всё, что нужно.

если хочешь,
даже пристрочит
на рукав
ленточку тумана


Донос

Первый мой жанр был – донос.
Едва обучившись буквам,
когда чуял из туалета запах табачный
писал на двери:

А ДЕД ЗДЕСЬ КУРИТ!

Потом на тёплом и толстом
почтовом ящике в подъезде
вывел не менее толстым карандашом:

АНДРЮША КУШОЕТ МУХ!

Имя «Андрюша» образовалось
из фамилии хозяина ящика,
Андрющенко,
давным-давно там написанного,
что хорошо иллюстрирует
коллажность эпохи.

Не сосчитать, сколько раз с тех пор
красили туалетную дверь,
и всё в цвет ряженки, –
но из-под краски каждый раз прорастали,
всё зеленей,
всё весенней,
буквы кривые о деде-курильщике
и становились ему,
покойному, памятником.

А ящик почтовый в подъезде
никто бы красить не подумал,
так что карандашные слова
невозбранно себе жужжали,
сами в мух превращаясь –
бессмертных,
не засыпающих на зиму.

История учит: себя не предавай.
Ну разве можно предать свой жанр?
Да и прятаться от себя –
игра плохая.
Так что в день самого неудержимого
снегопада,
в день оргии белых мух
выхожу на пляж – уснувшую осу –
между рекой
и лесом.
Ногами вытаптываю
на страницах сугробов
доноса огромные буквы:

А СНЕГ ВЫПАЛ, ГАД, НЕ ДОЖДАВШИСЬ ЗИМЫ!

Первым
читателем надо мной
пронеслась тень совы белой.

Знаю:
слова мои скоро засыплет,
но это ерунда,
на здоровье,
пускай,
снова приду и напишу,
донос не медлит,
донос всегда успевает.



* * *

Когда юная пара
на аллее целуется,
ты проходишь
с детской коляской,
как привидение
потенциального будущего.

Не удивительно,
что они
смущаются, исчезают.

Но в воздухе
продолжает висеть
запах поцелуя –
как змей бумажный,
как шмель,
как дятел,
как комариный майдан,
как смех,
как дым,
как тренировка весны –
на неё выгнал всех
физрук Январь похмельно-безжалостный.


Император старой теплицы

Глупые – как и вся вкуснятина –
помидоры,
картофель,
огурчики –
так и сгибаются под весом
с
о
о
Олнца,
а сбоку в старой теплице,
где рамки поют романсы,
где по стёклышкам плывут
паутинные узоры,
посередине
во весь рост роскошествует бурьян,
сочный,
весёлый,
от всего защищённый –
такой себе варвар на троне,
император последний
и такой же последний
защитник высокой культуры –
вон ветками по стеклу
тихо пишет приказ в стихах,
а потом снова любуется
сосны тонкой гравюрой.


География

вешаешь на стену
репринт карты Украины XVIII века
ровно повесишь – отклеится
криво повесишь – держится

пусть не рассказывают
что тогдашняя география
мало соответствовала реальности


Зато не про войну

«на Донбассе
нерестятся вороны»

сказал мужчина
в новой электричке

жаль что не я
выдумал этот стих


Оружие

Когда живёшь в розе ветров,
надо привыкать:
ой, всякое здесь в воздухе творится,
не только отара омел
качается, как маятник,
не только снег бомбардирует землю
маленькой жизнью.

Однажды ты просыпаешься –
слышишь вертолёты
и думаешь:
вот, это уже русские прилетели.

Ищешь в постели
свою зенитку,
а она превратилась
в кошку,
и вертолёт стал грузовиком,
что булки привёз
в детский сад,
и где-то голос хрипит
не «гады, сдавайтесь»,
а «когда закрываетесь?»

Но стоп-стоп-стоп!
Какой детский сад
в рождественское воскресенье?

Так что ты всё же
крадёшься во двор
с кошкой
на плече –
лучше хоть
какое-то оружие
чем
никакого.


Реализм II

фестиваль в грузовом аэропорту –
стихи на стенах товарных вагонов и контейнеров
документация исследования людоедского кейса
в бессмысленном городке
наклеена на правила безопасности
хеппенинг в кабине с заблокированными кнопками
рычагами штурвалами
грузчики в форме нквд
пузо самолета открывается и закрывается
немного обгоняя медленный ритм медленной музыки
представление на пружинках под крышей
огромного и полнопустого словно китай ангара
смех большая бутылка бехеровки
стилизованная под макет самолета
мерцание бодиарта неотапливаемых помещений
презентация неба презентация земли
дискуссия рельсов молчание взлётной полосы
в тренде растрёпанный парашют
плетущийся по земле за спиной
и ты между небом и землей
сидишь на грузовом кране
радостно удерживая обеими ногами
крюк от падения вниз
не желая знать как мало осталось
до падения в реализм


Фотографируя разбитую банку огурцов в метро

в переходе
со многими пальцами цветов
фотографируя разбитую
банку огурцов
таким образом умножая
этот хеппенинг
некоего человека авантюрного или уставшего
присев
наводя фокус
слышишь за спиной
то есть над спиной
смех и в ответ:
"да это всего лишь объект"
и понимаешь что объект теперь это ты
но не расстраиваешься
из-за этого
чуть приглушаешь лампы
замираешь
зная что
на улице ждёт
и подмигивает жёлтый вечер
прогревает
для тебя в заснеженном парке рампу
и ты идешь в странные гости
к человеку
что умеет
открывать
бездны:
в окне
в книге
в небе
в реке
в звуке
и – хочется верить –
в банке с огурцами


Голем

Когда
Каббалист и алхимик
Сергей Тюпа
Раскачивался на лианах утреннего метро,
Ему открылось,
Что сосед его
По вагону,
Пьяница из дома напротив –
Это Голем.

Вы только посмотрите,
Какой у него цвет кожи –
Будто отличная глина –
Какие медленные, целенаправленные
И тупые движения,
Как он сейчас начнёт бурить,
Как смотрит
Косо и невидяще.

Вечером в садике
С неба посыплется
Звёздный алфавит,
Сойка будет есть абрикосы,
Ночная бабочка вишни,
А Сергей Тюпа
Вызовет
Голема.


* * *

Туман перегара оттепели –
В нём свет вечерний материализуется,
В нём хочется идти
С тобой
Обнявшись,
За руку,
Под руку
Или просто меняясь паром изо рта –
Зависит от того, кто ты.

В нём зарево
Очередного
Мирового
Пожара
Кажется светом
Над соседним городом.

И на перекрёстке пяти аптек
Туман расскажет, кто мы,
Туман расскажет,

Что я жёлтое, а ты – зелёное.

Этого достаточно,
Прими просто,
Что я жёлтое, а ты зелёное.

Любовь, дружба, ненависть, приключение,
Идеальная прохлада –
Это всё мелочи,
Детали орнамента,
Мандаринки возле сада,
Главное, что я жёлтое, а ты зелёное,
И этим всё определено:
Какие взгляды и где мы бросим,
Какое оружие возьмём и какой рукой,
На каком архетипе взорвёмся,

Я жёлтое,
А ты зелёное,
Недаром цветов так мало.

Уррр!
В метро желудка
Прибывает поезд голода,
Сейчас бы съесть какой-нибудь
Дьявольщины.

Но здесь на перекрёстке
Одни аптеки.
«И смотри, все их крестики – зелёные», –
Хвастаешься ты,
На что я предлагаю оценить
Цвет неба туманного.

И правда,
Так мало цветков цветов
Позволяет вечер,
И правда странно, как он позволяет
Нам видеть
Цвета друг друга.


Колодец напился

Лёд – мягкий, как мозг,
и ручеёк пульсирует,
на чёрных деревьях
снег крепости строит.

Парк наш всегда
двоякий:
верхний твой,
нижний – мой,

а на границе, на склоне
колодец
звенит
как бусы.

Быстро бежит
вода
по голубому
филе намёрзшему,

крышку раскрой
жестяную –
и удивись,
и засмейся:

колодец сегодня полон до края,
колодец сегодня льётся за край,
колодец сегодня напился,
колодец – Весёлый Бог.


Механика рода

бабушка говорит
вот если бы ты как мы когда-то
постирала без стиральной машинки
без стирального порошка
без горячей воды
и без воды вообще
каждый день по двадцать пелёнок
я бы на тебя посмотрела

мама говорит
посидите с ней наконец
я хочу сбегать
нарисовать какашку

дочка говорит
ты куда
дайте есть и отцепитесь от меня
я хотела сказать
положите рядом со мной маму с грудкой
а сами станьте вокруг наклонитесь
и говорите мне какая красивая

о прабабушка проснулась
говорит
дайте есть и отцепитесь от меня
я хотела сказать
принесите с кухни крученики
налейте пива
и послушайте страшную историю
что случилась
в 1949 году
с сестрой моего брата
отца матери мужа
ужасная история
три года я не спала
кто бы мог подумать


* * *

Мода колеблется, словно маятник
часов идиотских с цифрами только двумя
и пустым трамплином вместо кукушки.

Видишь, как в метро
мужские причёски снова длиннеют,
почти уже догоняя
твою причёску.

И ты постепенно – в который раз –
превращаешься
из стрёмного нефора,
пидора,
байкера
(все на р)
в хорошего патлатого чувака
с забавной футболкой –
с таким, может, даже когда-нибудь
неплохо было бы вдвоём
опоздать на лекцию

Знойная речка воздуха
бежит сквозь вагонные форточки,
мелькают станции,
мелькают бутылки пустые
из-под минералки.

Всё меняется.
Но ни фига не течёт.


Вестник

Вся история –
это история борьбы подростков и детей,
вся география –
это икона двумерная, без перспективы,
где человеческая фигурка с коровкой странной
кричит издали:
«Шо!!! Я не слышу!!!»

Наверно, поэтому ты идёшь
между деревьев с поющими соловьями,
огибаешь неподвижность улиток,
смотришь на дома по сторонам улицы
и понимаешь:
нет в них ни истории, ни географии,
есть лишь возможность гладить рукой
каменные стены,
деревянные заборы,
да ещё возможность бросать в почтовые ящики
зажжённые спички,
чувствовать себя великим вестником
маленького Апокалипсиса,
всадником на четырёх
кузнечиках-попрыгунчиках.


Перед порогом

одяло газета никак не перелистнёшь
одеяло туча в горах
густая попробуй такую расправить
а справа от кровати чёрный кремль лежит на ребре
а слева на стене – прибытие луча-минималиссимуса
и снизу такое будто сдвинули
два бильярдных стола и приподняли
с противоположных сторон
так что проваливаешься в бильярдную канаву
в надежде увидеть легкокрылый сон
в колебаниях увидеть
или пророческий или прозрачный
в свободном от подробностей вагоне


Стол утром

пять утра
на фоне зелёного парка
развевается скатерть белая
смеясь и поднимая руки
угрожая поднять стол в воздух

на столе ветер колышет миниатюрный пластмассовый зонтик
молча лежит недоеденный мраморный сыр
словно участок дороги
солнце утреннее упало на сероватую тарелку
белой ветчиной
в недопитом
в недобитом
бокале
плавает пепел
империй? сердец? сигарет? крыльев? текстов?
а рядом окурок выдаёт себя за официанта
скрывая прожжённую в скатерти дырку

полупустую бутылку накрыла холодная обароченная свечка
полуполную – бабочка тёмно-мясного цвета
вилки разбросаны словно мечи после боя
пока никто ещё их не собрал....
хотя совсем скоро придёт археолог
но пока всё на своих местах
всёрьёз движется только вода вон в том фонтане
пролетая маленькой радугой
прикрывая не очень заметную скульптуру поодаль
словно срезая бритвой Оккама
и ещё человек
с фарфоровыми глазами
в окне жёлтого дома
пишет:

 «Восемь утра.
Медленно летит вода из фонтана.
Медленней, чем такси ползёт,
В котором с тобой мы едем,
Довольная каменная роза!»

только нет ни восьми утра
ни такси
ни каменной розы
только медленно падающая вода
что срезает статую
забытого героя современного искусства


Шарит в искусстве

кто это так научил
ветер играть в напёрстки?

переставил
в летнем кафе
стулья
переставил столы

но видишь –
под каждым из них по каштанчику

видимо шарит
в чистом
искусстве


- - -
удивляешься, что синичка
едет на зеркале
фуникулёра осеннего

но

не удивишься, если весь мир
выращен из зеркала
осеннего фуникулера


Настолько хорошо

Ночной фонарь на дерево укладывает
снег лучей,
обещает:
всё будет хорошо
и немного пугает:
неужели настолько хорошо?


Коллектив

куда все листья опавшие
от ветра побежали –
туда и я
побежал


* * *

сквозь ноздри лебедя
увидел
солнце

это всё ещё осень
всё еще озеро
растет


Птичий Сталин

Кажется, все воробьи страны
сегодня собрались
на этом станционном дереве

был бы я птичьим Сталиным –
арестовал бы
мгновенно
всех
и сразу


* * *

Я играл белыми,
но правила диктовала она,
моя ещё не трёхлетняя дочка,
чётко определив:
белые фигуры стоят на белых клетках,
чёрные на чёрных.

При этом чёрным разрешено
быть вдвоём на одной клетке,
что они всегда и делали.

Когда мы, согласно этим правилам,
всё расставили,
в воздухе повис миг молчания,
а затем, на глазах
у ошеломлённой армии белых фигур,
дочь игрушечным конём,
обычным, не шахматным,
смела с доски вон
своих чёрных
и только после этого
добила парализованных белых.

Чем чаще играешь
в шахматы с маленьким ребёнком,
тем лучше понимаешь
механизмы истории,
войны и политики,
будто играешь с
с неколебимо-смешливой Судьбой,
будто играешь с
с Богом –
его ещё не пускают
даже в детский сад.


Культура молчания

молчание словно цемент
молчание это цемент
что скрепляет треснувшую стену коммуникации

и когда ты молчишь
сжимая тонкие губы
за тебя будут говорить
картинки
на стекле остановки
желания в снах рекламы
наборы цветных знаков

заяц молчал и лиса молчала
ночной поезд молчал
одежда молчала
свет молчал
европа молчала
люди под занавесом дождя в ожидании первого утреннего автобуса молчали

и молчала стрела летевшая
под радугой хлебных запахов –
ошеломительного горячего
сладкого свежего
божественного чуть чёрствоватого
и прозрачного совсем засохшего


В процессе исследования

Видишь, мы исследователи,
мы постоянно что-то исследуем
в то время, которое ошибочно
называют "свободным".

Кто-то количество шагов считает
от трамвая до дома,
кто-то измеряет интервалы
на клавиатурах поручней,
кто-то растворяет в луже
леденец.

У всех есть занятия.

Вот и мы с ещё одним
энтузиастом
на своих ежедневных маршрутах
вычисляем
соотношение
двух самых распространенных
в этом городе языков
в разговорах прохожих.

Наши подсчёты не совпадают,
иногда соотношения
получаются противоположными,
провоцируя методологическую
дискуссию и обвинения.

Но один показатель
всегда остаётся стабильным –
большинство,
что вообще не разговаривает.

И где-то на полях исследования
из каждой фигуры
вечером
тень вытекает.


Багатель

поэзия это бросить камень или ветку
на лёд
озера или реки

никому это не нужно
но каждый подойдёт и бросит

некоторым удаётся проломить лёд
порой даже
тонкой камышинкой


Недостижимый дуб

Подчёркнутый молнией когда-то,
стоит он с той стороны реки, как подлежащее,
почти на вершине холма, но ещё на подъёме,
с растрёпанными руками,
подчеркнутый молниями ещё и ещё,
но всё такой же живой,
с тёплыми чёрными пятнами.

Путь к дубу выходит из переулка тихого
на шумную долину
с деконструкциями прудов и каналов,
туда блаженный, также подчёркнутый молнией,
приходит смотреть на кур,
стоит и смотрит, человекокурый кентавр,
куропат блаженный.

Обойдёшь куропата и лозину его,
станешь, как он, невесомым,
пересечёшь в воздухе хвостик моста
и наконец с длинным дрыном в руке
погрузишься в лабиринт кисловатый болота,
отпущенного на прогулку
в этом году либеральным Аидом.

Шаг вправо как проба строки,
шаг влево – новая жизнь,
не выходит ни то, ни другое,
в невероятных комбинациях
продвигаешься по чуть-чуть,
через ушки, глазки воды,
нащупываешь путь в обход
и опять в обход,
сквозь отпор спасительных серых трав,
в застывшем на паузу
тростниковом оркестре,
ты – болотомерка,
ходячая ошибка,
возвращаешься в который раз,
озираясь на туман
вокруг
недостижимого дуба.

Будешь приходить и день, и два, и симфонию, и февраль.

А когда вдруг,
без жары, без пожаров, без скрижалей
вода возьмёт да расступится,
подарив дрожащую тропку,
на ней у мостика будет стоять куропат,
подталкивая реку своей лозиной –
"проплываем! не задерживаемся!" -
тогда нет,
тогда ты не пойдёшь.

Иди только тогда,
когда так неуместно, как только можно,
так неуместно, как жизнь,
всё охватят снежинки,
забьют глаза, носы, дороги, реки, крылья,
тогда продирайся,
боком понемногу переходи мостик,
проходи мимо тихого вечного куропата,
танцуй по заячьей спине тропинки,
выныривай на подъём,
на этот энергетический
суржик торфа и песка,
приближайся, улыбайся,
смакуя каждый шаг,
высматривая заранее
отпавшие куски коры
или те, что просятся отпасть,
как зуб куропата,
его сейчас ты ощущаешь, как свой,
в день, когда любовям, книгам и эпидемиям
песни гудят петухи
и журчат объявления.


Время года

В голове – лето:
над серой кучей
кружат
зелёные, синие, жёлтые, чёрные
насекомые мыслей.

И гудят.


Утро на окне

и окно, и его порождения –
бесконечные миры,
гудки-языки,
всё покрывается
квадратами и треугольниками

– это солнце быстро кормит грудью
даже тех, кто
не проснулся.

на окне игрушечный дом
наполняется понемногу
бешено-розовым цветом,
не пугая, однако,
заснувшую жёлтую лошадку.

на чердаке
игрушечного дома –
розовая комнатка
с окном, но без двери,
совсем как в романе "Голем",
сохнут на солнце последние минуты
шанса туда попасть.

и уже шевелится
внизу на одеяле рука,
что вскоре вдохнёт жизнь
в коня игрушечного-жёлтого
с буквой на копыте.


Каким бы вертухаем ты был

сбрасывал в кастрюлю с доски
пельмени-бомбочки
провожал взглядом
и вдруг заметил
что два пельменя на доске
слиплись

остановился
разделил их
и назначил в разные партии

один сварить сегодня
а второй – завтра



Литература истории

в бумаге
об убийстве шести евреев
найти
грамматическую ошибку
и два следа
забытого правописания

в бумаге
об убийстве украинки
найти
год рождения
и след чая

в бумаге
о доносе
не найти бумаги

в бумаге
найти и не найти

найти
и не найти

и


Богиня

в киндер-сюрпризе
нашлась
богиня Кали –

настоящий сюрприз
и для детей
и для взрослых


Мудрые

Первая лужа –
начну с той лужи, что высохла,
а когда рождалась,
то рождалась
из дождевого потока,
который смыл детские рисунки мелом:
двух конесобак, цветок и Ещё Что-то.

Растворённый мел пережил воду
и оставил свой след жёлтый
на тёмной земле,
на мягких травинках и подорожничках.
Вам кажется, что здесь Что-то случилось,
химическая авария,
гнусный порошок,
след вибрирует,
след болит.

Смерть, – говорит мудрец, – только смерть,
это и всё, что можно сказать
об этом мире.
А на предложения весны, моря,
солнцеалистического реализма
и прочих жизнеутверждений
отвечает, что магазины и обёртки,
в которых продаются ножи,
могут быть разными.

Вторая лужа –
то ли из мрамора, то ли из гранита,
извините, я не очень различаю
эти материалы,
да и другие тоже.

В мраморно-гранитной луже
отражается то, что и должно
отражаться днём:
солнце с легким облачным фильтром,
но в луже
оно кажется
луной,
пугающей луной
в венке из туч и веток,
луной на картине художников-романтиков,
может, на иллюстрации.

Всё кажется, – говорит ведьма, –
всё перевоплощается,
дважды в одну стену не войдешь,
счастливы те, кто сумел взглянуть
хотя бы через стекло запотевшее.

Ключом обдеру контуры луны, облаков и веток.

Третья лужа такая прозрачная,
что не скрывает, а только подчёркивает
красивую новую плитку,
уложенную на эту дорогу
в последние дни работы старого правительства,
старого доброго правительства,
накануне прихода ещё лучшего –
оно ещё больше плиток положит.

Каждая участница
плиточного коллектива
напоминает рыбоньку
цветную.
Даже если в этой луже и случится буря,
она будет радостной,
забурит весенне.

Позитивное бешенство.
Ускоренное регги.
Пастор на зебре
обещает, что все будет хорошо,
и со смехом прыгает в зелёный карьер.
Ты тоже не можешь удержаться,
смеёшься,
поднимаешь пену песка.

Жизнь, смерть, иллюзии –
всё рассыпается, теряются тропинки,
ты должен каждый день приходить,
проверять, есть ли ещё следы:
мел на подорожниках,
царапины на камнях,
изумрудный смех в глубинах карьера,
отпечаток копыта зебры.


Чтобы вас больше не видели

женщина лежавшая на столе
цвета дневной луны
женщина лежавшая в окне
в монохромных витражных колготках

женщина воскресла
и продала билеты на электричку

чего только не сделаешь
чтобы вас больше не видели
на станции Здолбунов

чтобы можно было выглядывать
в распахнутые окна
чтобы волосы безнадёжно боролись с ветром
чтобы видеть как в деревьях вечерних
невидимый пикальщик-птах
рассекает пением своим
ожерелья колёсного звука


Может, украинская поэзия

день был такой тонкий и трепетный,
как паутина,
раскрашенная пауком-маньяком,
академистом.

оставалось только ждать,
кто её разорвёт.

это был жук "солнышко",
ворвавшийся в моё окно,
на градус буквы "у" открытое.

депортировал я его
на рекламной газете партии "Путь Добрых Намерений",
и в одной из статей, кстати,
говорилось о принудительных выселениях,
только в других масштабах.

просыпаюсь на следующий день
снова на планете "Осень",
а всё окно покрыто
разноскоростным
автодромом красно-чёрных жуков,
жадных до тепла
и чтения.

только вот газеты больше нет,
и выборы закончились,
нужно что-то другое,
может, украинская поэзия?


---
никогда не верилось в железнодорожность времени
теперь придётся разувериться
и в хлопьях пространства

когда увидишь
что живешь в стихотворении
которое могли бы написать
в шестидесятых годах века прошлого

о том как
целый город выключился
чтобы можно было увидеть метеориты


---
решил быть
радикальным художником –

съел
все наши
ватрушки


---
две женщины в парке на лавочке –
это лишь
два света браслета на двух деревьях
перенесённые
шутником-кубистом
вбок на 12 метров
с сохранением
всех
пропорций


Память

Крест Владимира сегодня какой-то не электрический,
поэтому другие уже фонари
освещают
развязку ту в воздухе,
от которой в круговерти во все стороны расходятся
машины и вагоны снега.

В темноте, в снежной завесе
за гигантским телом Днепра,
кажется, нет совсем
левого берега,
ни огонька,
ни дома –
всё, как сто лет назад,
когда город здесь обрывался,
центром и набережной заканчиваясь,
выпуская пляж
за скобку.

Берег одного века,
берег другого,
река-память:
никогда не знаешь,
где лёд хороший, крепкий,
а где
тепло уже пустило
первые цветы трещин.


Катится и падает

как тебя зовут?
меня зовут Сука
почему вдруг так?

а почему
в сером небе
между ветром советов и камнями
флаг на последнем причале
качается?

не спрашиваю почему
с причала что-то
катится и падает
спрашиваю: как
оно туда попало?
и откуда сила взялась
спросить меня об имени?

ветер мешал
услышать ответ –
то ли "не спрашивай Сука не спрашивай"
то ли "спрашивай Сука спрашивай"

ветер мешал
мешало что-то
катившееся упасть
с причала


Маленький надувной Гамсун

веришь и веришь
в голод – яркий, стремительный,

когда голода поезд бежит, веселится,
туннели наполняет искрами,
станции не объявляют, а поют,
каждый и каждая сидят в себе
и в голод других
веруют,
но уровень – верифицируют,

когда цвета всех вагонов переливаются,
но все они
не из обоймы радуги,
а под потолком бьётся-смеётся
маленький надувной гамсун,

и кто скажет,
что "надувной" означает "ненастоящий",
пусть первый вонзит иголку.


Выйти из тени

как обстоятельно и смело решали
что пора уже выйти из тени!
как отваживались!
как скандировали ритмично
выйти из тени!
выйти из тени!
как делали наконец этот шаг
через тёмную границу!
как выходили из тени!
как тянули за собой равнодушных
и колеблющихся!

и кто же мог подумать
что на солнце – жарко?


Недосказанное

Предыдущих обитателей этих изогнутых улочек
Разбрасывал столько раз
Смешливый открытый блендер истории,
Что нынешние жить стали так,
Словно были здесь и будут всегда,
Словно следы их в летней пыли –
Неотъемлемая часть экосистемы.

И говорят словами, можно подумать,
Неповторимыми,
Носят символы на шёлковых шнурках,
Недоговаривают в каждом предложении
Что-то понятное своим,
Какую-то тайну,

Смыслы спускают под землю
На цепях недосказанности,
Что интригуют и тянут,
Но если поймаешь,
Придётся расстроиться:
Никакой
Тайны нет.

Вечер холодеет в гулких улиц руслах,
Шагают шаткие группки
На собрание фальшивых масонов;
Фигура никак не откроет двери
Собрание благородных потомков;
Из окна, высокого, словно шкаф,
Выглядывает и чуть дрожит
На майском ветру
Глава отделения вагнерианцев.

Вечер холодает, а ветер нет.
Уличные звуки говорят на разных языках.
Недосказанное лежит под каштанами.
Нет для вас другой весны.


Затмение

киевские кафе превращаются
в продуктовые магазины
вокзал дышит медленно
и горячо
пастью китовой
светофоры объявляют
что отныне будут только серёжками

а при входе в новопродуктовый
трое на траве
спешены
один спит
второй учит третьего
выговаривать название города Ромны
Ромны
ну Ромны
ну скорей же
осталось только шесть минут
до начала затмения
говорит радио
и ещё радио говорит
Ромны


Контрабас

в ванной
маленькой
над ванной меньшей
на верёвках для сушки белья
висит самая маленькая ванночка
для дочки
будто десертная ложечка над столовой
как у одной поэтессы

вытираясь
зацепил эту ванночку
и оказалось
что верёвка ею натянутая
звучит как контрабас

не говори: «когда появится ребёнок будет трудно»
не говори: «через год станет ещё трудней»
говори:
«когда появится ребёнок
узнаешь
что в ванной
играет контрабас»


Ностальгия. Стиль

знаю
милая
чувствую
понимаю твою ностальгию
восхищаюсь этим стилем

но это всё не совсем то

настоящая ностальгия – это:
подружиться с коровой
чтобы делать мягкий сыр
именно такого вкуса
как тот полукислый в поллитровой баночке –
его тебе давали родители
в детстве
на втором часу путешествия в душном поезде
что как раз гладил живот
реке Ворскле

а настоящий стиль – это
мять и мять фарш
чтобы сделать из фарша шарф
в надежде согреться

мнёшь и мнёшь
он такой пружинистый
чувствуешь себя как-то неловко
словно Голем
что сейчас душу вдохнёт
в творение

но на самом деле лишь ставишь
фаршевый круг на землю
и сквозь него едут
сырные вагончики
тоже неплохо
едут и едут
сырные вагончики


Трансформации

В этом сезоне
На пляжах
В раздевалках
Использованные прокладки
Бросают скрученными,
Как роллы
Суши.

В прошлом же сезоне
Они лежали
С расправленными крыльями,
Как голуби,
Замершие
В соколином лёте
Между магмой и манной.

А ты ещё говоришь, ничего не меняется.
А ты ещё сетуешь, что нету трансформаций.
И чухаешь на запястье тату
«Пора отсюда валить».


Доберутся и до твоих гаражей

в одном из центров
сладковатой ризомы хрупкой цивилизации гаражей
высунув голову из поезда
я увидел как на маковке горы гаражной
сидит девушка в шортах с аспарагусом
и держит подбородок на коленях
смотрел-смотрел
а потом пробудил внутренний голос
и закричал он девушке:

эгей! погоди!
вон уже из переходов метро выбрасывают киоски!
доберутся падлюка и до твоих гаражей!

слышала ли она?
трудно сказать
ведь поезд мой разбросал по всем четырём
стенам летнего вечера
громкий звук
такой звук
будто изо всех сил металлическое что-то
бьют о другое что-то металлическое

да собственно
так оно и было


Жарили снег

Дождь начался, чтобы
Полить огурцы на грядке и деревят, чтобы
Помочь собрать воду
В заржавленное ведро, чтобы
Повод был вымыть окна, чтобы
Легче оттереть на балконе птичий помёт, чтобы

В автобусе закрыли люк, чтобы
В супермаркеты зашло больше посетителей переждать и что-нибудь купить, чтобы
Человека в коляске забрали наконец домой, чтобы
Полиционеры прекратили обыскивать человека с сумкой картошки, чтобы
Крыша там справа взблеснула яростной тупой трапецией света
И сломала кадр фотографии –

Пока те двое жарили снег,
В овраге
Жарили снег,
На острове,
Под мостом на набережной,
Жарили снег
На перекрестье рек,
В отблесках сияния нового района,
Где эпоха утекает между пальцев,
Как вода между ног,
Жарили, жарили снег.


Земляничная колея

лучшие ягодные походы
были по землянику в остром лесу
возле едва живой
колеи железнодорожной –

смотреть на метафоры туч
сбегать с насыпи
завязав волосы в хвост
покачивать на языковой ракетке
мячики слов
полянного диалекта
чертить азимуты лесных пунктиров
не замечать барочную точку на горизонте

за весь поход иногда находились
только две земляничины
зато какие вкусные!

за это время по колее
точно так же дважды
проползал поезд

соревнование у них было –
кто меньше

недавно из тех краёв приезжал человек
говорит
поезд – победил


Последнего метро ещё нет

гнусавая месса в которой
все слоги ударные
призывая беречься
от остро-респираторного
заболевания
звучит под сводом
остро-пустой станции

для двух людей
усталых на скамейке
для двух цветов
танцующих на кубистически
разложенном
мяче свода

кто-то говорит они признаются
в любви
кто-то говорит не признаются
а сознаются
кто-то говорит не в любви
а в зелёном оттенке
над кем-то мигнула
остро-острая лампа


Солнца чаёв

На корабле через Босфор
Можно было много увидеть форм и красок:

От прямоугольника
Шведки с сигаретой
До куриного пёрышка
Украинского поэта,
А ещё чаячьи Египты,
А ещё голубой шарфик моря
И пепел набережных,
Ну и, конечно,
Нежная глина неподвижная
Хрупкого завода Святой Софии,
Кричащая пещера Святой Ирины,
Конструктивизм
Галактики османских мечетей.

Но
Солнцами в этой плывучей системе
Были только красные цвета чаёв.
Их нёс официант
На верхнюю палубу,
Словно рисуя букву ;
В уголке буквы К
Тёплой лестницы.


*

озёрные приключения бессобытийные:

поцеловал в плечо воду
и слегка
ударился носом
о мягкий мир

*

тихое счастье
четвёртый час утра
пятый ночи
можно уехать прочь
в нескором экспрессе ванны
под весёлым присмотром
камер капель
на стенке

в дороге вода играет
познакомиться хочет


Парис

идёт по базару
мясник
– белый халат
в созвездиях крови –
и держит в руке
три персика

пусть мясник
– все закричали –
богинь судит!


*

нажимая в различных комбинациях
выключатели трёх лампочек в поезде,
понимаешь, что воплощают они
все вопросы общественной жизни,
ну а разве нет?
вот одна лампочка светится, две – нет,
две светятся, одна нет,
ни одна не светится,
только не бывает, чтобы светились все три –
подушечки тёплых пальцев
не позволяют.

чтобы выйти из этого
волшебного измерения,
съешь мыло,
но не какое попало,
а похожее на куриную котлету.


Ночь условного наклонения

Чудо:
дерево снова за окном разговаривает,
а ночь экстраполирует на стену
букву «ї» без точек.

Говорит:
и почему вас так нервирует
мой блестящий лунный серебряный крем?
ну смотрите, как я славно намазала
им булку дороги!
а эта тога дома напротив?
а вуаль фонаря слепого?
и зря не цените вы
серебристый парик
и грим чёрно-белый
на женщине, что, зажмурив глаза,
всматривается вам в окно.

Напрасно:
часы долго врут,
что скоро спрячется ночь
в то место, где из стены
дети кирпич вынули, чтоб сохранять
сокровища прошлого времени
сослагательного наклонения.


*

серенькая архитектурная деталь
на сером фоне
серейшего неба
как иллюстрация
к новой сонате цикады
выдержанной
на одной ноте

не на одной а на двух –
поправляет кто-то ниоткуда

но пока что
и одной хватит


*

в дверную щель закрытого на карантин
провинциального вокзала
швырнул ломоть кашля

пусть эхо
само с собой в хоккей поиграет


*

дождь цикад
игры в колёсики
я смеяться
цикады
что
делать
?


Горизонтали

на протяжении всех 259200 секунд жизни на острове Крит
ни разу желание не возникало
фотографировать что-нибудь вертикально
ни в бежевых ни в фиолетовых
ни в синих ни в красных
ни в ярко-чёрных обстоятельствах

и горизонтали так легко дрожали
в пронизанном солнцем воздухе
что не без помощи правильных и неправильных
бесцветных кругов
начинали взлетать но не как попало а плавно
над мысом забытого тихого порта

взлетали не вверх а в сторону
полосы святилищ
пока спиной шеей и плечами ты подплывал
к лёгким волнам прыжков
по едва коровным спинам мягких камней
на входе в добрый раскалённый
островок Амниссос


Граница цикад и чаек

хранить внутри кожи муравья свободы практически постоянно

когда надо – прятать зёрнышко между иной парой зубов
в подошву вонзать тайную кактусную иглу
превращать базар в верлибр
рыть кратер
мыть мрамор
бить барбарис

хранить свободу пока анкетным данным
не станет известно твоё исповедание –
ходить под солнцепёком в храм
слушать мессу цикад
глядеть совиным оком
на вотивные дары

а когда это раскроется
просто больше туда не ходить:
в запасе всегда есть другое место
на берегу моря –
граница между звуками цикад и чаек


Исчезнувшие пути

Наслаждаются задумчиво древними и новыми дорогами,
Проложенными в бесштанные времена
И действующими до наших дней,
Путями, зарифмованными с птичьими трассами,
Путями, что немного меняют русло,
Но плывут всё в ту же самую сторону,
Лишь ненадолго задумываясь около новых плотин.

А мы сегодня радуемся путям исчезнувшим,
Романов экспериментальных отрывки читаем
Серебристым бурьянам, выше нашего роста вымахавшим,
Где вчера ещё тропинка была,
И бурьянам золотистым, что заслонили
Бульдозером отглаженный путь,
Слушаем водопадистый смех тропинки,
Которая на неожиданном повороте
Взяла и утопилась –
Никого теперь не пускает, а только щекочет.
Нам хочется как-то присесть
На мостик, от берегов оторванный –
Вот он балетничает на заилевшей реке.
Нам хочется, но мы остаёмся на берегу –
Под вскрики далёкие празднуем, что дороги нет,
Празднуем и учимся понемногу летать,
А если не летать – хоть ползать.


Снова цикады?

искусствоведина
руководствуясь статической целью
сделала надрез на полотне
советского периода
как раз где слепит солнечным зайчиком
и спит
лодка
та что когда в зале сумерки
напоминает лицо муаммара каддафи

сделала надрез –
и полетели оттуда цикады

снова цикады?
ну это уже никуда не годится
пойдём
возьмём интервью
у чего-нибудь другого


Литературное бремя

Рушат старую хату на углу.
Ещё недавно поблёскивала из одного окна
Полутрупиком лампы.
Не сложился ещё один музей двадцатого века.

Смотрю, как
Рушат старую хату на углу,
Прикидываю вес своего литературного бремени:

Представляю, как романтики
Поселили бы в этих руинах богиню злую,
Полуденницу или, лучше, Подвечерницу,
Представляю, как авангардисты смеялись бы, танцевали, обещали,
Что вместо развалюхи построят здесь
Гидроэлектростанцию –
И если поблизости нет реки,
То тем хуже для реки,
Представляю, как шестидесятники плакали бы над хатой,
Призывая в свидетели космос, богиню-мать и математику.
Представляю, как соцреалисты изваяли бы здесь производственный роман,
Точнее, роман разрушительный –
И роман между работниками – разрушительницей и разрушителем хаты,
А лет через тридцать литературоведы доказали бы,
Что разрушители были антикоммунистами-партизанами.
Представляю, как постмодернисты
Забухали бы с работниками, которые уже совсем доламывают хату
И продали бы видео про то, что случилось потом,
Одному из немецких музеев современного искусства.

Стою, смотрю, как
Рушат старую хату на углу,
Не могу выдумать ничего лучшего, чем стянуть
Её железный маленький уличный номер –
29, с такими красивыми хвостиками у цифр.
Держу в кармане, глажу пальцами
И уже нахожу другое здание,
За которое буду цепляться в следующие годы
Взгляда крючком по пути к холму.

Удивляет не то, что ломаются игрушки,
А то, что находятся снова и снова, и снова новые.


Не яблоки, а какой-то метамодернизм

Осенние яблоки – не верю им,
Какие-то искусственные,
Большие, блестящие, крепкие,
Выдрючиваются
На тонких веточках, с которых ветер уже
Посбивал все листья,
Совсем искусственные и надуманные,
Какой-то метамодернизм, а не яблоки.

Не верю им,
Но есть – приходится
И обливаться соком
Тоже.


Дополненная реальность

Запах самшита зимой –
как луна за тучами:
знаешь точно, где-то он есть;
как перламутр в луже;
как равновесие в сидячем, даже стоячем сне;
как секунды колокол;
как ворона дрожание крика;
как прикосновение к тебе в музее;
как случайная встреча рук
в дополненной чем-то реальности;

чем дополняют реальность, кстати?

зимой её дополняют
запахом самшита,
и ты уже знаешь точно,
где он встречается,
так что разворачивай свои лепестки
едва тревожь эту подслащённую музыку,
ясно, что всякий может продуть флейту такую
в мае, в июне, в палеогене,
а ты вот сейчас попробуй


Триумф

Заход солнца – недостижимый
всех триумфов прообраз и архетип.

Блестят валторны,
струны стреляют,
и звезда клавесинная
пронзает портики туч.

Изменяются флаги ежеминутно,
а мы сидим на коровах,
сонно целуем солнцу рога и руки, и грудь.
Как и всегда, у нас выбор
щедрый,
триумфальный:
и уйти с ним – радостно,
и здесь остаться – не стыдно.


Географические карты. Микропоэма

1.

МЕЖДУ БОЛОТОМ, ЛЕСОМ И ПОЛЕМ В ТЕМНОТЕ
дрожишь даже от
поскрипывания своих сапог
купленных
в грязный неинтересный день
на Подоле

2.
НЕВИДИМЫЙ СТОЛБИК
граница ручья
начинается там
где ты звук его слышишь

3.
СПОКОЙСТВИЕ
знать
где в Могилянке
вишни растут


Cтеноведение

ты выходишь отсюда, идёшь

/можно смело представить
как маршрутка твоя
натягивает и прорывает
сочные границы
условные границы города/

ты выходишь отсюда, идёшь
а я начинаю
хорошо
как ни при каких
иных обстоятельствах
тщательно
как ни при каких
иных обстоятельствах
видеть стены


Ну ну ну

вылизываю желобок старинной колонны
а барашек вылизывает влажную пещеру

дышу в транспорте

составляю роман
из элементов кактусных

кот в зеркале наблюдает
как я принимаю ванну

цивилизация
каждый раз определяется
немного иначе

сейчас цивилизация – это:
между зонтиками кафе
трёхлетний мальчик
что грозе угрожает:
ну
ну
ну!


Три царя

оттепели арбуз
ясно-серый
под ногами
толчётся
бесконечно сочный
а сверху звёзды
такие большие
будто сейчас съедят
трудно средь них
путеводную отыскать
но они отыскали
и к тебе уже близко
дитя
три царя –
печка
осёл
и трамвай


Если позволят

в пункте обогрева
не пар в воздухе гуляет –
дитя однополого брака разных температур –
но
почти уже доконденсированное
желание спать

в новом трамвае
если позволят
можно ручкой своей
вцепиться в длинную его костлявую руку
и на ней зависнуть –
стать висельником сна
сна длиной в 8 гривен


Сон в тёплой слепящей воде

Выдра плывёт и поднимает воду
Острой скобкой,
Целует всю реку, а та ей щекочет губы.

Уж плывёт и поднимает воду,
Кажется, фигурной скобкой.
Его третий глаз и четвёртый
Светят всем вокруг, в них каждый может
Заглянуть, как в жёлтый, солнечный колодец.

Остров застыл, завис, залип в равновесии
Холодных и тёплых пятен воды,
Звуков миллионов виртуозных
Молоточков комариной любви.

А в слепящей воде
На плаву
Спят два мира:
Мир проникновения – комаров и выдры –
И мир непроникновения – острова и ужа.


Третий мост

ВОроны на ветре катаются,
Смеются, кружат,
Падают и возносятся,
А один из них кричит радостно:

– Первый след в снегу
На третьем мосту –
Мой!
 
Ты поднимаешь голову,
Весело проглядываешь
Сквозь деревья ускоренные,
Но разницы
Между
Птицами двумя
Не видишь


Колебаться вместе

Ты говоришь:
«Я, например, люблю
чашки, что книзу сужаются»,
а я уж и сам
пальцев кольцом
меряю донышки.

В небо хочу пальцем попасть,
а попадаю всё время
ближе к тебе,
куда-то в конец алфавита.

Ох, эти желания
твёрдой руки, твёрдого пальца –
они вечно чреваты
доносами,
пирожками с землёй и кровью,
их марши в лучшем случае
заводят в камыши.

Но я снова найду себя
в колебаниях,
какую из луж на снегу
поковырять
палочкой.

Хочешь – приходи колебаться вместе,
а потом я заново,
жердью уже,
попаду в круглое небо
твоей буквы
в конце алфавита,
попаду
в твою звонкую ноту.


*

никак не запродаст бледный фонарь
свою ненужную душу
вот и стоит качается
будто резиновый –
убаюкать хочет
спирали ночных метелей


Отрезанный джинс

январским днём
когда небо ломится
от военной помощи
а на земле такой гололёд
что без помощи тоже никак –

на площадке
в форме летучей тарелки
флаги населённых пунктов
участников местной
территориальной общины
так стучат на ветру
что имитируют майский дождик

жители общины
зажмуривают глаза –
и у них уже май

видишь как все объединяются
ради весны будущей
видишь сколько вокруг делателей
не то что ты –
писюн котячий
жареный воланчик
и просто отрезанный от общины
джинс


Мир

Каждый экземпляр брусчатки
в честь мира обещал расцвести,
птицы присягнули в первый день мира не спать
(конечно, кроме перепёлок,
они, как всегда, испугались и убежали),
в трамваях играла музыка,
мы, взрослые, надевали шапки
из старинных часов с кукушками,
дети щекотали кариатид.

Одни говорили, что до первого утра мира
остались считанные минуты,
другие молча рассчитывали точку рассвета
в небе, которое станет праздником.

И только свадебное платье
целую ночь мучалось
в витрине, зачем-то освещённой.


Прогулянная воздушная тревога

1.

сбегаем с пятилетней дочкой
с пятого этажа,
и на миг становится смешно:
ноги наши в воздухе болтаются,
по-настоящему касаемся
только друг друга,
космонавты,
коцмонавты.

2.

начинаешь прогуливать
воздушные тревоги,
как старшеклассник

3.

кто движется
в тёмном доме
напротив твоего тёмного дома
дома
в котором
пошевелились
твои тёмные волосы?

5.

содержимое рюкзака:
убегая из-под обстрелов
зачем-то
взял с собой
книгу стихов
«содержимое мужского кармана».

6.

беженец играет
нечисто –
у него в рукавах
восемь слов
из разных
диалектов


Мир самшит

Мир!
Шаткий самшит!
Глажу тебя к себе и от себя, говорю тебя и тебе
с Замковой горы в Виннице.

На горЕ, не на гОре,
раньше можно было стоять, вниз смотреть
и считать,
что можешь к миру склониться
ногой притоптать, волосами пощекотать
рукой разворошить –
целое действо о большом человеке.

А потом перевернулся мир
и, кажется, теперь висит надо мной,
дышит,
шевелится,
на чем держится – даже думать не хочется.

Но мы и сейчас найдем чем развлечься:
например,
обустроим театр с воронами.

Мир!
Зелёный самшит!
Запахи уносятся, как плавни речные,
люди уносятся, как горные камешки,
а с той стороны реки
в музее висит
и, кажется, микроскопически покачивается
такая игрушечная, трогательная
картина "Эвакуация" Вауэрмана –
целую её,
пока не видят музейщицы.

И вот мы, как чайки
обгоняем течение,
стенаем о цене своего названия,
а при мостах ловим хлеб в воздухе,
непойманные же крошки
относит надежный весенний дед-ветер.

За что ухватиться?
Может, за то, как тени непрестанно, непобедимо
ездят по твоим структурам,
мир, самшит?
Или не надо и хвататься,
молчаливый, многоязыкий мир, самшит?


Фундаменты шевелятся

что только не снится
людям во время войны
кому бои кому жертвы кому враженьки
кому купание на острове
кому веночки из нарциссов

а ты во сне
перформанс устраиваешь
с литовской поэтессой –
раскладываете военные фотографии на полу
читаете стихи
а потом берете плуг
и пашете ламинат между фотографиями:
очень уместны на нем размытые полоски
как борозды

смотри да пой о том как
шевелятся фундаменты как
параллелепипед становится архетипом дома как
дешёвый ламинат становится полем
где что-нибудь вырастет
верь что песня именно об этом


Апрель

Быстро глазами район обрисовываем
и видим –
входят к нам передовые отряды Апреля.

Флаг у Апреля быстрый:
снизу цвет младо-салатовых листьев,
сверху цвет дождя.

А сам Апрель сидит
на боевом транспорте.

Приветствуем его как освободителя,
он улыбается
и постреливает вверх,
чтобы не расслаблялись.

Только мы всё равно расслабимся.

01.04.2022


Архитектура

трудно держать голову опущенной
трудно идти с горбатой спиной –
дорога ведь так сияет
что слепит глаза

приходится голову поднять
приходится распрямиться

а здесь – ба! появилась архитектура
трудно поверить
но появилась архитектура

эти дома
что были просто коробками из-под обуви
в которых мы были счастливы
эти дома
что отличались только нелепыми названиями:
жилищный комплекс "алые паруса"
жилищный комплекс "альтер-эго"
жилищный комплекс "континент"
жилищный комплекс "ягода"
жилищный комплекс "шенген"
жилищный комплекс "вилла зубра"
теперь их не узнать –

одни стали фоном фотографий со взрывами вертолётов
другие обзавелись концептуальными украшениями –
распадом геометрии окон
пирсингом неразорвавшегося снаряда
мгновенной статуей взрыва
рифмованной поэзией снятых на каждом этаже дверей
фаунд-поэтри снайперских заметок
гримом огня –

и вот стоит уже не коробка, а Дом
объёмный многомерный
с суровым пересечением линий
с историей
а рядом киоск проваленный
лежит
саркофагом античным

знаю
теперь новостройки некоторые
самые дорогие
будут продавать сразу с разрушениями
с ракетами в балконах

"для покупателей квартир
в нашем жилищном комплексе "Помпеи"
имитация обстрела – по скидке"

снова опускаешь глаза на дорогу
на её чай ослепительный
устланный кусочками веток
становиться на которые
страшновато
но всё же
ты становишься
становишься
и становишься

13.04.2022


Женщины ХХІ века

во сне писал стих под названием
"женщины ХХІ века"
но отвлекался на
разговоры с женщинами ХХІ века
на то как они
куда-то едут
несут коробки
переходят дороги
падают с лестниц
смеются
время творят
и написал только две строки

а утром
вертолёт над домом
забрал и эти две

пойду наверно в коридор
писать
о теореме двух стен

22.04.2022


*

мир весь – торнадо
за кофе полуденным
читаешь дочке стихи Андре Бретона
и девятнадцатым ногтем чуешь
как где-то медленно пятится
скорая помощь


Самолёт или вертолёт

спор возник
что так сильно гудит в небе
словно заброшенный
старый сад за домом
на рыночной площади

– самолёт или вертолёт?
– вертолёт!
– нет самолёт!
– нет вертолёт!
– да самолёт!
– да вертолёт!

и тогда
чтобы не было лишних фиксаций
вертолёт в окно заглянул
и спор разрешил

теперь можно спокойно
идти гулять в парк
различать
скворцов и дроздов

26.04.2022


Договаривались больше не писать стихов о воздушной тревоге

читали стихи
в парке какого-то авангардиста
не вспомнить
пили сидр потом началась
воздушная тревога
в университеты никого не пустили
магазины закрыли
хотя скидки не упразднили
пришлось спуститься
в общественный туалет
целовались в прожекторах
зеркал и кафелей
договаривались больше не писать
стихов о воздушной тревоге
играли водой музыку
в туалете миска для денег
оказалась магнитной
надевали её на головы
и монеты сползали по волосам нашим
как украшения
скифских принцесс

15.05.2022


Алоэ

от сана домой
возвращаешься в вереницах синих вагонов
возвращаешься между зубов и людей
и сам делаешь вид
что ты – человек
и знаешь об этом и нет

летит навстречу запах речной
с шепетовской платформы
где-то там на воде черный лебедь
стал мамой
трём взрослым уткам

ещё немного движений
ещё немного шагов
попадёшь ли ключом
в символ дверей?

алой!
ты дождался меня?
алоя!
ты зелёные руки мне протянула?
алоэ!
ты вообще какого пола?


Большая уборка после оккупации

Беженец вернулся впервые домой –
не совсем домой,
лучше сказать:
приехал к себе в гости.

Квартира уже больше –
не собственность его,
а скорей подруга,
такая, с характером,
и это именно та дружба,
которой сексом не испортишь, –
говорит себе он,
убирая, отмывая, ремонтируя
всё после оккупантов,
силуэтов пустых из России.

Двое из них
спали вдвоем
в кроватке на кухне,
и от тепла их,
от фронтовой любви
всюду заколосился лук.

Другие два
спали в спальне,
и от их твёрдости, упрямства
из постели выросла
копчёная колбаса.

Украли фен и тонометр,
починили
двери
на балкон,
вынули двери входные –
что-то исчезает,
а что-то ниоткуда появляется,
как чужая посуда и одеяла соседские.

По привычке
сюда ломится голубь
выжать в палитру хаоса
ещё и свой тюбик белый,
и закрытые беженцем
(с разрешения квартиры)
окна
у него не отбивают охоту,
а лишь вдохновляют.

Ночь наступает,
лампа у кровати – о чудо – работает,
можно приготовиться
к темноте,
поцеловать квартиру на ночь
и наблюдать, как тень от окна
выводит из себя
тайные законы мироздания –
каждый из них
со следующим не вяжется –
и слушать, как
по дороге идёт ёж –
там где недавно
в оглушающем фото-танце
замирали мертвые тела –
и слушать, как поют
майские птицы цветов ночи
на веточках
угасших фонарей,
и как скребутся маленькими лапками
в дырочки,
которыми всё рассечено,
засыпать и видеть,
как из глаз
вырастают рога...

Спать будет беженец так хорошо,
что не разбудит его
ни утренний дождик,
ни разминирование
городишек соседних.


Парафин и воск быта

купили в деревянной церкви
свечу из настоящего
воска

смотри как быстро горит
намного скорей
парафиновой

можно сделать во рту элегию
о хрупкости и текучести
всего настоящего

можно натереть
на подушечках пальцев
оду бесконечности
всего искусственного

а можно просто заснуть
не погасив
без страха бытового пожара
без страха бытовой смерти
без страха смерти
но со страхом быта


- - -

по случаю по
падания в историю
пожалуйста идите лёжа
на земле
лёжа на боку
руками и ногами перебирайте
передвигайте
сь так
чтоб с высоты масштаба
вы были как фото
вы были как видео
вы были как театр
с крепким зданием
и финансированием

а кому это трудно
физически
чёрт уж с вами
идите стоя
но влипните хотя бы
в стену
будто вы таинственная блуждающая кноп
ка
будто вы муха
будто вы – жук

25.06.2022


Гроза

трудно
не согласиться
с дождём
если ты
куст


Харьковское время

В далёких примечаниях
истории тяжелой войны
мы встретились с ней
на тёмной тыловой улице
в смутном ожидании автобуса,
как это бывает в такие времена.

Мало что нас объединяло,
кроме короткого,
как июльская бутылка воды,
разговора.

Тогда наш с ней
родной город Харьков
русские стали забрасывать ракетами
ровно в 23 часа –
даже шутили, что
23 часа по харьковскому времени
может наступить
в любом городе и деревне,
когда угодно,
в тот миг, когда туда
прибудет русская ракета.

А теперь вдруг всё сдвинулось,
ракеты стали прилетать
в четыре утра,
хронометры харьковского времени
перевелись,
колёсики под циферблатом
ковидно хрипели.

Она сжимала ручку,
хоть и не писала
ничего,
и говорила:
«Ненавижу их!
С каждым ударом все больше!

Я молча кивнул,
какая-то машина фарами
показала на большой пустой
стене автостанции
краткий чёрно-белый фильм.

«Нет, – сказала она, – ты не понимаешь,
за что я их ненавижу».
«Ну как – не понимаю?
Смерти, руины, страшные раны города,
а если ещё кто-нибудь из твоих...»
«Я ненавижу их, потому что –
столько уже всего разбили:
больницы, трамваи, парки,
церкви, университеты –
но никак, сволочи,
не попадут в мою школу!».

И она улыбнулась,
осветив своей улыбкой
ночную улицу.

Я заметил даже,
как из-под липы вылетела
жёлтая зеленоглазая муха –
до войны мне такие
не попадались.


---
маленький юбилей –
13 лет
вне правового поля
по такому случаю надлежало поехать
хоть и во время тревоги воздушной
зубы
покрыть покрытием
флюоресцентным
пусть разрубают мечом света
ночи словно базарные мяса
по дороге
попросила прокатить в метро
божья коровка
хорошо садись
пока довез её
с двумя пересадками
на Подол
в издательство "Смолоскип" —
уж и воздушная
тревога закончилась
правда
не для всех


Городок без войны

а мы в нашем городке
обошлись
без войны

это не прилёты ракетные
это общежитие
это не от бомбы
это такой бывший завод
это не памятник геноцида
это культуры дворец

мы в городке
обошлись
без войны

здесь своя борьба
подростков
против
детей
она никого равнодушным не оставит

в городке

кто разминулся со временем
тот не уйдет
от людей

в городке
где обошлись
без войны


Гром

так долго ах как долго
обходила меня гроза

снег был и цветы были
дурацкие разговоры были
реки с озёрами были
деньги были и не были

а грозы не было

и вот наконец
когда занимался тем
чем люди обычно занимаются –
то есть подслушивал у чужого окна
упражнения на кларнете –
в небе заработала гроза
грянул гром

надо же
оказалось
что мне тоже
как и всем другим людям
которым довелось заглянуть в войну
гром показался взрывом

от чего стало
скорей смешно чем страшно:
банальность даже природу победила

и всё же не заставило это отказаться
от мысли что я особенный –
спрятал зонтик
вышел в дождь из-под липы
и не стал фотографировать
дыру в тучах
похожую на
женщину-полицейского


---

синяя туча с запада такая яркая
синяя туча светила нам вместо солнца
синяя туча так хорошо функционировала
что даже серая стена посинела
синяя туча если смотреть издали
сбрасывала нити своего платья
на леса реки горы поля и моря
а муравьи тем временем
тлят эвакуировали
с нитей плюща с нитей тигровой лилии
и видно было если посмотреть вблизи
как нити все держит жизнь
как жизнь за нити держится
система званная система избранная
к самовоспроизводству
волшебная бюрократия
страшная синяя туча роскошная
всегда она позволяла увидеть больше
и снова позволит
и сбросит нить за нитью


Спасение мира

вечер
дочь выдувает из леденца внеземные звуки
а я мир спасаю –
заменяю в новом стихе
ядерную зиму
на
ядерную весну


Bukowski

на большую зелёную
книгу
Чарльза Буковски

дочка наклейку налепила –
принцессу
в зелёном платье

жара
принцесса помахивает веером

лучше
и не придумаешь


Кто-то не спешит

Сколько ещё
женщины в электричке
будут смотреть сквозь окна
на руины
свежие,
пахучие,
на мост отполовиненнный
между двумя мирами серебряно-зелёными?

Будут смотреть –
пока руины
Кто-то не разгребёт,
Кто-то не восстановит.

Но если руин не останется,
не на что будет
в окно смотреть –
люди угасшие снова поедут
на встречу с самими собой
среди теней смешных
от грязных засохших слез
с той стороны окна вагонного.

Вот поэтому Кто-то
и не торопится.


Гостомель

возле парка «счастливый»
залатали крышу
клочком неба
в форме буквы Г
и сидят вдвоём смеются


Зелёный чай. Буча

день зеркальный
ещё не было дождя но по зеркальной поверхности
порой пробегала волна
ехали куда-то и возвращались звуки новых крыш

зелёные лебеди зелёные цветы
садовые гномы яблоньки
велосипед яблонька с усилием ехал под гору

зелёный чай заваривали не мы
мы даже не очень хотели брать его подушечками
подушечки обжигались и пищали
мы пытались отвернуться
и не смотреть зелёному чаю в глаза

мы пили вечер был тоже зеркальный
земля за церковью и в садике была пустой –
там земля разродилась
а в лесу земля со вздохом рожала
или только делала вид
а потом смеялась играла в эхо

зелёный кот зелёный лебедь жёлто-зелёный флаг
дождь наконец десантировал своих дочерей
в наш зелёный чай
мы видели
как в чайном мире
летели клочки чёрного снега
пусть вокруг и была честная чуть-чуть влюблённая осень
как летели медузы и ручейки дымов

даже на вкус зелёный чай
содержал немного дыма
нет не прямо сейчас и не именно здесь
так было всегда но только теперь
мы его заметили
привкус дыма
или такой что бывает когда пожар прошёл давно
или тот невнятный в дальних садах
или дым полевой кухни в маскхалате мороси
или дым неуклюжих временных капищ-печек из кирпича
сложенных во дворах многоэтажек

музыка где-то была несомненно
под дождём кто-то фонтан подсветил настойчиво
по парковым тропам
свободно спускался пустой велосипед яблонька
яблоки этой осенью были большими как лебеди
под дождём некоторые из нас допили зелёный чай
стояли не расходились


Немного странно

Здесь,
За детским садом,
Где тебя расстреляли,
Такого взрослого,

Чистотел теперь и знать ничего не хочет,
Кот, злой, изогнутый,
– аркодужный –
Воет и боком идет вперед,
А ладони крестами покрываются
Восьмиконечными.

Немного странно
Быть расстрелянным за детским садом,
Немного странно
Быть расстрелянным,
Немного странно
Умереть,
Но самое странное – родиться.

29.09.2022


Сгорелое молоко

Наконец её лицо стало неправильным,
когда она улыбнулась,
а то всё ровно блестела,
как красивая, суровая тарелка.

Улыбнулась,
повиляла носом
и засмеялась:

– Это сгорелое молоко!

Действительно,
сквозь кафешный переулок
выползал подгоревший запах,
разгонялся под каштанами,
уверенно взмывал над домами.

В небе в это время ещё танцевала
сирена,
ломая крышам ушки,
прыгала с черепицы на флюгер,
с головы статуи на стеклянный угол.

Могучая была сирена, гибкая и быстрая,
никто не возражает,
но
сгорелое молоко
было сильней,
как раз оно
держало за плечи,
не отпускало.

11.10.2022


Эпатаж

говорили о современной поэзии
решил проверить
словарное значение слова «эпатаж»

не то чтобы так уж много
было поводов
просто хотелось в памяти
освежить

доверился поиску в интернете –
оказалось
что эпатаж это
общество с ограниченной ответственностью
в Житомире
на улице Королёва, 69:
вывески потолки баннеры широкоформатная печать
деятельность в сфере права
деятельность в сфере бухгалтерского учёта
генеральная уборка домов
другие виды издательской деятельности

заглянул в карту –
да конечно
вспомнил эту улицу:
тоненькая колея
светло-серые частные дома и пяти-девятиэтажки
тёмно-зелёные облака на деревьях
пара хлебных киосков
автомастерская «вамп»
дискриминированный пешеходный переход
реклама бетона
маленькие одуванчиковые космосы
и трамвай без номера как эпатаж
трамвай без номера как другой вид деятельности


---

Октябрь. Чьи подарки?
Мокрая комната старой улицы.
Обещанное золото.
Долгая жизнь на горЕ.


Пейзаж

кривой сарай и от него деликатно отламывается стена
ровно сложенные дрова
разбитая сероватая дверца на чердак
бежевая палитра стен
буква пси яблони

стоишь и понимаешь что ты не во дворе
а в ненарисованном пейзаже
несуществующей художницы двадцатого века

(не) родилась в Виннице Житомире Полтаве Чернигове
дядя художник
другой дядя священник или раввин
(не) поссорилась с обоими
бегство в Прагу в финале освободительной борьбы
исследование цветов в Париже
переписка с Хмелюком, упоминание в дневнике Винниченко
(нет)

помнишь когда ты был студентом
спорили умер ли автор
стоишь в пейзаже и видишь как
можно даже не рождаться


Розы не спят

Ноябрь на карте вегетативных ладоней –
поэтому вы, скульптуры, и заснули.

Мальчик, вынимающий занозу из ноги,
голова, распавшаяся на мыслей треугольники,
женщина с совой,
женщина с собой,
лев из саркофага в фонтане,
человек в плаще, в углу, на углу кладбищенской стены,
где спят могилы свежие, с флагами.

Только розы бодрствуют,
всё дискутируют.
Только козёл с каменной вазы
выходит из кустов самшита
и думает, что бы такое
с ними всеми сделать.


---

Цвет выливается из листьев –
не бойся,
там ещё
есть.

Осень. Тёмные времена.
Много лишней одежды,

но всё равно ты слышишь
в груди музыку.
Стучит,
но это не ритм.

И чувствуешь телом дождик –
неожиданное, чужое касание
к самой тонкой коже –
другое,
но не страшное.


---

карандашами с носами хориными
во сне
нарисовал здоровенные скетчи-плакаты
и на постройках городских расклеил

было там
что-то об Одессе
были головы и пульсации
кое-что я вообще выбросил
и помню как из очертаний
сбегали цвета
словно счастливая вода из ловушек

утром вышел
а эти болваны уже всё посдирали
даже на стене норвежского посольства
даже на покарябанной иссечённой
стене моей памяти
что на углу
базара и библиотеки

не удалось ни единого листика
сорвать
для себя


Встреча с Михайлем Семенко

Мы выступали в Донецке
(увидишь, эта фраза ещё остынет,
как выключенная
раскалённая докрасна электроплитка),
выступали в клубе «Gung’Ю’баzz»,
смеялись,
полночи в сюрреалистическом
желтопустом квартале
бегали за шиншиллой.

А когда уже домой поехали,
то в одном из соседних городков
сел в автобус
Михайль Семенко –
сомнений не было,
он вёл себя так, как и должен
вести себя Семенко:

расположился на двух сиденьях сразу,
ел беляш
и грозно оглядывался на каждый наш
маленький
историко-литературный смех.


---

стула колено на стене качается
аккуратный ротик свечи
сгрызает килограммы темноты из-под стола
две волонтёрки опускают на пол
пакет с дождём
шутка их растает
вместе со снежными следами


О

Спирт горит и поёт:
О
Cтекло мёрзнет и тоже говорит:
О
А воздушный шарик на потолке прогрызен,
Однако продолжает летать.

Кто-то в тумане вечернем стреляет в молоко,
Кто-то пишет тебе, и пишет, и пишет,
Но остаётся от слов, и хвостов, и ощущений лишь О

Спектакль в кружочке прожектора мирового,
Человек в кожаном костюме смерти – как он любит!
Хлопоты не дадут понять,
Что чёрное стекает с черепиц в затемнённом переулке,
Хлопоты – несуществующий двухколёсный экспресс.

Кто-то дарит тебе ещё один вертолёт ретроградный
Ювелирно между Венерой и Марсом,
Кто-то хочет сгрести всё в треугольную
Льдин ледяных льдистую лотерею,
Однако нет,
Однако О
Продолжает себе шмелить,
Словно чуть-чуть приоткрытый термос.


Скотч

Смотри, как отдирают скотч от вагонных окон!

Кто чем может:
Ножами, карандашами, зубами,
Яичной скорлупой,
Когтями, крыльями,
Кольцами Сатурна или слезами,
Пистолетами,
Взглядами.

На любых станциях между гнёздами громкоговорителей.
В тот же миг,
Вечером,
Когда прилетела новость.
Вечером,
Когда приехала новость.
Вечером,
Когда наконец-то пришла новость.


---
касаться груди
похожей на рождественскую ёлку
грудью
похожей на ёлку новогоднюю

и в новогоднюю
и в рождественскую ночь
над мостовой Кафедрального переулка
одна вода капает
по направлению от неба к земле
вторая испаряется
по направлению от земли к небу
размывая цвета
деконструируя звуки

– да я знаю что в Кафедральном переулке
брусчатки нет –

в следующую ночь
звёздную
ты хочешь подражать вчерашней воде
и приближаешься
да ты приближаешься
сверху вниз
к несуществующей брусчатке Кафедрального переулка
потом ложишься на неё спиной
и смотришь на звёзды

на звёздах ещё не все капли высохли
ты называешь звёзды
звёздами Мёбиуса –
они то безгранично далеки
искорки в бесконечной пропасти
то близки как потолок
подвала винного
разрисованного
художником-примитивистом

лежишь ты
такой водянистый такой звёздный
что даже часовые
часа комендантского
тебя не замечают

08.01.2023


---
ёлкой новогодней
в небо торчит и светится
весь в пробках
вечерних
победы
п
р
о
с
п
е
к
т

21.01.2023


Муха февральская

падает снег на мансардное окно

кто быстрей достигнет рамы?
ручей снежинки что растаяла на окне?
или военный объект в небе?

нет
победит муха комнатная
в траекториях безусловности

о да мухи зимние
муха январская знает об этом мире всё
а муха февральская знает все о январской мухе

10.02.2023


Понял ли мир

день такой солнечный
как фотография чёрно-белая

в кафе с итальянской вывеской
тень на тарелке немытой

играет румба

тень движется по тарелке в ритме румбы –
это музыка такая медленная?
или время разогналось?
или мир понял что ничего не сможет сделать лучшего
чем танец
с немытой тарелкой?

17.02.2023


Воображаемый кофе

1.

неужели снова начинаться
неужели снова ходить этой же дорогой
хотя на этот раз
в автомобильные следы посреди леса насыпано немного снега
совсем на донышке
он белеет и создает впечатление
что это свет фар
что кто-то позади едет

2.

безличные конструкции
ходить по пустым конструкциям
где звенит ветер
где каждое отверстие
напоминает что
внутри конструкции было лицо
рассказывает как
его вынесло
но без подробностей
только зачем же нам без подробностей

3.

итак ветер
дожить до такого прогресса
что получить в подарок
звук ветра в старых больших деревьях
звук несогласия между ним и ними
звук возмущения
волнения
бурления
того что возникает
когда пьёшь воображаемый кофе
как сегодня
носить этот звук с собой

4.

мы заваривали воображаемый кофе
и руки дрожали
неугомонно ожидая ответ рассвета
когда ничего нельзя
выйти на ночную улицу нельзя
громко разговаривать нельзя
а так хотелось идти по проспекту что возле флага
так смеяться
как снежинки на освещённом экране
превращаются в иллюминацию

зато писать можно
сколько хочешь
сколько можешь

5.

слушай ты вообще собираешься
дописывать этот роман
о голубином театре?

ага вот закончится война
и возьмусь

что там должно было происходить?
эти голуби
их театр долгие гастроли
потом поездка в Испанию
и там ты влюбляешься
в учительницу французского?
ничего не путаю?

при чем тут я?
роман совсем не обо мне
не помню чтобы я
когда-нибудь влюблялся в учительниц французского

ясно
значит ничего ты
писать не хочешь
безответственный
как и все авторы романов ненаписанных

6.

успокоиться

7.

говорить
не говорить
нет говорить

8.

мусор – это подарки войны
для тех кто хорошо себя вёл
повсюду он лежит на едва успокоенных улицах
посмотри
ногу за ногу закинул
изогнулся
перекрутился
всё ему хорошо
а нам что мы знай себе пугаемся
подпрыгиваем
возле пакетика каждого

9.

пить своё вино пить вино твоё
пить его вино пить её вино
пить вино их
беречь себя для вина

10.

река так быстро несёт свои шутки
наконец-то находишь куда деть руки
ставишь воображаемый кофе на прибрежную лестницу
выпрямляешься
на конструкциях лица сидят и ногами качают
закатное солнце целует
так хорошо
ставить восклицательные знаки
как это только ты умеешь
и шутку из реки вынимать
с серьёзным лицом
будто краба
что поцеловал тебя
одновременно с солнцем

08.03.2023


Никому мы не нужны

мы с сиреной начались одновременно
я вышел из дверей
она из нижнего неба
окрашенная в местный акцент
я держал горшок с фиалкой
мы соединялись магически
но никому не было до нас дела
но никто не говорил
"ой как мило абсурдно".
никто не смеялся раздражённо
"что за дебил с цветком
почему это дерьмо снова гудит"
никто не кричал
"мама мне страшно"
даже любовь
апрельских собак
собирала больше
просмотров

14.04.2023


Хорошо уметь летать

воздух проходит сквозь листья так
что можно как нитки его
тянуть
но флаг у нас не зелёно-белый а
а желто-салатовый

интересно какого цвета
флаг
у созеркальщиков наших
на той стороне реки

полетел посмотрел
их флаг –
прошлогодняя заброшенная баррикада
из рыжей машины
и синей
микробруталистической
парикмахерской

тоже неплохо
тоже вариант
тоже можно жить

4.05.2023


---
только туча соответствует суровому требованию
вечера сего ко всему –

чёрный силуэт на призакатном небе
и пусть ветер не пытается
отвлечь проверяльщиц
от всего остального
пусть не бегает пусть не машет
не закрывает-открывает
непропорциональные окна
капель этажей

13.05.2023


Ненасытный, точный оркестр

посмотри, сколько туч там ползёт –
нескончаемый чёрный оркестр
на всё почти уже небо
оркестр ненасытный
но точный
гнёт клёны сирень ест и крыши дразнит
горлицу замуж выдаёт

мощная ива ждёт его
исполинская солистка
озирается с ин
тересом
сейчас дескать начнём
начинаем же
ага да

и на оглушительном фоне вала туч
вступает гигантская солистка
так неожиданно деликатно
задумчиво
так архитектурно
что аж раскрывают глаза
все чёрным оркестром туч перепуганные

посмотри качает себе головой
мечтательно выверено
едет по струне
ничего для неё не существует

так мы все и замираем
только одно здесь осмеливается
движение манифестировать –
велосипед обезлюдевший
с планеты грозы не круглой вырывается

кружит вокруг ивы
тихо и быстро рассказывает
о формах и формах и формах
что-то быстро спрашивает
ива игнорирует
и оркестр
лишь оркестр
как всегда
ему отвечает

20.05.2023


Давно хотелось написать тебе стихотворение о драгоценностях

мёртвое дерево
в
пожаре не
не пострадало

20.06.2023


*

маро
дёр смерть
украл

26.06.2023


---
Тот миг перед рассветом,
когда мы становимся –
статуи,

когда голоса наши –
из-под воды,
аффилированной наконец
с травяным запахом,

когда с ветви неба
на нас
засыпает
незримая тень совы.

10.07.2023


Фиолетовый акцент

висишь со скамейки коленями в небо
читаешь микророманы туч
щупаешь пятнышками во взгляде гравюры сосновых веток
и слышишь
как муравей муравью крылья съедает

муравей муравью lupus est

встаёшь со скамейки
спасаешь крылья ещё одного муравья
и не понимаешь –

куда делся тот фиолетовый акцент
что вёл так долго
по краешку дымки
по хребту ощущения?

19.07.2023


Желание

телефон оливково-поцарапанный
так хочет заменить
воздушную тревогу
на
воздушный шарик

24.07.2023


Музей

бессмысленно отрицать
что мы все живём в музее
какой бы кому зал ни достался
повезло или нет со смотрителями

солнышко светит на экспозицию
осознать себя её частью –
такое облегчение

понимаешь: едва ли не единственный посетитель
нашего учреждения – ветер

вот ему и продадим
книжечки
краеведческой поэзии
чувственные
безальтернативные
безнадёжные артефакты

20.09.2023


Если бы можно было запомнить

Ракеты – как паломники – слоняются от города к городу,
Усталость наливается металлом и тянет вниз,
Но путь продолжается,
Пролистывая в порядке надлежащем
Члены
Предложения.

Птицы разгоняются по касательной.
Паутина дрожит.

Кто ты, город назначения?
У нас будет мало времени на знакомство.
Если бы можно,
Если бы можно было
Запомнить
Улыбчивые мордочки
Твоих крыш.

23.09.2023


---
страна художников
полоса вдоль границы бескорыстно отражает реку
флаг из двух половин:
изумрудной и салатовой

дорога перпендикулярная течению
каждый раз снова манит пересечь реку
координация ив

домики из красного кирпича
домики с ушками
присыпки меловых склонов
кручи перфорированы ласточками
берего
вы
ми
если бы эта женщина прокатила на своём
старинном велосипеде
мимо вспышки самоудовлетворённой колонн в городках
с родинками барокко и византии
мимо села богомазов

в стране художников постоянно заканчиваются холмы
надо куда-то спускаться
снова перпендикулярно
и дорогу снова съели козы

что-то дрожит
что-то звенит
новозамедленный поезд замер
спущенный с неба
глубоко
в траву
в стране художников на пункте останова
украли платформу

12.10.2023


---
воздушная тревога

муха с нами
в ванну прятаться
прилетела

дочка
читает ей сказку

23.10.2023


На ночном языке

Опустевший класс майской школы,
Где отдыхает
Пианино;

Опустевшая университетская аудитория,
Где крутится колёсико
Невидимого
Интервью;

Опустевшая красная комната для встреч
Посреди парка
Под открытым небом –

Голубем носишься между ними
В ожидании
Дверей темноты,
В ожидании
Неевклидовых лоскутков
Света,

Когда чёрные комнаты для встреч
Заполнят фигуры,
Когда парк заговорит на ночном языке,
А ты ответишь на заячьем.

28.10.2023


Шаги к

собака без правой ноги
чёрно-белой
человек с правой ногой от Барби

лично я хромаю на левую ногу

у ретро-автомобиля владельцы которого
не вернулись из эвакуации
вместо заднего правого колеса
какой-то железный
карандаш

это им нарисована
данная улица
спускается она
и никак не спустится

именно по ней мы пропрыгали
несколько шагов аки пугала
к
пониманию мировой гармонии

11.11.2023


Мы община

светофор разбитый
язык вывесил
и шелестит на ветру

мы община
всегда ощущаем
какой сейчас цвет

26.11.2023


ууууу УУУ

ночью летне-позолоченной фонарями с выключателей ч/б квадратами
я приближался к калитке
со стороны внутренней
со стороны осторожной
со стороны фортификаций сердец заячьих

приближался с изнанки
к воротам и калитке
так же красиво
и ювелирно
в калитку и ворота
вросли экстра почтовые ящики
как и окна в доски

кто-то дёргал и на миг открывал калитку
но заячье сердце сгущалось
я открыл её со второго раза
и увидел как за сецессионными идолами
за башнями детства серо-красно-зелёными
(о чём ночью судить трудно)
кто-то тёмный
двигался по безбрежной ночной улице
толкал самокат
и светились где-то фонари не наши

тогда я впервые во сне
наконец сумел
не пугливо но пугающе
закричать на кого-то
ууууууу
уу
уууууууууу
уууу
УУУУ
У
рука на голове
ты не смей меня сме
шить в такой момент!

26.12.2023


---
дочь говорит:
"у волка тайна к луне
у курицы тайна к солнцу"

к чему тайна
у дочки?

07.01.2024


Маршруты лучей

в чёрно-белой достройке
без стен внутренних
тени бегут
от маршрутов лучей

в рыже-серой
недостройке – кот рыжий
живой

07.01.2024


Стоял в Мусорном Доме

заходя в Мусорный Дом
из листов металлических
где тихо разговаривают контейнеры
ощутил что ветер сзади
закрыл дверь

стоял запертый в мусорном баке
без кнопки "выход"

слушал удары ветра по стенам и крыше
нюхал цвет пластика яичной скорлупы
экстаз пропаганды и морали
в контейнерах
ощущал как над далекими освещёнными городами
восходит луна облачноплывя по карте рек

заглядывал в дырочки
стен Мусорного дома
и удивлялся
насколько мал мир
задверный

насколько мала
посреди серого дня
чёрная фигура
в белой маске
что идёт меня освобождать

27.12.2023


---
любовь к ореховой скорлупе –
столько облегчения,
столько простора;

пусть и не все
сюда поместятся,
зато от угла до угла
скорлупного
цвета воинственного
может целыми днями
гонять
поезд тяжелый, как чугунная слеза,
цвета вялого

28.01.2024


Чаинки богов

у каждого маленького домика на нашем склоне селёдочницы
деконструированной речки
есть своя изюминка
вот например у этого две крыши
разной степени обшарпанности
у того – окна из целлофановых желудков
у одного проволока вечно шкварчит
у другого проволока колючая
а вот дом которого нет
оригинально ничего не скажешь

а что же этот дом
обходим-обходим и ничего интересного вроде
крыша стены забор вишня
всегда с неё воруем и украдем сейчас снова
пусть на улице и март
теплица что тут ещё

о наконец
посмотри у него одно окно светится в вечернее время
фиолетовым цветом марганцовым
чудесно можно жить можно дышать
если тусклые мерцающие лампочки в покосившихся хатах
с заросшими заборами желают и требуют ассоциироваться со старостью
слепящие звонкие лампы в крепких домах со зрелостью
нежные светильники окутанные ужасом мира с детством
то
всем им вопреки
фиолетовая лампа – символ бессмертия
режет темноту отсекает собачий лай

торжествуют
чаинки богов в фиолетовом свете

из десятиэтажки в двухстах метрах отсюда
одно окно тоже хитро отвечает
фиолетом

23.02.2024


(Перевод с украинского)