Бляк Саббат на скрипке

Игорь Дадашев
34 года назад приехал из Ленинграда в Баку на поезде вместе с молоденькой, только недавно забеременевшей женой и девушкой своего друга Саши Белова. Не Безрукова. Не из "Бригада")). Ехали трое суток на поезде. В полупустом вагоне. Время было смутное. Незадолго до этого мы сходили на концерт "Бляк Саббат", впервые приехавших в СССР. Все вместе, и Саша с Таней, и наш барабанщик Вахид Бабаев, а Саша, надо отметить, был соло-гитаристом моей первой рок-группы. Бакинской. Играли вместе с 1987 г. До меня это было трио. Соло-гитарист, бас-гитарист и барабанщик. Парни позвали на вокал. А узнав, что я еще и скрипач, уговорили принести скрипку на репетицию. Играли хард рок и хэви метал. Но больше в нашем репертуаре было традиционного, приблюзованного харда. Любимые группы у нас были: "Лед Зеппелин", "Моторхед", АС/DC, "Бляк Саббат", "Дееп Пурпле", "Райнбов" и "Вхитеснаке")). Конечно, и "Железнодева", и немецкие "Скорпы", "Халловин", и "Металлика", и
"Саксон". Слушали и тогдашних новомодных глэм-металлистов, но все же предпочитали проверенную классику "Кисс".
Итак, после концерта "Бляк Саббаки" в ноябре 1989 г. на который я купил билеты всей нашей банде, кроме басиста, из Баку к нам в Ленинград приехали Саша и Вахид, а с ними Таня. Мы вели тогда полубродячую жизнь уличных музыкантов. Я уже ушел со стройки и из театра. Зарабатывали игрой в переходах метро. В составе акустического трио: скрипка, гитара и наш барабанщик на моих мастеровых бонгах, заказанных у барабанного Страдивари в Баку. За пару часов игры на улице зарабатывали довольно прилично - нам набрасывали рублей по 30-40. Если играли каждый день по часу, полтора, два, в охотку играли, не напрягаясь, то довольно быстро "снимали кассу" и шли пить кофе в "Сайгон", или есть сосиски с гречкой или макаронами в "Гастрит". Потом заваливались в какой-нибудь видеосалон - посмотреть пинк-флойдовскую "Стену", "Иисуса Христа - суперзвезду", либо что-нибудь свежее из американских или гонг-конгских боевичков. Довольно часто ездили на гастроли в Москву. Поиграть на Арбате, пошляться по слякотной осенней столице, чтобы потом вернуться в не менее промозглый город на Неве. Наш акустический репертуар составляли инструментальные версии любимых песен "Цеппелинов", "Саббатов", наши собственные импровизации, в которых скрипка и гитара попеременно солировали под изысканные восточные ритмы, выбиваемые нашим барабанщиком. Иногда моя молоденькая жена брала гитару и пела свои девичьи песни. Не плаксивые, не слезливые, а довольно интересные, как текстуально, так и мелодически. Одной из моих любимых тем была "Бляк Саббачья" песня "N.I.B.". Помните, какое там соло? Вот его я любил выпиливать на своей скрипке. А тут мы живьем увидали своих кумиров с подросткового возраста.
Вообще с 1988 года мы успели послушать в Ленинграде "Юру Хипа", Ингви Мальмстина с бывшим вокалистом Рычи Блякмора из последнего состава "Райнбова", потом к нам приезжали "Назарет" и "Бляк Саббат". И на все эти гастроли я за месяц покупал билеты, звонил друзьям в Баку, и Саша с Таней и Вахидом прибывали ко мне из столицы солнечного Азербайджана.
Перед самым Новым годом я решил свозить жену в Баку. Саша в то время отлучился от нас, навещал родню в Подмосковье, Вахид устал мотаться по сырому Питеру, в Баку его ждала жена с маленьким ребенком и очень злилась на то, что их муж и отец где-то шляется. А мы просто были молоды, по двадцать с небольшим лет. И только Таня оставалась у нас в ленинградской общаге. В общем, купил билеты на нас троих и мы поехали в Баку. Поезд был полупустой. Тревожное время. Уже почти два года тлел карабахский конфликт. Многие армяне к тому времени спешно покинули Баку. А азербайджанские села в Армении и Карабах опустели еще осенью 1987-го. Женщины с детьми и старики пешком шли через горные перевалы в Баку. И не все преодолели заснеженные кручи...
В нашем плацкартном вагоне кроме нас, меня и двух девушек на моем попечении, практически не было никого. Велик и страшен был завершающийся 1989 г., как сказал бы Михаил Булгаков, проживи он до перестройки.
Где-то в Ростове, или уже в Чечне в вагон сели двое небритых мужиков, насупленных, неласково поглядывавших в нашу сторону. Проводник заперся в своем закутке. За окнами шелестела безлиственными, голыми деревьями тягучая, унылая зима без единой снежинки. Около полуночи мы улеглись спать. Девушки залезли на верхние полки, а я остался внизу. Мне удалось поспать всего около часа, может быть, меньше. Разбудила меня Таня. Коренная бакинка, она хорошо понимала азербайджанский. Все это время, пока я храпел, Таня ворочалась и прислушивалась к шорохам и тихому разговору наших единственных соседей. Те, по словам Тани, обсуждали, кому какая из девушек достанется, после того, как вырубят спящего меня. Сон, как рукой сняло. Послал Таню обратно на верхнюю полку. Сам демонстративно прошелся по пустому вагону до купе проводника. Не за помощью, а чтобы набрать в стакан горячей воды из титана. Заварил в нем сухую чайную заварку из пачки грузинского чая, купленного по талону в Питере. И неспешно прошествовал мимо небритой парочки озабоченных мужиков. По счастью, моя юная беременная жена крепко спала и так ничего не узнала. Я просидел, не сомкнув глаз, до рассвета. Где-то, не доезжая до Баку, то ли в Сумгаите, то ли у Насосной наши соседи сошли и растворились в рассеивающейся утренней полумгле. А еще через короткое время я вышел со своими спутницами на Сабунчинском вокзале. Баку встретил нас неприветливо, дул ветер с моря, на перроне летали бумажки, было замусорено. Таня села в троллейбус и поехала домой. Серое небо, пыльные улицы. Мало народу в субботнее утро. Я поспешно потащил жену в метро. Доехали до конечной, оттуда еще минут десять на автобусе. И вот мы дома, на нашей улице имени Розы Люксембург на Разино. Через пару дней мама сводила мою благоверную в женскую консультацию, беременность подтвердили анализами. Все были ужасно рады. А тут и Новый год. Через пару дней выпал снег. Я в эти дни перечитывал "Белую гвардию" Булгакова. И мне почему-то казалось, что бакинские улицы трансформировались в киевские, в 1918 год. Даром, что моя бабушка была уроженкой матери городов русских. И запомнила на всю жизнь, как в 1920-м к ним в дом пришли с обыском поляки, захватившие ненадолго Киев тогда. И ситуация в прабабушкином доме почти зеркально повторила момент, описанный Булгаковым в доме на Алексеевском спуске у Турбиных. Только вместо маузера полковника Най-Турса тогда был утрачен прадедовский кинжал, который моя прабабушка выбросила в окно. В сад. Где его кто-то и подобрал. А так он вполне мог бы и сейчас висеть у меня на ковре, как память о прадеде.
Так наступил 1990-й. Предпоследний год существования СССР. Еще через неделю мы улетели из Баку в Москву. А 13 января начались в городе волнения, погромы. И только 20-го Горбачев ввел в город армейские части. При входе погибло немало горожан. Вот почему, когда я беру в руки "Белую гвардию", или пересматриваю гениальную экранизацию Владимира Басова пьесы "Дни Турбиных", мое сердце сжимается. Я вспоминаю осенний промозглый Питер, слякотную Москву и пыльный Баку конца 1989-го года. Так было. Это мы пережили. Развал великой державы. Вот поэтому сегодня нам так нужно победить. И снова возродить свою Родину, как это было после победы в гражданской войне столетней давности. И полем боя, как в 1918 - 1920 г.г. опять стало Дикое Поле, Руина, где в двенадцатом веке один князь - мой тезка, собрался в неудачный поход против половцев, а другой князь, тоже мой тезка, был убит во время одного из тогдашних майданов в Киеве. Бабушка ведь и назвала меня в честь своего любимого святого мученика - князя киевского и черниговского, смиренно принявшего свой крест и муку. Чтобы после короткого времени на его могиле стали совершаться чудеса. И к ним потянулись люди - предки современных малороссов, тогда просто русичи Юго-Восточной, Малой Руси.
Но как сказал Высоцкий в роли Глеба Жеглова, а проживу я их всех дольше, чтобы вбить кол осиновый в их поганую могилу. Победа будет за нами, ибо наше дело правое. У нас уже снова сильная и набирающаяся все больше опыта армия, и солдаты в окопах верят в нашего Верховного главнокомандующего, даже называют его "батей". И как их деды и прадеды в Великую Отечественную готовы идти до конца, до капитуляции врага в очередной рейхсканцелярии и Знамени Победы над рейхстагом. Верю и знаю, так и будет! Очень хочется вновь увидеть Крещатик, пройтись по Алексеевскому спуску и погулять по Подолу, где, возможно, сохранился дом моей прабабушки. Правда, я вряд ли узнаю его, не вспомню. Да это и не важно. Главное, что мы непременно победим!

28. 12. 2023 г.