Мне с каждым днём
всё тяжелей даются строчки:
оксюморон острее режет, чем заточка.
Я исписалась к двадцати годам.
Поверить только!
И написание стихов теперь
подобно гольфу.
И кто-то скажет:
«дай нормальные стихи нам» —
а я размазываю рифму
мастихином,
как в гармоническом
секунды диссонанс,
пишу я кровью
авангардный декаданс.
Пишу поверх
бетонного холста
о том, что смерть —
бездонна и проста —
закапываю свой талант
и, как ни странно, капли,
чтобы не видеть твои нудные
«не так ли?»,
чтоб не читать
эти нелепые уставы,
а их не рифмовать
с «чуть приоткрыв уста, вы»,
но с каждым днём
всё меньше аллегорий,
и из частиц не соберу я
больше море.
И с каждой падающей
тёмно-алой каплей
сильней пронзает рифма
острой саблей.
Я об одном прошу
в час позднего романса:
зови последней
из поэтов декаданса.