«Любезнейший Пётр Алексеич, –
сказал государю ведун, –
напрасно ты здесь моисеишь
исполненный тяжестью дум.
Взгляни на развесистый дуб
и прочь уплывай: пожалеешь,
коль впредь обоснуешься тут.
Не Ева – стихий кобылица
здесь след оставляет. Сюда,
когда вороная взбесится, –
нежданно приходит беда
и, если заставит нужда,
тут можно лишь только напиться,
а строить и жить – никогда».
«Прощай, не перечь! Для потомков, -
сказал Царь, – здесь городу быть.
Пусть давит «кобыле на холку
хомут», дабы нрав укротить,
а страх прикажу изрубить,
чтоб впредь не смущать дуботолков.
Отсель буду шведам грозить!»
С тех пор дверь на Запад открыта.
Я замер с раздумьями в ней:
как много легло под копыта
ужасных стихийных страстей
во имя великих идей,
запомнившихся и забытых,
сей край обживавших людей.
Махнёшь ли опять своей гривой,
Нева? Буйный нрав укрощён
пресыщенный ветром, дождливым...
Живу с ним, и с детских времён
в твой город, хоть в нём не рождён,
манимый мечтою красивой,
зачем-то так сильно влюблён.