Еще в XVII веке наметилось два направления очерченные дьяконом Тимофеевым «овiи к востоку зрятъ — овiи же к западу». В веке XVIII западное влияние проникает в сознание и быт русского человека, прежде всего дворянина, с разных сторон. Катализатором полярного разделения русского общества на славянофилов и «западников», живущих преимущественно «французским» умом и «французскими» чувствами, стала война с Наполеоном в 1812-1815 годов. В Европе в таких русских-западниках видели переодетого в европейский костюм татарина, соотечественникам они представлялись родившимися в России французами. Вопрос о самобытности и самодостаточности русского народа первые десятилетия XIX века поставили на необычайную высоту.
В обширном ряду лиц, доблестно потрудившихся для просветления замутившейся под влиянием нигилистов и либералов русской общественной совести и мысли, для восстановления в русской жизни подавленных всякого рода иноземными терниями и наносными плевелами ее исконных, творческих начал, — первое, если не по времени, то по значению, место принадлежит Хомякову — одному из самых сильных умом и духом, одному из самых просвещенных, и, что важнее всего, одному из самых цельных русских людей, каких только дала новая послепетровская Россия.
Из стихов Хомаякова:
Не в пьянстве похвалы безумной,
Не в пьянстве гордости слепой,
Не в буйстве смеха тени шумной,
Не в звоне чаши круговой,
Не в силе трезвенной смиренья,
Но обновленной чистоты,
На подвиг грозного служенья
В кровавый бой предстанешь ты.
Как только не иронизировали «западники» по поводу славянофилов. В одном из таких стихотворений «Последние славяне» Д.Д. Минаев — Обличительный поэт (он же Темный человек), разделяющий левые радикально-демократические позиции — в 1863 году писал:
Когда в челе своих дружин,
Победу празднуя заране,
Стоял Аксаков Константин, —
Мужали духом все славяне.
Славяне в мУрмолках, в бобрах
Сидели, с злобою циклопа,
И ждали — скоро ли во прах
Падет, разбитая Европа?
Спор между славянофилами и «западниками» продолжался в умах русского дворянства и интеллигенции еще столетие, пока логический итог его не был точно подведен Василием Розановым:
— Дело было вовсе не в «славянофильстве» и «западничестве». Это — цензурные и удобные термины, прикрывавшие собою далеко не столь невинное явление. Шло дело о нашем отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать, как злейшего врага некоторого просвещения и культуры, и шло дело о христианстве и церкви, которые указывалось понимать, как заслон мрака, темноты и невежества; заслон и — в существе своем — ошибку истории, суеверие, пережиток, «то, чего нет».
— Россия, — по мнению западников —не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. России собственно — нет, она — только кажется. Это — ужасный фантом, ужасный кошмар, который давит душу всех просвещенных людей. От этого кошмара мы бежим за границу, эмигрируем; и если соглашаемся оставить себя в России, то ради того, единственно, что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не будет; и его рассеем мы, и для этого рассеяния остаемся на этом проклятом месте Восточной Европы. Народ наш есть только «среда», «материал», «вещество» для принятия в себя единой и универсальной и окончательной истины, каковая обобщено именуется «европейскою цивилизацией». Никакой «русской цивилизации», никакой «русской культуры».
— Белинский дал понять «своим», т.е. дал понять всей читающей России, что славянофильство есть некоторое «неприличное место» в духовной жизни нашего общества. Писарев, которому вся Россия также кинулась на встречу, — называл славянофильских писателей и ученых «Ванькиной литературой».
— Потому, что они верят в Бога и признают Россию. Славянофилы действительно учили, что Россия содержит в себе зерно самостоятельного и другого развития, чем по пути какой прошла Европа. И покоится это на двух фактах: другая церковь, другая история. Вся западная политическая история представляет собою насилие сильного над слабым. Тот способ, каким произошли наши остзейские бароны и графы, —этим способом произошли и западноевропейские княжества, сливавшиеся в королевства и выросшие до империй.
— Везде один факт: в мирное, тихое, живущее натуральной жизнью население приходит толпа закованных в железо воинов («рыцари»), ставят укрепленный дом («замок»), окруженный рвом и высокой стеной; и насилием, принуждением обращают население, окружающее эти «замки», в рабство. «Господа» и «рабы», «феодальное дворянство» и с другой стороны «крестьяне» и «ремесленники» — суть всего, зерно всего; это — общая ткань, из которой выткана вся Европа.
На фото портрет Хомякова из книги Аф. Васильева к 100 летию со дня рождения А.С. Хомякова. Петроград, 1904 г.