моему духовному
отцу посвящается
На высоком крутом берегу,
Где вольготно ветрам и метелям,
Утопает избушка в снегу
Рядом с пышной, раскидистой елью...
Одиноко над гладью земной...
Чёрной точкой над белым простором...
Тишина, ни души... ни одной...
Только кружит над крышею ворон...
Лишь ему одному знать дано
То, что в доме том раньше бывало -
Дым валил из трубы,
А окно многих путников светом спасало....
Жил в избушке той старец один,
Мудр и сед, слово молвил со властью...
Был у старца единственный сын,
Но подрос и умчался за счастьем...
Сколько раз отражала река
Тень отца, что стоял над обрывом,
В каждом путнике видел сынка
И навстречу бросался счастливый...
Со слезами в ложбинках морщин
Целовал, звал по имени - Глебом,
А когда понимал, что не сын,
Тихо плакал, уставившись в небо...
Год за годом текли, как река,
То снега, то луга заливные.
Ожидание - жизнь старика...
Дни и ночи тянулись земные...
Но однажды средь лютой зимы,
Над рекой нависал уже вечер,
Дед надел свой тулуп и пимы,
Вышел в холод, надеясь на встречу...
Уж не те молодые глаза,
Но старался смотреть, что есть силы ...
По щеке вдруг скользнула слеза,
От волнения как подкосило ...
Там внизу посреди тишины
Он услышал вдруг хрипы ли, стоны...
"Глеб...родной..."- закричал с вышины
И помчался на помощь по склону...
Утопая по пояс в снегу,
Задыхаясь от страха за сына,
Он кричал ему: "Глеб, я бегу,
Я спасу... потерпи... ты мужчина..."
А мороз все сильнее крепчал,
И сугробы казались трясиной ...
Полз старик... вот уже и причал...
Где-то здесь сверху слышал он сына....
А когда своей цели достиг,
Показалось - рукав от бушлата...
"Воронёнок... живой!" - и старик
Под тулуп его бережно спрятал...
И упал, обессилев, на снег...
Преклонилось вечернее небо...
Он заснул, и казалось во сне,
Согревал он за пазухой Глеба...
Одиноко над гладью земной
Чёрной точкой над белым простором
Старый дом... ни души...ни одной...
Только кружит над крышею ворон...