Уйти, ты знаешь, в общем-то, легко,
когда заменишь водкой молоко
и вдруг поймёшь, что сам себе не нужен.
Но это всё, конечно, впереди.
А ты ещё не носишь бигуди
и предлагаешь мне себя на ужин...
Александр Шведов
В танцевальном зале было почти тихо.
Нарядные девочки застенчиво жались по стеночкам, ожидая, когда же начнётся удивительный вечер, когда можно будет, не стесняясь, выплеснуть в танцевальных ритмах желание жить, двигаться, не опасаясь безжалостной людской молвы.
На таких вечеринках молодые люди обычно забывали про тормоза, про то, чего можно, и чего нельзя. Кое-кто даже с катушек слетал, танцуя твист, хали-гали, локо, свим, и пони. Выплеснуть игривое настроение, протест против серости будней, против массы ограничений, и неистовую страсть быть индивидуальностью, можно было не стесняясь.
Танцоров, изящно и правильно выполняющих движения, было мало, но это не имело никакого значения: крутись-вертись, двигайся в заразительном ритме, как заблагорассудится, лишь бы тебе было весело, лишь бы нравилось самому, как ловко умеешь пользоваться молодым гибким телом.
Танцы были окном в иной мир, где жизнь сверкала яркими красками. Здесь можно было реализовать романтические отношения к друзьям и подругам, продемонстрировать способность красиво двигаться, общаться, а главное – любить.
Сегодня здесь был почти весь посёлок. В воздухе витало волшебное напряжение, ожидание момента, когда можно будет скинуть оковы приличия, отчаянно повеселиться под модную музыку.
Все знали, что сигналом забыть о проблемах за этими стенами будет песня группы Битлз “Girl”. Её всегда ставили для разогрева. Правда, под неё в самом начале никто не танцевал: выжидали, когда веселье начнут самые решительные и развязные танцоры.
Девочки с накрученными пружинками волосами, щедро облитые лаком, благоухающие одинаковыми, резко пахнущими духами, поправляли расклешённые платьишки.
Решительные и дерзкие одёргивали мини юбки и плотно облегающие кофточки из трикотажной лапши.
Обольстительные силуэты, начинающие приобретать манящие женственные формы, под которыми бессовестно проступали колокольчики грудей с бутонами заманчивых вишенок, от которых сложно было отвести взор, вызывающе смотрели на неподготовленных к таким откровениям парней.
Смазливые прелестницы шептались, краснели, делились желаниями, сомнениями, и конечно тайнами. Они грезили о любви, о счастье, которое каждый понимал по-своему.
Мальчишки прихорашивались в туалете, наводили стрелочки на брюках клёш, причёсывались одной расчёской на всех, откупоривали с трудом пронесённые в танцзал бутылки портвейна Агдам, или Кавказ: для разогрева и храбрости.
Танцы уже начались, но кавалеры никак не могли набраться мужества, чтобы выйти в свет.
В центре зала кружились несколько пар прелестниц: девочки танцевали с девочками.
Так танцевальные вечеринки начинались всегда. Мальчишки в ту пору были довольно нерешительными.
Задорные песни следовали одна за другой, но ничего не происходило, пока ведущая не поставила Шизгару.
Зал взорвался энергией.
Мелькали руки и ноги, вертелись головы, плечи и бёдра. На лавочках и у стен не осталось почти никого.
Мальчишки и девчонки вытворяли “чёрт знает что”, оглашая зал восторженными воплями.
Потом крутились одинаково энергично под любой пульсирующий ритм.
Дальше прыгали под “Облади-облада”, про неё шутили, что это песня О****и, и гоготали как ненормальные.
Единого стиля, слаженных движений и парных импровизаций, не было, но это никого не волновало. Впрочем, для красивых исполнений и вычурных ритмов не хватило бы места.
Когда зазвучал новый шлягер голосом Магомаева, – “По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш. В потоке солнечного света у киоска ты стоишь”, – Лёшка уверенно подошёл к Леночке, милой рыжеволосой малышке, которая в танцах не участвовала, за ней мальчик ухаживал вот уже четыре месяца, взял её за талию, и повёл: неуверенно, медленно.
На них оглядывались.
Юля, подружка девушки, не смогла скрыть досаду: скуксилась, топнула ножкой, и вышла из зала.
“Почему, ну почему именно к ней привязался Лёшка! Что он в ней нашёл, зачем ему нужна именно Леночка? Неужели не хватает других девчонок! Не нравится он мне, какой-то он…”
Запыхавшиеся танцоры выходили курить, делились впечатлениями. Быстрые танцы – не главное, для чего они пришли. Впереди фокстроты, танго и вальсы, когда можно будет обнимать, нежно ласкать, перешёптываться о чувствах и симпатиях, даже целоваться, если позволят.
К Юле неожиданно привязалась мелодия Королевы красоты. “И я иду к тебе навстречу, и я несу тебе цветы, как единственной на свете королеве красоты! С тобою связан навеки я, ты жизнь и счастье. Любовь моя!”
Девочка даже всплакнула, так ей было обидно, что Лёшка симпатизирует Леночке, её единственной подруге. Она размазала тщательно накрашенные тенями и тушью глаза, разозлилась, выскочила на улицу, но там было холодно и ветрено.
Приведя себя в порядок, успокоившись, Юля вошла в зал. Лёшка держал Леночку за руки, чего-то увлечённо шептал. Подружка смеялась, застенчиво отводила взгляд в сторону.
В этот момент ведущая объявила белый танец под “Поющие гитары”.
“Говорят, что некрасиво, некрасиво, некрасиво отбивать девчонок у друзей своих...” – прочувствованно запели музыканты.
Юля вздрогнула, неприязненно посмотрела на воркующую парочку, и отважно направилась к ним, чтобы пригласить на танец Лёшку.
Юноша хотел было отказаться. Леночка умоляюще на него посмотрела, ласково и требовательно пожала руку, подталкивая тем самым не обижать лучшую подругу отказом.
Лёша делал попытки держаться на расстоянии, едва дотрагивался растопыренными пальцами до её осиной талии.
Девочка упорно сокращала дистанцию.
Уже к середине танца она тесно прижималась к телу партнёра, обхватив обеими руками его плечи. Голова девушки покоилась на Лёшкиной груди, щекотала завитушками чуть не до слёз его чувствительные ноздри.
Он ощущал жар разгорячённого близостью Юлькиного тела, её бёдра, настойчиво проникающие ему между ног, упругие груди, упирающиеся в него упругими сосками.
Лёшку колотила предательская дрожь во всём теле от волнующей близости, хотя он этого не хотел, даже сопротивлялся посетившим вдруг эмоциям.
Парню было некомфортно, он пытался отстраниться, еле дождался завершения танца. Слова песни впивались в мозг острыми иглами.
Юноша чувствовал себя предателем.
Лёша не понимал, что с ним происходит. Вон ведь стоит Леночка, его любимая. Почему он танцует не с ней, с Юлей?
Подружка торжествовала, наслаждалась тем впечатлением, которое произвела на мальчишку. Лёша трепетал в её руках, краснел, обливался потом.
Девушка заставила парня почувствовать, что готова ради него на многое, хотя не произнесла ни одного слова, просто позволила резвиться его фантазиям.
Диалог происходил на глубинном физиологическом уровне, задействовал древнейшие инстинкты, заставляющие сознание молчать.
Она вынудила Лёшку волноваться, замирать от прикосновений, поглощать всем телом прожигающий до глубин сознания жар, впитывать его, побуждала мечтать о греховном продолжении танца.
Зачем это делает, к чему так настойчиво подталкивает мальчишку, Юля не сознавала до конца. Скорее всего, это была элементарная ревность. Девушка не желала делить подругу ни с кем другим. Ради этого она готова была идти сколь угодно далеко, если понадобится, даже…
Юля представила себе, как соблазняет Лёшку, как обнажается перед ним, как он страстно мнёт её грудь, как сладко впивается в губы поцелуем, как…
Странно, но грезить было приятно. Видения были настолько яркими, что она не увидела, как парочка вновь отправилась танцевать.
Это было невыносимо. Это было унизительно, противно.
“Неужели Леночка не видит, это совсем не тот юноша, который её достоин! Он побежит за каждой, кто позовёт, кто осмелится дать к себе прикоснуться, кто позволит приблизиться вплотную. Я чувствовала его напряжение, его похоть. Он и меня заразил влечением ”.
От Леночки Лёшка не отстранялся. Он ласково теребил её локоны губами, тёрся носом о щёку, дотрагивался до шеи, гладил спину, и шептал, шептал что-то сокровенное на ушко.
Девушка всхлипнула, пошла на выход, где курили мальчишки, попросила сигарету, хотя никогда ничего подлобного не делала.
Глубокая затяжка вызвала спазм в груди, и шок. Юля закашлялась, задохнулась. Спустя несколько мгновений её внутренности вывернуло наизнанку.
Мальчишки смеялись, больно колотили по спине, нагло щупали.
Небольшая истерика до колик в животе, и болезненной икоты, вернули сознание.
Юля решила действовать. “Нельзя допустить, чтобы он обидел Леночку!”
Лёшка как назло не отпускал подружку, увлекал её танцевать, лишь только начинали звучать первые аккорды. Им было безразлично, медленная играет мелодия, или быстрая. Парочка танцевала и танцевала. Им было явно хорошо вдвоём.
А Юленьке было плохо, очень плохо, оттого, что им хорошо, оттого, что Лёшка с каждой минутой становится ближе и ближе подружке, которая ничего не подозревает.
Она ненавидела и презирала мальчишку, так благоговейно и трепетно прижавшегося к подруге.
Лёшка то и дело прикасался к Ленкиному лицу губами, но рукам пока воли не давал.
“Вот чем его можно соблазнить – обещанием, что будет иметь всё, чего пожелает. Я ведь всем телом чувствовала, как он замирает от желания дотронуться до того, что скрыто под платьем. Мужчину нельзя победить, он сильнее, но легко приручить, вложив в ладонь трепетную грудь, позволив пойти дальше, куда приведёт возбуждённая фантазия. Мне не жалко целомудренности. Совсем. Пусть пользуется, скотина, но Леночка моя подруга, я не могу позволить, чтобы он сделал её несчастной. Я их всё равно разлучу, чего бы мне это не стоило!”
Лёшка осторожничал, предупреждая Юлины действия, видимо чувствовал её нездоровый интерес: тащил Леночку в круг, не дожидаясь первых аккордов следующей мелодии.
“Он боится, боится меня! Значит, почувствовал неодолимую силу влечения. Как это здорово! Сегодня я его украду, как цыган ворует лошадь. Заставлю мять грудь, проникать в нежную плоть, буду выполнять любые его прихоти, любые желания. Пусть мне будет противно, пусть даже будет больно: неважно. Главное, дать понять, что я сильнее, что его любовь ничто, что есть эмоции гораздо более сильные, чем сентиментальные романтические бредни. Не дам разрушить нашу с Леночкой дружбу”.
Пока парочка целовалась и миловалась, Юлька разрабатывала тактику и стратегию соблазнения. “Всё просто: заставлю первой проводить домой Леночку. Дальше будет видно. Устрою ловлю на живца. Неужели Ленкины губы слаще моих? Фигушки. Это мы ещё посмотрим”.
Девушка ловко изображала оживлённость, радость, и хорошее настроение.
Имитировать подвёрнутую ногу в валенках было сложно. Юля справилась.
Леночка сама попросила, чтобы Лёшка отнёс Юлю.
Она как бы поскользнулась, упала навзничь, больно вывернула ногу в коленке, едва действительно её не повредив, закричала, пустила слезу.
Лёшке ничего не оставалось, как подхватить девушку на руки, и нести домой.
Когда парочка прощалась, Юля мысленно сжимала кулачки и скрипела зубами.
Родители были в гостях у друзей в другом городе, должны остаться там на ночь.
Половина плана реализована успешно. Теперь пусть ухаживает, лечит. Он ведь мужчина, значит, должен проникнуться состраданием, сопереживать.
Было смешно и весело, пока Лешка её нёс.
Юля намеренно ему мешала, создавала неудобства: висла на шее, пихала кудряшки в нос, прижималась щеками, носом. При этом она громко стонала и плакала, размазывая по его лицу слёзы.
От Лёшки веяло силой, терпкие ароматы его потного тела будили воображение. Юлька с закрытыми глазами представила, как всё должно произойти дальше. Было много неясностей, но в целом стратегия эффектного соблазнения не должна оказаться сложной.
Юля сладко всхлипнула, вызвав где-то внутри горячие потоки желания, чувственно прижалась к парню, уткнулась в его шею.
Неужели вхожу в роль?! Мне действительно приятно“.
– Потерпи. Сейчас посмотрим ногу. Надеюсь ничего серьёзного. Тысячу раз у меня такое было. К утру пройдёт. Будешь как новенькая.
– Да, а если калекой останусь? Никто меня немощную, увечную, не полюбит, замуж не возьмёт.
– Какие твои годы, Юлька, ты же красавица, королева красоты, как в песне, – и даже сам я не заметил, как ты вошла в мои мечты. Ты милее всех на свете — королева красоты, – с чувством пропел он.
– Ты серьёзно… я действительно тебе нравлюсь?
– Ещё бы! Ты прелесть Юлька. Завидую твоему будущему парню.
– Чего ему завидовать-то? Ты тоже мне нравишься. Понимаешь, о чём я… будь им.
– Но-но, я не о том! У меня Леночка – сама знаешь, я её люблю, а ты...
– Ага, я королева без короля, а ты – король без королевы. Тебе это не кажется странным?
– Нисколечко. Давай договоримся сразу, доношу тебя до дома, и всё. У каждой принцессы должен быть свой принц, свои алые паруса.
– Не вижу вокруг никаких принцев, одни осьминоги, у которых вместо души и ума щупальца для размножения.
– Юлька, ты несправедлива. Мальчишки, очень многие, тоже романтики. Я, например…
– Причём здесь ты? Лучше помоги раздеться, вдруг у меня перелом.
Юлька принялась стонать, срывая с себя верхнюю одежду. Когда дошло до тёплых рейтуз, задрала до пояса юбку, попросила их снять, чтобы осмотреть ногу, – нагнуться больно.
Лёшка не представлял, что делать, как поступить. Вариантов избежать откровенного оголения подруги не было. Он начал стягивать с Юли штаны с закрытыми глазами.
Ничего особенного не происходило, но сердце думало иначе: оно трепетало, выскакивало наружу, а кровь пульсировала, отдаваясь в самых потайных уголках тела.
Девушка закричала, заставив юношу открыть глаза, которые упёрлись в белоснежные трусики, тонкая ткань которых впивалась в некое ущелье меж её ног.
Лёшка ничего не успел разглядеть, совсем ничего, так он себя убеждал, но руки тянулись потрогать именно то, чего он не увидел.
Как это произошло, почему и зачем, разве это важно, если у него была, точнее, есть любимая?
Ему было хорошо и плохо одновременно. Руки ласкали нежную кожу Юли, которая обжигала, требовала действовать.
Думать не хотелось. Совсем.
Зачем?!
Юля сбросила водолазку, под которой не было бюстгальтера.
Как и почему Лёшка начал примерять малюсенькие упругости к размеру ладоней, зачем полез целоваться, отчего захотелось взять в рот восставшие соски, как его руки лихорадочно стягивали трусики…
– Нет, нет, нет, – кричал юноша, когда они отвалились друг от друга, задыхаясь, – я люблю не тебя, Леночку!
– И люби себе на здоровье. Но я её подруга, мне придётся рассказать Леночке, как ты меня любил.
– Что я делал?
– Разве тебе не понравилось? Мне показалось, ты был счастлив. Королева красоты разрешила всё, это дорогого стоит.
– Ты не посмеешь ей рассказать.
– Не надейся. Готов на мне жениться?
– Я Леночку люблю.
– Забудь. Сегодня твоя ночь. Леночку ты уже предал. Я ведь тебя не неволила, правда. Ты сам… всё сделал сам.
– Хочешь сказать, это я тебя…
– Да, любимый, именно это хочу сказать. Леночка обязательно узнает, какой ты любвеобильный, какой чувствительный.
– Но смысл… какой в этом смысл… в нашем странном свидании, в близости, в том, что ты не хотела, и я не хотел, но при этом оба испытали наслаждение… кто кого, в конце концов, обманул. И зачем?! Ведь и ты перестанешь быть её подругой. Мы оба оказались предателями.
– Лёшка, ты настоящий придурок. Объяснить почему? Всё просто: ты променял любовь на доступные интимные ощущения. У меня красивое тело, я знаю, но это всего лишь тело. Леночка не для тебя, она никогда не простит измены. Знаешь, чего мне стоило показать, кто ты на самом деле? Никогда не догадаешься. Мне было ужасно противно, я не хотела быть с тобой, я была девственна, мне было больно. Хотела доказать – себе, тебе, Леночке, что ты ничтожество.
– Доказала… что теперь?! А оргазм… ведь он был настоящий.
– Это всего лишь физиология. Так реагирует мозг, но не я. Живи теперь, как знаешь, ищи себе новую подружку. Ты нам не подходишь, Леночке точно не подходишь.
– Откуда тебе знать. Что хорошо, что плохо?! Ты ведь не просто провокатор, ты воровка.
– Допустим. Разве это повод совать похотливые щупальца куда попало? Ты ведь утверждал, что любишь не меня – Леночку. Разве то, что между нами было, похоже на любовь… к ней?
– Ты меня соблазнила. Я не понимал, что делаю.
– Хорошо, что теперь понял. У тебя, Лёшик, мелкая, эгоистичная, циничная душонка, ты похотливый кобель. Сильный, красивый, но кобель.
– Врёшь!
– Думай, как знаешь. Лучше тебе в нашей компании больше не появляться. Леночке объясню, она поймёт.
– Хочешь сделать её несчастной?
– Не тешь себя иллюзиями. Могу предложить альтернативные условия, сделку. Я твоя, во всяком случае, в постели.
– Тварь! Какая же ты тварь.
– Пусть будет так. Это тебя не оправдывает. Согласен?
– Выходи за меня замуж, так будет честно.
– Ну, уж нет. Ты понял, что стал первым моим мужчиной?
– Как не понять, если кругом следы твоей девственности?
– Если я отказываюсь быть твоей невестой, значит что-то в тебе не так. Понимаешь, что именно?
– Бред, я нормальный. Любой мальчишка повёл бы себя точно так же. Я всё равно люблю Леночку.
– Возможно, так и было, но кто теперь в это поверит? Только что ты любил меня. Так меня всё же, или Леночку… кого из нас больше? Думаю никого.
– А если мы договоримся?
– О чём?
– Ты будешь молчать, а я буду… с тобой, когда захочешь.
– Торгуешься? Это радует. Значит, я не ошиблась.
– Я расскажу всем, что спал с тобой, что ты доступная.
– Замечательно! А я расскажу, что ты меня изнасиловал. Прямо сейчас, пойду, и напишу заявление. Доказательств полно, как видишь. Сомневаешься?
– Тебе никто не поверит.
– Кроме Леночки. Ты её не достоин.
– Не тебе судить.
– Ошибаешься. Она моя подруга. Ты не справился с управлением, мальчишка, можешь гордиться тем, что я – первая девственница в списке твоих побед. Звание сердцееда – это престижно, мальчишки оценят.
– Скажи, почему, зачем ты со мной так?
– Сама не знаю. Почувствовала что-то неладное. Наверно интуиция. Я первая в биографии пылкого любовника, но не последняя.