Это было тридцать первого декабря.
Днём, на импровизированном ёлочном базаре возле дома, я удочерила ёлку.
До нового года оставалось часов десять.
Ёлка была откровенно плохая. Словно хвойный детёныш, которого выловили сетью
из лесного моря и притащили насильно на смотрины равнодушным опекунам.
Мне стало её так жалко, что я выцепила варежкой
опутанный сеткой тонкий, корявый ствол и потащила домой - отогревать.
Дома ёлка отблагодарила меня тем, что сразу же испуганно полуобнажилась.
Голые ветки беззащитно и сиротливо дрожали то тут, то там,
взывая скорбным укором к моему состраданию и чувству прекрасного.
Часа через два, когда ёлка, красивая и нарядная,
ехидно подмигивала мне разноцветной гирляндой,
по квартире мягко растекался терпкий хвойно-смолистый аромат,
а я, в липкой смоле, утыканная ёлкиными иголками, взъерошенная и расцарапанная,
будто наряжала злющую дикую кошку, но удовлетворённая,
оглядывала результаты трудов, вдруг обнаружилось, что у меня в доме нет мандаринов.
Совсем-совсем ни одной мандаринки, даже самой завалящей.
А какой же это новый год, если без мандаринов ?